Лихорадка в ритме диска
Наталия Яровая


У Вадима, симпатичного бизнесмена, по уши влюбленного в молодую преподавательницу Ольгу, таинственным образом пропал компьютерный диск с убийственным компроматом на очень серьезного фигуранта. Из-за этого диска парню грозит разборка со смертельным исходом. Ради его спасения Ольга берется отыскать пропажу.

В то же самое время и по той же причине, но в другом месте между жизнью и смертью оказываются две молодые девушки, и как будто им и вовсе рассчитывать не на кого, но, быть может, мир все-таки не без добрых людей?..


Наталия Яровая

Лихорадка в ритме диска


Часть первая

Вадя


Моя попытка прорваться к компьютеру частенько заканчивается скандалом, а ноутбук явно не светит. Гениальная мысль озарила внезапно — почему бы не писать от руки? В конце концов, все великие делали то же самое.

Не откладывая в долгий ящик, я отправилась покупать блокнот.

В «Канцелярскую крысу» не поехала, там, слов нет, есть из чего выбирать, но цены!.. А нам, гениальным писателям, это ни к чему. Будь проще, и люди к тебе потянутся…

Короче, в простеньком канцелярском отделе выбор был невелик: обычный блокнот, непременно скрепленный сверху пружинкой (мы, гонимые гении, любим писать на коленях, потому к блокноту особые требования) и разлинованный с двух сторон (так надо!), нашелся быстро и был предложен мне за двадцать четыре рубля. Чуть поменьше и пожиже стоил двенадцать.

— Давайте за двенадцать, — пробубнил моим голосом Ипполит Матвеевич.

Продавщица подалась выбивать чек, но мой внутренний Киса Воробьянинов вовремя очнулся и решительно изменил ситуацию:

— Нет! За двадцать четыре!

Продавщица долго рылась в своих коробках, в результате чего констатировала, что этот, с витрины, последний. Был шанс поторговаться, потому как этот с витрины выглядел пыльноватым и с заломами на обложке, но Киса прошипел мне в ухо: «Ша! Гулять так гулять!» Чек на покупку был незамедлительно выбит.

…Солнце!

Солнце жарило, как перепуганное.

Я теперь люблю будние дни, потому что на пляже мало народу. Ну да, народ же в будни работает, а загорает по выходным. Я раньше тоже любила выходные.

Потому что в будни из-за работы невозможно было выбраться на пляж. Приходилось париться в офисе или еще хлеще — мотаться по городу в душной машине, проклиная пробки и всяких козлов в других автомобилях. А в выходные — ни тебе пробок, ни тебе работы…

Ну а самый смак, конечно, — пятничная предтеча. Мм! «Спасибо, Господи, сегодня — пятница!» — это не я, это американцы изобрели себе такую утреннюю пятничную молитву, и что-то в этом есть, в точку попали. Не такая уж горькая я лентяйка, но в пятницу с утра настроение было всегда получше, чем, к примеру, в понедельник.

Сегодня вот не пятница и даже не четверг, а всего лишь безликий то ли вторник, то ли понедельник — какая разница теперь? Начало трудовой недели, в общем. Но дни недели меня теперь мало волнуют.

Солнце! Солнце!! Солнце!!! И гладкое-гладкое море. Слабый ветерок. На пляже почти безлюдно.

Здесь вообще народу много не бывает. Во-первых, от остановок общественного транспорта далеко — только на машине подъехать удобно, во-вторых, берег слишком каменистый — толком не поваляешься, да и в море спокойно не войдешь. Ну и потом не забываем — разгар рабочей недели. Зато воздух здесь — чистейший, и море тоже.

Да и вообще живописно вокруг: скалы, валуны, море. Но не каждому горожанину дано оценить это. В целом принять такой пляжный ландшафт могут только две категории: такие, как я, — это первые, и пацаны лет до шестнадцати — это вторые. Первые — по причине наличия шезлонга и невеликой привязанности к водным процедурам. Вторые — из-за пристрастия понырять с этих самых валунов в чистейшую воду, а потом на этих же камнях распластаться ящерицами под солнцем.

Короче, мало нас, истинных любителей экстремального загара. Сижу себе, загораю и под шум волны книжечку почитываю, кайф!


Однако солнце жарит, зараза! Пойду-ка отсюда, а то сгорю, не ровен час. Сборы много времени не занимают: шорты, футболка, сандалии. Шезлонг складывается легким движением руки, хоть уже и трехлетний старичок, и совсем выгорел, но технически не подводит — держится…

Двинулась потихоньку. Не тут-то было!

— Девушка!

Я так и знала, что он прицепится! Но не ожидала, что с такой прытью. Он выпрыгнул из своего навороченного шезлонга так шустро, что тот, бедняга, упал.

В этом месте — немного о себе. Мне тридцать шесть, и даже если кто-то хочет мне польстить, то все равно меньше тридцати пяти не дают. Маникюр и педикюр имеют место быть, но даже беглого взгляда достаточно, чтобы определить — их делал не великий профессионал, а точнее, я сама. Прическа еще куда ни шло в силу того, что волосы собраны в хвост, а там уже не разберешь — может, я вчера от стилиста, а сегодня вот солнце, зараза, жарит, пришлось хвостик подобрать. Комплекции я не мелкой, а за последний год прилично поднабрала, хотя и раньше к разряду худышек не относилась. К плюсам можно отнести только одно: одеваюсь я весьма демократично и почти с изюминкой. Объяснить это нетрудно: последний раз мне удалось кардинально обновить гардероб два с половиной года назад. Мы тогда с друзьями встречали в Париже Новый год. Заодно и шопинг сделали. Приличный такой шопинг, на все времена года. С тех пор больше ни Парижей, ни шопингов. Да и друзей поменьше стало.

Можно, конечно, в Китай куда-нибудь смотаться обновиться. Но как-то и в Китай вдруг стало накладно. Да и разве сравнишь французскую тряпку с китайской? Шарм есть шарм, хоть и двухлетней давности. Так что бережно донашиваю парижские вещички.

Вот такой, почти тяжелый, словесный автопортрет. Поэтому на «девушку» я особо не отреагировала, хотя и заподозрила, что это в мой адрес.

До этого он целый час дефилировал передо мной туда-сюда. Нет, ну сначала он, конечно, подъехал на сверкающем джипе. Моделька джипа так себе, не из последних. Но блестит! А наворочек! И наклейки, и чехол для запаски, и литье, и лесенка сзади, и сверху что-то там понакручено! В салоне — я так невзначай бросила взгляд — чистота, футлярчики всякие и подставочки прицеплены. Ну а парнишка оттуда неспешно выгребся — орел! Фигура как у Аполлона, плавки, как у американца, до колен, походка — Шварценеггер, взгляд — Бельмондо. Нет, ну правда — симпатичный такой паренек. И ежик на голове аккуратненький, чуть рыжеватый. Один минус — росточком подкачал. Примерно как я — сто шестьдесят шесть. Но это его не очень портило, если честно. А в остальном — хоть сразу в кино. Из машины достал красивый шезлонг, новенький, блестящий, справа от меня расположился. Ну и ладно, не мешает.

Я прядку, выбившуюся из хвостика, за ухо пристроила и дальше себе в своем шезлонге военном сижу, книжку почитываю, на морскую гладь гляжу.

Сначала я думала: он перед девчонками выпендриваться взялся, которые рядом на камнях жарились, ровненькие, гладенькие, молоденькие — глаз радуется. Качественная пошла у нас молодежь, чего греха таить! Он и так и эдак гоголем пройдет. Даже на камень в море взгромоздился и нырнул красиво. Недолго плавал, правда. Вернулся, эффектно в шезлонг свой упал, кремом каким-то ароматным из пшикалки набрызгал на тело, по сотику пару звонков сделал. И тут вдруг чудиться мне стало, что весь этот спектакль — для меня. С трудом, конечно, верилось. Да и помоложе меня этот Шварценеггер выглядел.

Короче, или маньяк, или я себя недооцениваю. Что сомнительно.

— Девушка!

Сделала вид, что это я. Притормозила. Он как-то растерянно рядом затоптался. На ногах — сандалики, модные, чистенькие, как его машинка. Пришлось изображать в глазах вечно уместное американское: «Чем я могу помочь?» Вместе с резиновой улыбкой, конечно.

— Вы уже уходите? — как-то так отчаянно спросил, что я даже огляделась вокруг — может, еще кто, кроме меня, уходит? Да нет вроде. Нас тут всего-то раз-два и обчелся.

Я растерялась:

— Ну да.

— А вы здесь часто бываете?

— Бываю. Когда погода хорошая.

— А можно я, когда погода хорошая будет, вам позвоню? Мы договоримся, и я тоже сюда подъеду.

— Да можно. — Я еще больше растерялась. И не похож на маньяка вроде.

— А номер телефончика скажите, я запишу. Сказала. Он забил его в свой сотик. Чего-то вдруг жалко его стало, решила признаться:

— Только вы в ближайшие дни вряд ли дозвонитесь.

— Уезжаете?

Без лишней скромности скажу: ну, прямо огорчился парень!

— Нет, не уезжаю. Телефон заблокирован. Счет пустой. Только дня через три смогу оплатить.

Он как-то вдумался чересчур уж, а я и пошла себе. Мог бы для приличия хоть шезлонг помочь донести. Не то воспитание, не то…

Машина моя за территорией пляжа стояла. Въезд на пляж — полтинник. За что? — вопила моя душа. Надо же, вопить научилась! Это за полтинник-то! Тут вообще-то и за вход на пляж платить полагалось десятку, но мальчишка на шлагбауме как-то по-свойски мне подмигнул и на десятку мою отмахнулся. Опять-таки два варианта: не то красотой моей неземной сражен, не то заметил, что я эту десятку из сумки мелочью набирала. Первый вариант приятнее, конечно, но второй реалистичнее.

«Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели…»[1 - Строка из стихотворения С. Гудзенко «Мое поколение».] — песня такая вдруг вспомнилась, из кинофильма. Больше слов не помню, про войну что-то.


Дома ожидал приятный сюрприз — ни-ко-го! Очень редкое состояние для нашей многочисленной семьи. Обычно только Мишка, мой сын, оправдывает надежды. В силу своего подростково-юношеского возраста он отсутствовал в квартире весь световой день. В этом на него всегда можно положиться! Особенно в летний период. Ремонт веломототехники, рыбалка, вылазки на пляж, свидания с девчонками — он всегда находил себе дело по душе. Остальные же обитатели нашего жилища выглядели на его фоне просто бездельниками и норовили вечно околачиваться дома, путаясь друг у друга под ногами.

И вот вдруг такая редкая удача: дома тихо и безлюдно.

Звонок в дверь раздался ровно через три минуты после того, как я переступила порог, специально время засекла, чтоб знать, сколько мне счастья отпущено. Не успела заглянуть в глазок, как получила исчерпывающий ответ из-за двери:

— Я!

Кто б сомневался? Первая ласточка — Алик, мой племянник. Сейчас и остальные, как пчелы на мед, слетятся.

— А мама где? — вопросил племянничек. Он всегда задает этот вопрос с таким отчаянием, что я сама начинаю тревожиться.

— Не знаю, — пришлось признаться честно, после чего он мрачно прошествовал мимо меня. Пинков, что ли, во дворе надавали? Грязные кроссовки, конечно, только в конце прихожей удосужился снять. — Чего не гуляется? — дипломатично осведомилась я. — Погодка хорошая такая…

— Никто не гуляет, — буркнул Алик, уединился в кабинете и уселся к компьютеру, какую-то свою игрушку запустил. Лезть к нему опасно — мрачнее тучи. Подрался, видать. Между прочим, до этого мы с ним и с Валюшкой по-честному время расписали: кто из нас и когда за компом сидит. Сейчас, кстати, мое время! Но спорить почему-то не хотелось.

Тем временем глаз мой отметил, что наша квартира сияет просто пасхальной чистотой, а на плите стоит еще тепленький обед. Тут-то взялась меня мучить совесть: пока я целый день прохлаждалась у моря, домочадцы колотились в поте лица по хозяйству. Ковры вычищены, пыль вытерта, борщ в кастрюльке еще почти шевелится, и (о боже!) в тазике, нежно прикрытом салфеткой, толченная с сахаром смородина на зиму запасается.

А я-то, я-то! Весь день на пляже прохлаждаюсь! Совсем мне сделалось худо, и я бросилась варить компот. Алаверды.

Напрасно, конечно. Для начала неудачно взгромоздила кастрюлю на плиту — половина содержимого (хорошо еще, холодного) выплеснулась на пол, вместе с ягодками разумеется. Ягодок добавила, воды тоже, снова варить пристроила. Не очень-то и огорчилась при этом. В последнее время уже привыкла (все вокруг — тоже), что я то упаду, то уроню что-нибудь, то ушибусь или еще чего. Полоса у меня такая настала, не белая, второй год уже тянется. Ну да бог с ней. Надо, значит, так. Переживу.

В общем, с компотом все наладилось. Сейчас жарко, кисленький в охотку пойдет.

Тем временем взялась подтирать пролитое. Опять же с опаской, и не зря. Для начала руку обожгла о радиатор в ванной, когда тряпку брала — ну, забыла, что он горячий. Ерунда! Потом, уже в процессе подтирания, пару раз головой довольно ощутимо задела столешницу — ха, и не такое видали! Ну а когда на уже протертый пол упало приготовленное для салата яйцо и… разбилось — я только диву далась: уверена была, что оно вареное. Оказалось — сырое!

Однако результат был в конце концов достигнут. Пол сиял, компот стыл. «И не надо зря портить нервы — вроде зебры жизнь, вроде зебры…» Тоже песня такая.

Тут и Алик в кухне материализовался. Видно, забеспокоился, чего это его от компьютера не гонят. Не знает же еще, дуралей, что я сегодня на блокнотик разорилась — оттого и не гонят.

Дипломатично предложила ему пообедать, он опрометчиво отказался. После этого выдержал минут десять, не больше. Я как раз в душе плескалась, слышу — холодильник щелк-щелк, потом микроволновка звякнула — Алик втихаря навалился на сосиски.

Когда вышла, уже никаких следов. Ладно — все не голодный.

Чем заняться-то? Прям непривычно в одиночестве по квартире ходить. Хоть нас и пятеро здесь живет, но площадь, слава богу, позволяет. Еще в зажиточные времена Валюшка, моя сестра, купила себе трехкомнатную. А тут как раз соседи через стенку свою двушку на продажу выставили, мы и прикупили. Сразу ремонт сделали, обе квартиры объединили, Валюшка настояла. При этом кухню оставили одну, мы там все равно только готовим, а едим — где попало. Соседскую же кухню перестроили под кабинет, в нем-то мы теперь копья и ломаем за место у компьютера. А вот ванные с туалетами обе оставили — мудрое решение, как позже выяснилось. В результате вышло неплохо: шесть комнат. Потом подумали и сделали еще лучше: две комнаты объединили в одну большую гостиную. Итого получилось — просторная прихожая и пять комнат: кабинет, приличная гостиная плюс три спальни. А также кухня, две ванные и два санузла.

Поначалу в новой квартире барствовали трое: Валюшка, Алик и наша мама-бабушка. Жаловались, что сильно просторно, но потом затихли. Потому что мы с Мишкой к ним подселились. И еще наш кот Семен редкой британской породы.

Одна спальня закрепилась за мальчиками, другая за девочками (мы с Валюшкой), третью мы уважительно маме-бабушке выделили. Ну а кабинет — святое дело — Валюшке, мне и пацанам, с почасовым расписанием. Ничего, разместились.


Я уже беспокоиться взялась: куда все подевались?

И тут же в замке зашевелился ключ — накаркала. Сначала Валюшка пришла, она на работу, оказывается, ездила. Сама! На автобусе! Ну да, на ее машине я уехала, и связи никакой, сотик заблокирован. Стыдно, конечно, машина-то одна на всю семью осталась! Вскорости и мама-бабушка нарисовалась — на рынок ездила. Опять же — на автобусе. Провалиться мне от стыда!

В самый кульминационный момент затрезвонил мой сотовый, и все застыли с открытыми ртами — он же отключен! Опасливо достала его из сумки. Звонит! И номер какой-то неизвестный высветился.

— Алло!

— Алло! — молодой, очень бодренький голос. — Здравствуйте!

— Здравствуйте!

— Это я!

Очень содержательная информация!

— Кто «я»?

— Ну, мы на пляже сегодня познакомились. Меня, кстати, Вадик зовут. А вас?

— Оля, — проблеяла я растерянно.

Домочадцы навострили уши и обступили меня плотным кольцом.

— Оля, я в вашу телефонную компанию заехал и заплатил за вас. Так что следующий солнечный день за вами. Я позвоню. Хорошо?

— Хорошо. — Я совсем ничего не поняла, а Вадик отключился.

Домочадцы замерли в ожидании объяснений.

— Дурачок какой-то, — очень подробно пояснила я и пожала плечами.

Тут, к счастью, бешеной трелью залился дверной звонок — на вечернюю поверку прибыл Мишка. Затребовал еды, желательно побольше. И Алик сразу голодной смертью начал угрожать. В общем, все вокруг ожило.


Отужинали в гостиной, как водится. После чего мальчики удалились во двор на «разборки» — выяснять, за что Алика отлупили (я как в воду глядела), а мы принялись мыть посуду.

Потом всяким мелким хозяйством занимались. На часы глянули — ба! Полдвенадцатого уже! Всем спать!

Мальчишки в своей комнате возились. Мама-бабушка в спальне молитву бормотала, а может, детективчик какой вслух читала или новую книгу Мулдашева. Одна Валюшка в спальню не торопилась — в Интернете погрязла.

Все как обычно.

А я перед сном дала себе ежевечернюю клятву — с утра начать новую жизнь.

А именно: сесть на диету и активно (активно!) заняться спортом. На том и уснула.


С утра заморосило. Ну, теперь на неделю. Поганое какое-то лето в этом году. Если, конечно, можно назвать летом четыре (точно-точно, четыре: я считала, мне все равно делать нечего) солнечных дня. А между тем уже середина июля. Мы в прошлом году из-за солнца продыху не знали все три месяца. Домочадцы мои каждый день к морю мотались, а я, злобненькая, — в офис на работу. Зато в этом году — свобода, но никакой возможности по части позагорать.

Я вроде уже оговаривалась, что в этом году мне необычайно «везет». Мало того что я спотыкаюсь, ударяюсь, цепляюсь, роняю, проливаю и т. д., я еще фактически ухитряюсь управлять валютно-финансовым рынком страны. Так, к примеру, если мне необходимо продать доллары, значит, вся страна за день до этого кинулась от них избавляться, и курс их резко падает. И наоборот, случись мне покупать валюту, все как раз ее скупают, следовательно, котировки ползут вверх. Продать себя на форекс в качестве антибарометра, что ли?


Итак, на голову города снова был надет мешок сырого тумана, синоптики оптимистично прогнозировали после двух дней моросни существенное усиление осадков, вплоть до ливневых. При этом по краю в трех-четырех часах езды от города жарко палит солнце и селяне ходят с опухшими лбами. Потому как ежевечерне бьют поклоны, моля Господа пролить на их потрескавшиеся от жажды поля хоть ведро воды.

— А может, поедем на пару дней в Спасск? — брякнула я на третий день, когда морось уверенно переросла в проливной дождь. — Там сухо и тепло! А то скоро жабры вырастут.

Последнюю фразу я произнесла жалостливо. Потому что Валюшка и мама смотрели на меня как на человека в общем-то хорошего, но слегка отстающего в развитии.

И, как бы подтверждая этот факт, Валюшка мягким тоном главврача психиатрической больницы пояснила мне, любимому пациенту:

— Ольчик, ну прикинь, сколько нам все это будет стоить! Ладно — бензин. А продукты? А жилье? Лучше уж мы солнца дождемся здесь. Хочешь, съезди куда-нибудь одна. У тебя же друзья в Славянке есть. Это всем табором мы для них обузой будем, а ты одна — им только в радость.

— Не, не, не! Мне без вас неинтересно и вообще…

«Ну, если только вы на этом очень настаиваете!» — продолжила я про себя.

Но никто не настаивал. Видно, тоже боялись, что в мое отсутствие их сердца по очереди разорвутся от жестокой тоски.

Валюшка права, конечно. Наше нынешнее материальное положение можно охарактеризовать как оставляющее желать лучшего. Это я просто забываюсь иногда. Нет-нет, а по старой памяти возьму да и создам брешь в бюджете. Это раньше мы, не задумываясь, распихались бы по машинам и — вперед, не взяв с собой ничего лишнего, поскольку по дороге все можно купить.

А теперь фактически единственный кормилец в семье — Валюшка. Она директор проектного института. Неплохо зарабатывает. Но и нас у нее на руках четверо. Мои приработки теперь настолько невелики и нестабильны, что практически и незаметны.

Маме ее пенсию мы великодушно разрешаем тратить на себя, «ни в чем себе не отказывая». Этой суммы ей вполне хватает на один ежемесячный выход с подружками в сауну, на два посещения кафе с ними же, на три киносеанса (в утреннее время за полцены плюс пенсионное удостоверение) и на какой-нибудь добрячок для внуков.

Хорошо, что три года назад ее потянуло в Сибирь на историческую родину. Тогда я махом обновила ей весь гардероб и даже настояла на покупке красивой шубы. Уже через год я не то что на такую одежку, даже на авиабилет вряд ли наскребла бы. А так — до сих пор ходит наш мамусик как кукла — нарядная. Она вещи аккуратно носит, на много лет вперед хватит.

Ну и мы с Валюшкой по инерции еще вполне прилично выглядим. У меня раньше хорошая привычка была: пару раз одежки надену, потом — раздам или навезу откуда-нибудь чемоданы барахла — и ну во все стороны дарить: это не нравится, это мне не по размеру… Хорошо еще, что большая часть Валюшке перепадала, а она у нас девушка практичная: надо — не надо (потом разберемся), а вещичку приберет, в шкафчик сложит.

Теперь это очень даже для нас оказалось полезным. Потихоньку на свет извлекаем и еще как носим! Вроде как новенькое. У меня вкус неплохой, классический — тряпочки удачные покупала, годами из моды не выходят.


Так что идею мою поехать в Спасск отвергли. И правильно сделали.

А не так давно, кстати, у меня был свой домик на озере Ханка. Получилось так.

Была у меня подружка в свое время, не очень-то близкая, но из тех, что забыть о себе не дадут, — Ирка. Родом она из села Никольского, но давно уже окопалась в городе, вышла замуж, вырастила дочку, нашла какого-то таинственного спонсора, пристроила дочь в университет.

Она вообще умела профессионально просить. Не клянчить, не попрошайничать, а именно — попросить у нужного человека и в нужное время. Меня в свое время она упросила пристроить ее племянницу, прибывшую из того же Никольского, в институт, «хоть в какой, хоть на кого». Было это четыре года назад. Я не очень-то люблю такие просьбы, но буквально за месяц до этого Ирка выдернула меня на свою историческую родину, вывезла на пляж в заповедной зоне, а потом сообщила, что какая-то их двоюродная «бабка Танька» съезжает к сыну, а свой домишко продает. Никольское давно уже превратилось в умирающее село, разве что расположенное в живописном месте, поэтому продать там дом — вещь нереальная. Разве что под дачу. Именно это мне, сраженной природой и чистейшей водой безбрежного озера, и было в ту минуту надо.

Сделку оформили немедленно. Справный домик с огромным земельным наделом тут же перешел в мое пользование за смешные деньги — двести баксов. Ничего оформлять, конечно, не стали — себе дороже, в селе таких домов с десяток стоят просто заколоченные и гибнут на глазах. Земельный участок в силу ненадобности я тут же разрешила засевать очередным Иркиным родственникам, а в домик наняла пару местных пьяниц, поручив им сделать простенький ремонт. Через неделю мы завезли в новые владения мебель и бытовую технику, все, конечно, подержанное, но для дачи вполне приличное. Пьянчужки добросовестно освежили дом, получили расчет. И потом все лето там отдыхали то мы, то мои, то Валюшкины друзья, то бабушкины приятельницы.

Когда приезжали мы с Валюшкой и детьми, Иришка с родственниками нас опекали, как младенцев: вывозили на катере в заповедные зоны, готовили в мангале свежевыловленных сазанов. Все были довольны и практически счастливы. Мне очень нравилось! «Наши деревенские родственники», — называла их Валюшка.

Короче, когда Ирка заикнулась о племяннице, я просто не смогла отказать.

Подключив кое-какие связи, я пристроила девочку учиться на менеджера. Трудности начались позже. Вкусив свободной городской жизни, Иркина племянница наотрез отказывалась не то чтобы учиться, а даже просто посещать занятия. Первый ее курс мы закрыли кое-как. На втором она исчезла совсем. Я обрывала Иркин телефон, она грозилась прибить племянницу, но та осталась в живых, насколько я знаю. Правда, из института ее отчислили. Мне вмешаться в этот процесс было практически невозможно в связи с начавшимися у меня проблемами.

В то лето мы так и не выбрались в свои владения. Домочадцы наотрез отказывались ехать без меня, а мне было не до отдыха. Ирка тоже как-то плавно сошла с горизонта, мы даже не перезванивались.

Прошел еще год. Прошлым летом я, изрядно пощипанная и обедневшая, вышла из депрессии и первым делом вспомнила про домик на озере Ханка. Тем более что других вариантов отдыха не предвиделось.

Я бодро велела детям и бабушке собираться. Мишку послали с длинным списком в магазин, мамусик взялась собирать кастрюльки и тарелки, сетуя, что каждый год туда возим, а их потом воруют.

Я тем временем нашла Иркин телефон и радостно сообщила ей, что мы планируем вылазку в поместье и как оно там вообще. Не могу сказать, чтобы Ирка запрыгала от радости, услышав мой голос. А после сообщения о наших сборах в Никольское на том конце провода возникла некоторая заминка. Ирка скороговоркой сказала, что ей неудобно говорить, и пообещала перезвонить через пять минут. Я особо не удивилась: кто я теперь, обычный препод. Не совсем та категория людей, которые интересуют Ирку. Это неудивительно — таких «друзей», как она, за минувший год я растеряла десятка три, причем не очень горюя о потере.

Где-то через полчаса раздался ответный звонок. Сухим и деловым тоном Ирка доложила мне, что они продали мой дом зимой, чем несколько меня обескуражила.

— Не поняла, — честно призналась я.

— Ну, вот так вышло, Оля, дом никто не навещал, он ветшал, тут появились желающие, мы и сговорились с ними. А до тебя я никак не могла дозвониться.

Это, конечно, непростая проблема, учитывая, что у Иры есть номера моего и Валюшкиного сотовых, Валюшкин рабочий и наш домашний телефоны. Вообще-то в былые времена, при необходимости, Ира находила меня в любой точке земного шара буквально за пятнадцать минут.

— А деньги? — глупо уточнила я.

— Деньги у меня, конечно, — ответила Ирка с легкой насмешкой. — Давай завтра в одиннадцать встретимся у парка, я отдам.

Я не успела согласиться, как в трубке послышались короткие гудки.

Короче, и я, и домочадцы расстроились ужасно. Валюшка пыталась меня утешить:

— Ну, ты же всегда знала ей цену!

Действовало слабо. Я вынашивала планы мести.

Наутро я приехала к месту встречи. Ирки не было, подошел ее зять, отдал мне двести баксов.

— Там еще была мебель, — стараясь говорить сквозь зубы, пояснила я. — И вообще, у меня есть свой покупатель за штуку баксов.

— Это ты с Иркой выясняй, — справедливо заметил зять. — Сама знаешь, она «мутная».

На обратном пути я злилась, строила планы мести и рулила как пьяный гонщик. Однако к вечеру Валюшка в очередной раз меня угомонила:

— Брось ты, Лелик. Не пачкайся. Все само собой всем воздастся. Поучительная история, да и все.

И я сразу успокоилась. Вот умеет Валюшка!..


Тем временем дождь льет. Никуда не выбираемся. Ситуацию отягощает то положение, что у детей каникулы, у сестры — отпуск, у мамы-бабушки — заслуженный отдых, а я — бездельник.

На фоне всеобщего вынужденного торчания семейства в четырех стенах — дети ежечасно норовят перекусить или рвутся к компьютеру. Я уже к нему и не лезу.

Боевую вахту по воспитанию молодого поколения несу в основном я, так как бабушке сразу с двумя внуками управиться трудно, а Валюшкин отдых мы всячески оберегаем — она его заслужила, пусть читает своего Мулдашева, когда за компьютером не сидит.

Когда мне становится совсем уж невмоготу, я делаю вид, что мне надо немного поработать, и на пару часов уступаю поле боя бабушке. К моему «поработать» в семье относятся с должным пониманием, потому как это приносит хоть какие-то деньги и заключается в несложном процессе — я пишу.

Пишу я три вещи: лекции (от безвыходности я заделалась преподавателем в университете, где платят регулярно, но мало), рассказы (от безделья и потому, что нравится. Платят нерегулярно, но иногда прилично) и диссертацию (от безделья и безвыходности, вместе взятых. За это совсем не платят, но надо думать и о перспективе).


Таким вот образом, в атмосфере всеобщего «веселья», прошла почти неделя. Дождь тем временем стих, но солнце и не думало появляться.

Первым смылся Мишка, галантно сообщив, что покидает наше общество с величайшим сожалением, но дела, дела…

Потом мамусик созвонилась со своими «девчонками» и, прихватив зонтик, удалилась на посиделки в кофейню. Ну да, за неделю скопилось столько новостей, как не поделиться?

Следом силовым методом удалось отправить на свежий воздух Алика, который к этому времени стал похож на бледную поганку, проросшую на стуле и у компьютера. Он, конечно, ушел с угрозами скоро вернуться, но ушел.

Мы с Валюшкой облегченно вздохнули, она оккупировала кабинет, а я занялась хозяйством.

А дня через два мне улыбнулось настоящее счастье. Родня растворилась! Бабушка отчалила в сауну, Мишку мы отпустили на турбазу, не без усилий прицепив к нему Алика (мол, иначе не поедешь!), а Валюшку срочно дернули на работу из-за какого-то капризного заказчика.

На фоне всех этих событий неустанно жужжала и работала крыльями труженица-пчела. В моем лице, естественно. Пчела в шесть утра свезла детей на вокзал, где собиралась вся их ватага, и, пока не подошла электричка, держала их в напряжении монологом о том, как приличные дети должны вести себя на турбазах. После чего «приличные дети» охотно махали мне из окна, когда тронулся состав, и, я думаю, перекрестились в душе.

По возвращении домой мне был предложен сытный завтрак, который пришлось проглотить быстро потому, что бабушка с банной сумкой в руках ждала меня у порога и ненавязчиво вздыхала о том, что их банное время начнется буквально через сорок минут. При этом друг за дружкой позвонили еще три ее подружки, которых мы должны были зацепить по пути, и тактично осведомились: не пора ли им выходить? В общем, веселую гоп-компанию удалось собрать и доставить вовремя, а вознаграждением мне было сообщение о том, что после сауны забирать их не надо. Эту почетную миссию взял на себя Юрик, сын одной из компаньонок.


Дома мне удалось набросать маленький рассказик — вдохновение нашло. После этого в дверях кабинета нарисовалась нарядная Валюшка и сообщила, что ее вызывают на работу.

— Олежка Павленко небось вызывает?

— Ага! — радостно подтвердила сестра.

— Ну, разве ему можно отказать? — хихикнула я.

— Ладно ты! По работе же.

Олег — генеральный директор строительного холдинга, в который входит Валюшкин институт, и, кроме того, бывший однокурсник моей сестрицы. Еще с тех незапамятных студенческих времен между ними витают какие-то полуромантические отношения. По крайней мере, я всегда подозревала, что она дышит в его сторону неровно. Хотя в Валюшкиных ухажерах он никогда не числился.

— Давай отвезу! — подхватилась я.

— Да брось ты! Пиши себе! Я — на автобусе. Двадцать минут — и на месте. И обратно так же доберусь. Никаких хлопот.

Я чмокнула ее в щеку. Я обожаю свою сестру. Она у меня разносторонняя личность — «комсомолка, спортсменка, красавица» и еще талантливый архитектор и компьютерный гений.

— Поехали, поехали! В автобусе душно, а я тебя с ветерком прокачу.


Мы вышли и обалдели — солнце! Пятый раз за все лето, сразу засекла я. На душе повеселело. И Валюшка обрадовалась:

— Представляешь, как нашим детям повезло! Купаться будут, загорать.

— Пиво пить, — добавила я, но тоже обрадовалась, потому что при плохой погоде имела место угроза, что они вернутся не завтра, а сегодня вечером. Нет, я не эгоистка, я просто адепт полноценного отдыха. Обоюдного. Опять же — за проживание на турбазе «уплочено» за двое суток. Так что извольте потребить товар в полной мере! Так-то!

В общем, окна в машине опустили и правда с ветерком домчались.

— Валентина Сергеевна, голубушка! За вами во сколько ландо подавать?

Теперь уже Валюшка меня чмокнула:

— Да брось ты, Олька. Я автобусом вернусь, или из наших кто подбросит. Тем более не знаю, насколько все затянется. — И заговорщически подмигнула мне: — А ты давай-ка, звезда отечественной беллетристики, сгоняй на пляж. Прикинь — одна, солнце палит, мм!..

— Валек, может, ты по-быстрому, да вместе и рванем?

— Не! Быстро точно не получится. Дуй сама. — Развернулась и пошла по лесенке в учреждение свое. Она у меня очень грациозно ходит, не то что я — мишка на Севере. И я ее обожаю!


В общем, дунула.

Для начала — в опустевший дом. Собрала купальник с полотенцем и подруге Алке звякнула:

— Ал, поехали загорать! Полежим у моря, искупнемся!

— Я же на работе, чудо гороховое! — Алка, похоже, даже обиделась на мое предложение.

— Жалко! Поеду одна, раз вы все так!

Загрузила в машину шезлонг и подалась на любимое побережье. Припарковалась у шлагбаума. Дежурный парнишка снова мне улыбнулся и денег не взял. Видать, я очень обаятельная.

— Ольга! Здравствуйте!

А вот это был сюрприз! Возле шлагбаума, ближе к морю, на огромном белом лежаке из пластика весьма эффектно полулежал Вадик и держал в руках стакан. Виски или коньяк, не иначе.

— Здрасте, Вадик!

А чего еще скажешь?

— Здрасте! Вы почему на машине не заезжаете? Решила быть честной до конца:

— Денег жалко.

— Глупости какие!

Кому как…

— Санек! — Это уже мальчишке на шлагбауме, который моим обаянием сражен. — Пропусти эту машину!

Тот быстренько и послушно задрал шлагбаум. Пришлось вернуться в авто и торжественно въехать на пляж. Дальше куда? Вадик не заставил долго ждать:

— Здесь паркуйтесь. А загорать чуть ниже будем.

Чуть ниже — VIP-зона. Прибрежное кафе с красивым деревянным настилом теплого соснового цвета, на котором в рядок стоят большие пластиковые лежаки благородного белого цвета. Такие же, как тот, что под Вадиком. Прямо с настила в море уходят специальные мостки того же соснового цвета, по которым, минуя камни, можно изящно спуститься в море. Все эти неземные удовольствия требовали дополнительной платы. И, судя по безлюдности, немалой.

Я слегка занервничала. Валюшка, конечно, выдала мне пару сотен на красивую жизнь, но впишусь ли я в них? Еще заправиться надо на обратном пути…

Однако припарковалась. Со своим шезлонгом времен царя Гороха светиться не стала, вышла налегке.

Вадик уверенно проводил меня к VIP-зоне, где нам очень обрадовался весь обслуживающий персонал. Я постепенно взяла себя в руки:

— А ты почему у шлагбаума сидел? — сама не поняла, почему перешла на «ты», но Вадик радостно поддержал:

— Так тебя ждал! Не стал звонить. Мы же договорились — первый же солнечный день за тобой. Вот и подумал: сдержишь ты слово или нет? Молодец, не обманула!

Если честно, я об уговоре не помнила, но признаваться не стала. Откровенно говоря, для первого свидания я выглядела так себе: на голове все тот же мышиный хвостик (пора, пора к стилисту! Как деньги появятся — сразу же). К тому же я нацепила слегка подвыгоревшие шортики (правда, из натурального шелка) и примерно такую же маечку. Кто ж знал, что у меня рандеву случится? Ну да ладно!

Вадик широким жестом предложил мне располагаться на любом из белоснежных лежаков, а сам куда-то исчез. Я снова нервничать взялась: куда, зачем, а я? С двумя сотнями в потной ладошке. Надо же, какое важное место занимают в нашей жизни деньги! Была бы в кармане сотка баксов, и я бы так же спокойно лежала у моря. А так…

Минут через десять Вадик, слава богу, вернулся. С шашлыками. Следом — девушка из кафе, в руках — фужеры и бутылка вина. Подошла с моей стороны, плеснула в один из фужеров на самое донышко и — мне протянула. Отведайте, бояре, любо ли?

Это мы много раз проходили. Я приняла кубок из ее рук, глотнула, кивнула с видом знатока — пойдет. А вино и правда было приличное. Девушка улыбнулась в ответ, из бутылки в оба фужера налила, На столик все это добро пристроила, который между нашими с Вадиком лежаками стоял, тоже белоснежный. И удалилась.

Уединились мы с Вадиком, в общем. К чему бы?

Вадик при этом был немногословен, но улыбался широко. Создавалось впечатление, что он на седьмом небе от счастья. Я терялась в догадках, а тем временем охотно жевала вполне приличный шашлык и охотно же запивала вином. Вадик делал то же самое, но с еще большей охотой — он просто набивал рот мясом, следом запихивал пучок зелени и двигал челюстями так активно, что хоть сдавай его на съемки в рекламе вкусных и полезных шашлыков из настоящих баранов. Прервавшись на секунду, он поинтересовался:

— Чё не раздеваешься?

Ну да, от растерянности я и забыла, зачем приехала. Загорать вроде.

— Раздевайся и пошли купнемся. Здесь хорошо в море заходить, по мосткам.

Может, я чего подзабыла и мы с Вадиком выросли в одном дворе? Очень уж по-свойски он себя вел. Ну-ну…

Стянула с себя одежку. В этом моменте я всегда комплексую и стараюсь уединиться. Как уже было сказано выше, телосложения я далеко не хрупкого, не модель как бы.

Ладно, плюнула на это дело, вещички пристроила и практически об руку с Вадиком пошла «купнуться».

Так, Олик, теперь сосредоточься, чтобы не поскользнуться, не споткнуться и не упасть, как принято. И Вадика заодно не сронить.

Росточка мы с Вадиком и правда одинакового оказались, только при этом он весь из себя спортивный, а я… Ну, мишка на Севере, словом. Вернее, мишка на пляже.

Короче, время пролетело незаметно, и мы заказали еще бутылек с вином. При этом Вадик сунул мне меню и спросил:

— Может, другого какого хочешь?

Я вдумчиво вгляделась в названия, аккуратно скосив глаз на столбик с ценами (сразу вспомнился Париж, к чему бы это?). Корректно ответила:

— Давай на твой вкус.

И действительно, зачем брать на себя такую финансовую ответственность?

Вкус у Вадика не подкачал. Вино, опять же по моим парижским воспоминаниям, нам принесли баксов по семьдесят за бутылку. Отказываться не стала.

Однако надо было о чем-то говорить — мы же воспитанные люди!

— Не боишься пить за рулем? — решительно начала я диалог. К этому времени Вадик, слава богу, дожевал очередной кусок, а снова набить рот еще не успел. Оттого улыбнулся очень широко и очень белозубо:

— Не-а! Я же из-за руля вышел!

Ага, с интеллектом примерно понятно, даже и не знаю, чем дальше разговор поддерживать. Спасибо, Вадик в этом особо не нуждался. И вдруг я расслабилась.


Мне вспомнилась веселенькая история, которая приключилась со мной года два назад. Дело было на Рождество, мне неожиданно позвонила моя давняя подружка и доложила, что к ней домой стекается вся наша еще студенческая компания. Они решили зажарить гуся, а нам было велено безоговорочно явиться к вечеру. Отказываться бесполезно, да и встретиться хотелось, и я согласилась, созвонилась с Валюшкой (мы тогда еще жили отдельно), позвала ее с собой. Та тоже особо не отказывалась, вечером я заехала за ней (машина у меня тогда тоже была своя), заодно забросила Мишку бабушке, и мы подались на вечеринку.

Засиделись, конечно, допоздна. Под конец вечера дело дошло до гитары и наших «боевых» песен. Короче, где-то глубоко после полуночи мы с грустью, но все-таки расстались.

В процессе потребления гуся и прочих разносолов я, конечно, выпила коньячку, но это не казалось мне существенным препятствием к вождению. Валюшке тоже наливали.

Когда засобирались домой, место водителя уверенно заняла я, потому как моя сестра панически боится водить машину в темноте.

Мы аккуратненько тронулись. Хоть я и не чувствовала никакого действия алкоголя, но все же ехала неспешно — мало ли!

По закону подлости, буквально за два квартала от дома нас тормознул гаишник.

— Блин, — высказалась я, а Валюшка сострила:

— Зебра за рулем долго думала, что имел в виду мужчина в форме, помахавший ей полосатой палкой.

Я припарковалась и опустила стекло. Гаишник не спеша подошел к нам, козырнул и попросил предъявить документы. Я предъявила. Все так же, в окно. Он бдительно рассмотрел все бумажки, заглянул в салон и дружелюбно предложил:

— Ольга Сергеевна, пройдемте в нашу машину.

— А в чем, собственно, дело? — независимо поинтересовалась я.

— Там разберемся. — И он зашагал к патрульной машине у обочины. Естественно, с моими документами в руках.

— Неужели унюхал? — удивилась я. — Я выпила-то пару рюмашек!

— А не надо было и этого!

— Надо было самой за руль садиться, раз такая трезвенница, — огрызнулась я и уверенно последовала в «их» машину. Села на пассажирское сиденье, «наш» гаишник уже передал мои документы другому, сидящему за рулем, а сам снова отправился на дорогу. За новой жертвой.

— Алкоголь принимали? — доброжелательно спросил меня «другой», молодой сержантик, совсем пацан.

— Нет, — честно солгала я и подумала: «С таким сосунком справлюсь влегкую».

Но не тут-то было! «Сосунок» был непреклонен и настаивал на своем. В смысле наличия во мне алкоголя.

Моя сестрица тоже подошла к нам и топталась рядом в растерянности. А образец патрульно-постовой службы продолжал исполнять свой долг. Он извлек какую-то трубочку и настоял, чтобы я в нее дунула.

Я дунула. «Сосунок» охнул и стал прямо-таки гранитным. Я приводила всевозможные доводы — бесполезно. Я привела в пример благополучную Европу, где существует разрешение на определенный минимум алкоголя. «Сосунок» посоветовал мне туда, в Европу, и перебираться, а в нашей стране существуют другие принципы. Я сдалась и предложила взятку. Гаишника это сильно оскорбило. Довольно редкая реакция в нашей опять же стране. Он закипел, как чайник:

— Значит, отказываетесь признать, что вы в состоянии алкогольного опьянения?

Я отказывалась, потому что никакого алкогольного опьянения не ощущала.

— Тогда так, — твердо решил он. — Вам придется проехать на экспертизу в городское ГИБДД, сдать анализы. И права там же свои оставите. Года на два.

— Ты с ума сошел, что ли?! — опешила я. — Я тебе что, девка уличная какая, на анализы по ночам ездить?

— В том-то и дело! — ответил он с искренним укором. — Приличная молодая женщина, а мало того что в нетрезвом виде автотранспортным средством управляете, так еще и врете!

Нет, такое я видела впервые! Поэтому потеряла дар речи.

— С вами пассажир? — спросил парень все с тем же укором в голосе.

— Сестра, — покорно доложилась я.

— Если она в нормальном состоянии (в отличие, видимо, от меня), то она должна пересесть за руль, наш сотрудник сядет с вами, и вы поедете.

Мы вышли к Валюшке и обрисовали ей проблему. Та сразу начала со взятки, чем еще сильнее раздраконила стража порядка.

Очень суровый, он извлек опять свою трубочку-тест и велел Валюшке дуть. Та покорно дунула. Тест показал абсолютную трезвость сестры.

Я опешила и не сдержалась:

— А куда это ты «Хеннесси» сливала, симулянтка?

— В карман! — огрызнулась «симулянтка».

— У вас есть водительское удостоверение?! — прервал наши с сестрой разборки страж дорог.

— Нет, — растерялась та. — Я его дома оставила.

— Значит, вы тоже не имеете права управлять автомобилем.

Пацан призадумался и пошел советоваться к старшему товарищу, который тем временем тормознул очередную машину. Там, похоже, были те же проблемы, что и у нас.

У нас, конечно, была в ГАИ своя «палочка-выручалочка». Воспользовавшись заминкой, мы принялись названивать. Увы, телефон знакомого гаишного начальника был недоступен.

— Это судьба, — сказала Валюшка и смирилась. — Теперь у тебя отберут права.

— Завтра же и вернут, — мстительно пообещала я.

— Это еще бабушка надвое сказала. Если в сводки попадешь, никто не поможет. А если срочно никто из «своих» не вмешается, протоколы составят, в компьютер внесут, и точно попадешь. А стыдно-то как! Приличная женщина среди ночи в состоянии алкогольного опьянения! Лучше бы ты двойную полосу пересекла!

— Прости, не успела!

Наш диспут прервал честный постовой, который радостно доложился:

— Мы сейчас здесь останемся, — и гордо добавил: — У нас пост все-таки! А через три минутки дежурный экипаж подъедет, оттуда за ваш руль пересядет наш сотрудник и доставит вас куда надо.

Пацаненок был так строг и горд чувством исполненного долга, что нам оставалось только кивнуть.

На всякий случай мы с тем же результатом еще раз набрали номер «палочки-выручалочки» и совсем скисли. Действительно, директор проектного института и ее сестра, «финансовый мозг города», отправляются сдавать анализы на предмет наличия алкоголя в крови.

Дежурный экипаж подъехал быстро. Из машины вышел веселый сержант и со словами: «Попались, девчонки!» — уселся за руль моей машины. Мы с Валюшкой сиротливо устроились сзади.

Парнишка лихо тронулся с места. Настроение у него было хорошее.

— Ну что, красотули? Плохо ваше дело. А водителю-то надо было рядом со мной сесть. Чтоб, значит, нотацию мою лучше слышала. Про то, как пить за рулем нехорошо! А еще дамы! Приличные такие! А кто, кстати, из вас водитель?

План в моей голове созрел мгновенно. Как, впрочем, всегда. Я ткнула сестру в бок локтем. Та ойкнула, что вполне могло сойти за ответ сержанту.

Мы остановились возле городской ГИБДД.

— Иди уж, пьяница, — сказала я Валюшке елейным голоском.

— Куда? — опешила она.

— На анализы.

Она у меня сообразительная. Поэтому послушно вышла из машины, показав мне напоследок кулак. Мы, конечно, не близнецы, но все же не чужие друг другу. К тому же на моем водительском удостоверении фотография почти десятилетней давности, я и сама на себя там похожа уже весьма отдаленно.

Валюшка вернулась минут через двадцать. Рядом с ней вился наш сопровождающий, что-то сбивчиво объясняя.

— Я подам на вас в суд, — донесся до меня твердый голос моей сестры.

— Это ваше право, — подавленно ответил тот, возвращая ей мои документы.

На сей раз она уселась за руль и уверенно тронулась.

— Что показали анализы? — осведомилась я.

— Хронический склероз, ящур и двухнедельную беременность тройней! — усмехнулась она.

— Ну а коньяк свой куда все же девала? Чокалась-то по-честному!

— Да в горшок цветочный сливала. У меня голова сегодня побаливает.

— Вот вредитель!

Домой мы вернулись глубокой ночью. После еще долго веселились, вспоминая эту историю. Хотя, по обоюдному согласию, решили никому о ней не рассказывать. Солидные дамы все же.


А вот теперь я вдруг рассказала ее Вадику, чем рассмешила его буквально до слез.

— Ну, вы и молодцы, девчонки! — радовался он за нас.


Вот так и прошел редкий солнечный день.

Мы валялись на своих белоснежных лежаках, потягивали холодное терпкое вино из провинции Шардоне, урожая двухтысячного года, смотрели в бескрайнюю морскую даль и покрывались золотистым загаром. Хорошо, однако!

Часам к четырем я засобиралась. Вадик совершенно не возражал и проводил меня до машины. Пока я возилась с сигнализацией, он невинно предложил:

— Оль! Давай завтра поужинаем где-нибудь?

— Мне завтра вечером детей на вокзале встречать, они с турбазы приедут.

При этом предполагалось, что про детей, их возраст и количественный состав Вадик, само собой, в курсе. Оттого он уточнять не стал и внес новое предложение:

— Тогда пообедаем.

У меня натурально опустились руки, я повернулась к Вадику и просто, так вот прямо в лоб, брякнула:

— Вадя, чего ты ко мне пристал?

Он заметно растерялся и как-то обиженно даже ответил:

— Так ты же мне нравишься.

Что мне было говорить? Нет, в целом я, конечно, не страшилка. Мужчинам нравлюсь. Но Вадик явно моложе меня, симпатичный, похоже, не бедный. Невысокий, правда, ну да бог с этим. Все при всем. И я — мишка на Севере, с хвостиком на голове и в линялых шортах. Ну да, я английский знаю, диссертацию пишу, рассказы всякие и вообще машину вожу неплохо. Потом, я еще готовить умею. Нет, положительного во мне немало. Но насколько важно это для Вадика? И опять же вряд ли он о моих достоинствах знает, я ведь ему почти ничего не рассказывала.


Я влезла в машину.

— Оль! Ну как? Завтра пересечемся? — Он сунул свою загорелую мордаху в мое окно.

— Позвони мне. Ладно? — сдалась я.

— Ага! — Он опять белозубо оскалился.

С тем и поехала. Вот счастье-то привалило! А что делать? Звякнула Валюшке. Оказалось — очень удачно, она как раз все свои делишки переделала. Зацепила ее на остановке.

— С пляжа?

— Ага. Валек, ко мне парень какой-то прицепился. Помнишь, за сотик мой заплатил и звонил потом? Вадик, короче, его зовут.

— Ну?

— Ну и все. Прицепился.

— Ты мысль ясно изложить можешь?

— Я изложила.

— Ага. Ну?

— Что «ну»?

— А ты?

— А я и не знаю. Сначала — маньяк, думала. Сейчас смотрю, вроде нет.

— Проблема-то в чем?

Я призадумалась. И правда — в чем? Прицепился и прицепился.

Валюшка головой покачала:

— Дураком ты у меня, Олик, растешь. Мешком из-за угла пуганной. Все нормально, жизнь идет. Нас любят, мы любим. Чего такого? А ты у нас вообще — красавица и умница.

Ну да, причем красавицы и умницы килограммов на пятнадцать больше, чем хотелось бы.

— Не знаю, Валек. Как-то просто так, на пляже привязался какой-то Вадик и теперь домогается.

— А какие тебе сложности нужны? Ты, по-моему, всю жизнь у мужиков интересом пользуешься.

— Да как-то отвыкла я уже от такого внимания.

— Здрасте. — Валюшка почти присвистнула. — А Валерка Сидорчук?

— Так он почти друг детства. Не считается.

— Хорошо, Игорь периодически проявляется, все целуетесь с ним. Правда, по телефону.

— Ну, это мы со студенческой скамьи так прикалываемся!

— Все равно, не отстает же! Вечно куда-то тебя вытянуть пытается. А Анатолий Сергеевич? Романсы тебе посвящает.

— Романтично, конечно, но он гораздо старше меня.

— Олик, ты, ей-богу, капризничаешь. Этот — молодой, этот — старый, этого — давно знаю, этот — на улице пристал. Одичала просто совсем.

— Сама одичала, — обиделась я. Тут мы и приехали.


Мамусик, конечно, уже была дома. Довольная и отмытая.

— У нас сальца кусочек не найдется? — невинно вопросила она.

— Конечно, найдется, — ответила я, так как отвечала за хозяйство. — А тебе зачем?

— Я водки бутылочку купила. Маленькую. В морозилку засунула. Чего-то после баньки захотелось.

Дожили!

— У нас и огурчик малосольный есть.

А вы бы что ответили на моем месте? И дети так удачно на базу уехали…

Был еще вчерашний гуляш. В общем, как-то хорошо все вышло. Мамин «шкалик» проскочил незаметно. Пришлось лезть в тайники и доставать свой — держу на всякий случай. Сгодилось вот…

Вечером позвонил Вадик. Будучи приличным человеком, поинтересовался, как я добралась. Ответила, что все о’кей.

— Завтра часиков в двенадцать созвонимся, — пообещал он.

Я согласилась, хотела обнадежить, что встречи жду с нетерпением, но не стала кривить душой.

Назавтра собирали меня всей семьей. В Валюшкиных запасах нашлись приличные расклешенные брючки (по-моему, это я года три назад их из Шанхая привезла. Мне они великоваты тогда были, а Валюшка просто берегла). И блузочка с золотниками. К этому добавили жемчужные бусы и еще всякой бяки.


Моей неземной красотой Вадик был сражен наотмашь. Он повел меня в итальянский ресторан. Название не помню. Не то «Марио», не то «Маранди». С ним там радостно здоровались. Видать, любимый гость.

Заняли маленький столик — совсем по-европейски. Привычно помалкивали. Ближе к десерту Вадик вежливо спросил:

— Я тут «стрелу» наколотил. Ну, встречу назначил. Деловую. На шесть секунд. Не возражаешь?

— Нет, конечно.

«Стрела» не заставила себя ждать. К нашему столику удивительно незаметно подкрался детина центнера на полтора. С бритой головой, в шортах, боксерской майке, сланцах, с золотой печаткой на толстом пальце и с дорогой борсеткой в руке. И сказал всего-то одно слово:

— Ну?

Я бы возмутилась обращением, но Вадик глазом не дернул, за своей борсеткой потянулся. Впрочем, ему мускулом дергать трудно было — опять рот набил. В борсетке рылся, рылся и вдруг судорожно все проглотил и выдохнул:

— Нету!

Детина терпеливо молчал. Вадик снова перерыл свою сумочку:

— Ну, нету! — и побледнел. Сильно.

— Через два дня. — Наш собеседник был еще менее красноречив, чем Вадик. — В это же время. Здесь.

Почему-то стало совсем не по себе.

Детина удалился. Вадик старался делать вид, что все в порядке. Но ковырял мороженое дрожащими руками. Он заказал мне еще терамису и еще один франчпресс с кофе.

Я спросила:

— Что случилось-то?

Вадик кривляться не стал и признался сразу:

— Диск пропал.

Мне, наверное, и самой надо было догадаться, но пришлось признаться в своей тупости:

— Какой?

Вадик не умничал:

— Да обычный. Мне его в Хабаровске передали, чтоб пацанам привез. Я вроде и привез. В борсетке всю дорогу лежал, а сейчас — нету. Куда делся?

— А на диске что?

— Да документы всякие, договоры. Я сильно не вникал. Ну, компромат, типа. Нашей братве это нужно, а я так — перевез, и все. Меньше знаешь, лучше спишь.

Мы снова помолчали, и так уже о многом переговорили.

— Тебе за детьми пора, — напомнил Вадик. Чем опять же показал себя с положительной стороны. Он рассчитался, и мы вышли. Мне тоже захотелось выглядеть прилично, и я сказала:

— Знаешь, я детей сейчас встречу и быстренько домой отвезу. А ты меня пока в парке подожди. И вспомни, где ты после Хабаровска был? Будем искать.

Сама не знаю, чего это меня на помощь к ближнему потянуло?

Вадик оказался послушным. Поехал в парк. По-честному. А я — на вокзал.


Дети прибыли вовремя, слегка красноватые от неожиданного загара. Кроме своих, пришлось подвозить еще и их друзей, потому что на вокзале я опрометчиво сказала:

— Сколько в машину влезет, столько и отвезу.

Их влезло человек восемь. Бедного Алика затолкали Мишке на колени и усадили обоих на переднее сиденье. Мало того, завидев гаишников, Мишка пригибал голову братца вниз. Без особой, впрочем, нежности, отчего последний визжал, как перепуганный, а выпрямившись, пытался двинуть локтем обидчика. Тот умело уворачивался. Всех остальных это очень веселило.

Так, под их визги и хохот, развезла всех по домам.

Своих пацанов сдала маме-бабушке. Доложила, что мое свидание продлится еще часа два. И смылась.

— Не надо было тебя дергать, за детьми и я могла бы съездить, — поздновато сообразила Валюшка.

Впрочем, и ладно. Потому как я — сторонник того, что рулевой у машины должен быть один, а то после Валюшки приходится перенастраивать под себя сиденье, руль, зеркала. И потом, я с трепетом отношусь к разным мелочам. В маленьком бардачке под правой рукой — «орбит», в подставке на панели — сигареты, в углублении возле коробки передач — телефон. Ну и так далее. С закрытыми глазами можно ехать. А после редких Валюшкиных разъездов все кардинально меняется. Вместо сигарет засунута пачка салфеток, вместо «орбита» — зажигалка, а сама пачка сигарет валяется под сиденьем. Все это ерунда, конечно. Но без крайней нужды Валюшку за руль ее собственной машины я стараюсь не пускать.

Вадик добросовестно сидел в парке на лавочке и довольно нервно покуривал. Видать, и правда ценную вещичку потерял. Однако при этом не забыл прикупить где-то розу и очень торжественно мне ее вручил.

Душой кривить не буду, я была тронута и по-матерински чмокнула его в щеку. Этот мой порыв доставил ему явное удовольствие, он по-свойски взял меня за руку (у него оказалась очень аккуратная рука, с ухоженными ногтями, сухая и приятно теплая). Мы уселись на лавочке и начали размышлять. Вадик честно доложил:

— В Хабаре я даже не ночевал. Приехал, пацаны мне диск передали в ресторанчике. Мы поужинали, и они же меня на поезд в обратку посадили. Пацаны свои, надежные. Дождались, пока состав тронулся — мало ли чё? Билет у меня в СВ был. Со мной тетечка пожилая ехала, книжку читала. Я сразу тебя вспомнил и затосковал.

— Господи, с чего вспомнил-то?

— Ну, ты же тогда у моря, когда мы познакомились, тоже книжку читала… Я вообще тогда мимо ехал, но, как такое увидел, сразу тормознул. И так и эдак ходил вокруг, все не знал, как пристать.

«Как-то ты запоешь, когда меня с блокнотиком закупленным увидишь, — подумала я. — Небось не поверит, что пишу, подумает — рисую». Но вслух сказала:

— Прямо Татьяной Лариной себя чувствую.

— Татьяной? — Вадик долго вспоминал, потом признался: — Нет, думай, что хочешь, но у меня ни одной знакомой по имени Татьяна нет! В школе, помню, была, но она Приставкина. Может, замуж вышла и фамилию на Ларину поменяла?

Я сначала растерялась, а потом рукой махнула:

— Ладно, Вадик, не грузись. Дальше что было?

— Ну, дальше ничего такого. — Он явно побаивался. — Утром приехал. Я машину на стоянке у вокзала оставлял. Сел. Поехал. Ну…

Чего-то он все же мялся.

— Потом домой приехал. Сполоснулся. Тут — солнце. Помчался на пляж тебя ждать.

Ну надо же!

— Да и все. На сегодня «стрелка» с пацанами была, чтоб диск передать. Вот. Ты дальше знаешь.

— Хорошо, — терпеливо сказала я. — Диск лежал в борсетке?

— Ага.

— Вспомни, что было между «машину со стоянки взял» и «домой приехал, сполоснулся»?

— Мм.

Задала я, видать, Вадику задачку. Ответил невпопад:

— У меня в борсетке отделение есть такое, потайное вроде. Я там диск и вез. В последний раз… — При этих сложных мозговых процессах его почему-то в краску кинуло, но вспомнил: — Ну, в тот же день, когда приехал, вчера то есть, после того, как с поезда сошел, больше и не заглядывал. Надежно. Отделение-то потайное!

У меня возникло чувство, что Вадик скрытничает. Зачем?

— Больше ты диск не проверял?

— Да нет. Борсетка всегда при мне.

— Да-а, я уже заметила.

Так-так, где же прокололся?

— Вадик, можно я при тебе в твоей борсетке пороюсь?

— Да, е!.. — И услужливо мне сумочку протянул. Борсетка была явно из дорогих, мягкая, приятно пахла кожей, с позолоченным замочком. В многочисленных отделениях лежали: связка ключей, документы на машину, записная книжка, ручка «паркер» (неужели пользуется?), пачка баксов, штуки на четыре, не меньше, пухлое портмоне, коробочка с визитками, конфетка «Ромашка»… И все вроде как.

— А где потайной карманчик?

Вадик многозначительно улыбнулся, я почувствовала себя посвященной, и показал на действительно неприметную «молнию» на задней стенке борсетки, слившуюся со швом между стенкой и крышкой. Я открыла замочек, отделение было небольшое, и там лежало что-то в яркой упаковке, блестящей, как леденец. Вадик стал совсем пунцовым, а я извлекла на свет… презерватив!

— Оля! — очень нервно сказал он. — Это совсем не то, о чем ты подумала!

Я повертела в руках упаковку. Интересно, о чем таком криминальном я должна была подумать? На мой взгляд, любой нормальный мужчина просто обязан иметь при себе такую штучку, но Вадик почему-то горячился:

— Я!.. Мне!.. Это у меня уже сто лет там валяется, — и покрепче сжал мою руку. Чтоб не убежала, наверное.

На построение несложной логической цепочки у меня ушло не более пятнадцати секунд.

— Вадик, давай колись, куда ты с вокзала поехал?

Угадала! Он опустил глаза, покраснел в восемнадцатый раз и долго молчал. Потом выдавил:

— Поклянись, что в наших отношениях ничего не изменится!

С трудом представляя себе, о каких отношениях идет речь, я охотно согласилась:

— Клянусь Родиной! Землю есть?

— С ума сошла! — впечатлился Вадик, после чего собрал в кулак всю силу воли и стал колоться: — Я там в купе, как о тебе подумал, так маятно мне стало! Ну… Стоишь передо мной, и все! Нравишься ты мне. Вот! В общем, из поезда вышел. На стоянке в машину сел. Ну, не могу, чувствую! Тебе звонить нельзя, мы же почти незнакомы. В общем, Петровне позвонил.

Вадик примолк. Видимо, посчитал объяснение исчерпывающим, но, к стыду своему, мне придется признаваться, что он переоценивает мои умственные способности. И я аккуратно уточнила:

— А Петровна — это девушка твоя, что ли?

— Ты что?! — Вадик чуть ли не креститься взялся. — У меня вообще сейчас девушки нет! Только ты! (Приехали!) А Петровна апартаменты приличные держит, как раз недалеко от вокзала.

Опять возникла пауза, и опять пришлось признаться в своей непроходимой тупости:

— Это кто такие — «апартаменты»?

— Ну. — Вадик слегка замялся, с явным напрягом подбирая слова. — Это гостиница на дому. То есть обычная квартира, но там можно всегда комнату снять. Хочешь — на день. Хочешь — на час.

В финале он тяжко вздохнул. До меня дошло, наконец, а он продолжил:

— Ну, позвонил я Петровне. У нее с утра комнаты все свободные…


Дальнейшее объяснение давалось Вадику все с большим трудом. Господи, неужели он всерьез думает, что я примусь ревновать?

— В общем, приехал к ней, она проститутку вызвала. Ну и… Но это совсем не то, что ты думаешь!

Интересно, а что тут еще можно думать?

— Да не отвлекайся ты! Я совсем в эту сторону не думаю! Я же клятву тебе дала.

— А-а. — Он явно вдохновился. — Ну, так и полез в борсетку, за «резинкой». Пока вытаскивал, диск рукой почувствовал — там был!

— Тайный карманчик сразу закрыл?

Вадика опять в краску бросило, надо же, какой застенчивый! Отрицательно помотал головой:

— Вряд ли. Торопился. Потом придремал еще. Ночью же в поезде плохо спал, мучался. — И на меня красноречиво взглянул. Я почувствовала себя практически секс-символом, но отвлекаться не стала, дальше слушала. — С часок, наверное, подремал. Потом Петровна меня кофем напоила, и я домой поехал. А тут и солнце! Помчался на пляж, тебя ждать.

Еще полчаса таких признаний — и я начну зазнаваться. И тут Вадик неожиданно полез целоваться.

Вынуждена признать, что это получалось у него гораздо лучше, чем говорить. Гораздо!

Вскорости, как девушка приличная, я засобиралась. Вадик слегка оторопел, но я пояснила:

— Диск твой сто процентов проститутка подрезала. Вопрос — к чему он ей? Думаю, надо навестить твою Петровну, через нее девушку найдем и напрямую спросим. Навещать будем завтра с утра, потому как ты сам говорил, что с утра у Петровны безлюдно. Компране ву?

Последнее было, конечно, излишним, но Вадик ему значения не придал, и без этого сраженный мощью моего интеллекта.

— Оль, только давай я за тобой заеду? А то на фиг нам на двух машинах мотаться? И мне нравится тебя покатать.

Хорошо мысль выразил, ничего не скажешь. От предложения отказываться не стала. Тем более что на бензин опять пришлось бы клянчить у Валюшки, зачем?

Сговорились на завтра, на одиннадцать. Вадик искренне полагал, что это и есть утро, переубеждать его не хотелось. На прощание еще раз жарко поцеловались, не могу сказать, что мне пришлось делать над собой усилие, расселись по машинам и разъехались.


Назавтра, ровно в одиннадцать, у подъезда стоял чистенький и блестящий джип. Под стать ему за рулем сидел Вадик и очень широко мне улыбался. Давненько меня никто не катал. Вадик протянул мне кулечек с клубникой и пояснил:

— У бабуськи по пути купил. Говорят, отходит уже ягода.

Сразил меня этим кулечком, конечно, просто наповал, но как-то весело на душе стало.

Машину он вел хорошо, без ненужного риска, но быстро и уверенно. Остановились возле старинного трехэтажного дома, квартирка на первом этаже, дверь тетечка открыла. Невысокая, нехудая, очень вся такая домашняя. Нам с Вадиком обрадовалась, как родным. Стала уточнять, в какую мы? В смысле, комнату. Всего их было три. Везде очень уютно, чистенько. На полах — паласы, на стенах — постеры в рамках, нарядные шторы, светильники — очень даже ничего.

— Мы пока подумаем, — брякнула я, чем ввела Вадика в ступор, а Петровну — в умиление.

Я с интересом оглядывала «заведение». Что ни говори, а умеет народ нащупать способ заработать. Вот мне бы и в голову не пришло, что сдачей комнат на час-другой можно получать приличную прибыль. А ведь спрос-то есть! Куда деваться парочке молодых людей, свободных от предрассудков, но не чурающихся правил приличий? Не в кустах же любовь крутить! А тут вот вам, пожалуйста, комнатка с телевизором, с чистым бельем. А надо — вам и обед подадут. А то можно и «мальчишник» устроить, без жен и других членов семей. Расслабиться с дружками за пивом с креветками, в картишки ночку прожарить.

Петровна щебетала с нами, как с родными. Для начала усадила в кухне кофе пить. Вернее, пила я, а Вадик с ней в коридоре уединились. После непродолжительной беседы Петровна вернулась в кухню, а Вадик смылся:

— Мне на шесть секунд надо!

Петровна из холодильника пирожные выудила, села напротив меня и очень прозорливо определила:

— Не бывала еще в апартаментах?

Звучит-то как! «Апартаменты»! Я кривляться не стала. Как-то незаметно выложила ей все: про себя и про Вадика. О диске умолчала. Петровна отчего-то растрогалась и вздохнула:

— Да Вадька, он — хороший. Я его давно знаю. Приличные рекомендации, ничего не скажешь, но она как будто мои мысли прочитала:

— Дурочка! Я не про то! Я у него химию преподавала. В школе еще!

Пришлось поперхнуться.

— Чего?

— Химию! Аш два о!

Помолчали. Исподтишка Петровну разглядела. На пальцах маникюр, на голове — прическа, «химия», покрашена под баклажан. Не для презентации, конечно, но так, на каждый день, вполне прилично. И сама по себе уютная какая-то, теплая.

— Ну, преподавала, — продолжила Петровна. — Он хороший мальчик, а учился плохо. Родителей у него нет, родственник какой-то его воспитывал. Наши учителя выеживались. (Петровна немножко по-другому сказала, конечно.) А я — нет. Четверку ему всем назло ставила. Она у него в аттестате, кажется, единственная и оказалась. Ну, еще по труду и физкультуре пятерки. Так Вадик мне такие цветы в кабинете развел! Он как-то любил это дело — цветы разводить, ухаживать за ними. А биологиня, зараза, ему трояк еле вкатила! Я-то, как перестройки всякие начались, в этот бизнес и подалась. Тут как раз и пенсия подошла. Насчитали мне тыщу семьсот двадцать рублей. Проживешь? А сюда, хоть и грех, конечно, ученицы бывшие меня пристроили. Черт его знает, Оля, но не знаю, что лучше — в нищете умирать или вот таким образом зарабатывать? А и чего плохого? Парочки приходят, мужички девушек снимают — сюда ведут. У меня порядок, чистота. Клиенты только «свои» ходят, или по рекомендации пускаю. Безобразий не позволяю. Кому плохо?

— А Вадик чем занимается? Бандит?

— Да что ты! — отмахнулась Петровна. — Он машины подержанные из Японии возит. Фирмочка у него. Он и партнер, одноклассник бывший. Они по очереди: один в Японии партию машин комплектует, другой — тут заказы собирает, оформляет, продает. Вадя-то в технике здорово соображает. С детства мотоциклы из консервных банок собирал. Репутация у него хорошая, он парень ответственный, с ним все наши крутяки знаются, через его фирму автомобили себе заказывают.

Тут уж я Петровне про диск и рассказала.

— Вот впутался! — всплеснула она руками. — Братва наверняка специально его выбрала — человек посторонний, но надежный. И внимания не привлечет, и не обманет. А он вон как ухом хлопнул! А я ведь всегда своим клиентам говорю: сдайте ценные вещи мне. У меня для этих целей и сейфик имеется. А то ведь девчонки разные бывают. Хотя ничего такого и не случалось никогда. Они мне все тут как дети, кого попало не пускаю, только знакомых или по рекомендации.


В кухню, обтираясь боком о косяк, вошел кот сумасшедшей величины. Одно ухо короче другого. Боевой зверь, сразу видно. Хвост трубой, вроде перископа. Потерся о ноги Петровны.

— Чика пришел! — обрадовалась она. — Отдохнул, котя?

Котя прижмурил желтые бандитские очи, а я поинтересовалась:

— Тоже ваш клиент?

Она засмеялась:

— Вроде того. Только по бартеру. Я — ему кров с едой, а он у меня мышей гоняет. А так — свободная личность. Через форточку ходит на улицу.

— Чика — интересное имя.

— Это для краткости. Вообще-то его Чикатилой называют.

— Как?!

— Ага. Кровожадный, паразит! Голубей на лету ловит, собак гоняет.

Я на всякий случай ноги-то поджала, но Чика меня игнорировал. Прошелся по кухне, вспрыгнул на подоконник, с него — в форточку. И исчез.

Петровна сварила еще кофе, разлила по маленьким хорошеньким чашечкам. Вообще, у нее все было хорошенькое — салфеточки, посуда, цветы в круглой вазе.

— Хорошо у вас! Чистота такая. Как дома.

— А как же! На том и стою. Клиент должен быть уверен в моем заведении. И мужики ко мне не только с девочкой порезвиться приходят. Иной раз — просто отдохнуть. Бывает, из «деловых» кто-нибудь зарулит на сутки — отоспаться и чтоб никто не тревожил. Или просто — пообедать по-домашнему. Я им тут и борщичка сварю, и пирожков настряпаю. Это они с виду — крутые, на козе не объедешь. А так — пацаны как пацаны, простоты хотят и тепла. Вот и стараюсь. Как дети они мне. Ну и меня не обижают. Платят щедро и вообще — поддерживают. А то девчонки-проститутки иной раз устанут, позвонят: «Петровна, свободно у тебя?» Если комнатка свободная есть, обязательно впущу, пусть хоть немного отдохнут. И Вадик твой тоже, — при этом Петровна чувствовала себя явно удовлетворенной, — звонит иной раз: «Петровна, ты там чего сегодня наготовила? Соляночки?» И тут же примчится, налопается. Денег потом сует, да я не беру. Смех на палке! Если с девушкой комнату снял — другое дело. А так… Вроде сынок перекусить заскочил. Мне своих-то детей Бог не дал.

— А соседи не возражают?

— Да сначала пытались палки в колеса ставить. Так я их потихоньку подкупила. Каждый месяц по пятьсот рублей на общественные нужды отсчитываю. Вон в подъезде и дверь новую поставили, и замок, и домофон установили. Сами же и бегают: то денежку до зарплаты перехватить, то бутылочку. Да и тихо у меня, я сама шума не люблю. Площадку и лестницу каждое утро мою — мои же клиенты топчут. В общем, живем потихоньку! Хлеб, может, и без икры ем, но зато всегда с маслицем.

Тут позвонили в дверь. На пороге топтались Вадик и какая-то девица.

— Вот, — смущенно пробубнил он. — Это — Машка. — Рядом с Вадей стояла длинная рыжая барышня при полном боевом раскрасе. Юбка чуть шире ремня, на ногах яркие желтые босоножки, на руках такого же цвета браслеты. — А это — Оля. Девушка моя (очень сильно сказал!).

Мы с Машкой тоже сильно засмущались. Но не оттого, что парень у нас один на двоих оказался, а оттого, что Машка эта в прошедшую сессию раза три мне зачет сдавать бегала, потому и запомнилась. До этого на своих лекциях я ее почти не видела, а на зачетной неделе она проявилась. Побегала для порядка за мной, потом я ей зачет поставила, хоть она ничего толком мне так и не сказала. Вредности мне всегда не хватало. Машка мне при этом шоколадку вручила из благодарности.

В общем, со свиданьицем!

Тут Петровна подобралась. Прямо в лоб Машку про диск и спросила. А та сильно сопротивляться не стала и очень даже охотно пояснила:

— Я кино всякие люблю. Но дорого покупать, блин. А тут у Вадика из борсетки диск вывалился (умолчим, при каких обстоятельствах), я и зацепила. Деньги, между прочим, тоже вывалились! Я же не взяла!

Логично. Мы оценили.

— Я диск дома в комп сунула — муть голубая, бумажки разные пересняты, фактуры, фотки старпёров каких-то. И качество — хрень. На фига тебе, Вадька, такое дерьмо?

— Надо! — пробубнил Вадька. — Верни.

— Так нету.

— Где? — взревели мы хором.

— Так Васильку отдала! Он давно клянчил — дай какой-нибудь ненужный диск. Вот и отдала. Он меня утром в центр подбросил, я ему диск и отдала, он его в своей машине подвесил на зеркало — говорит, что плохую энергетику снимает. Оттого и просил. Вот.

— Василек — кто такой? — как-то сквозь зубы уточнил Вадик.

Тут Петровна вступилась:

— Водитель. Частным извозом зарабатывает. Девчонок туда-сюда возит, мои поручения иногда выполняет. Свой парнишка, найдем!

— Где искать-то?

Я скоро Вадика любить начну. За речистость.

— А чего искать? Вот телефончик его сотовый. Однако телефончик Василька на наши звонки только бекал и мекал, в результате доложился, что абонент недоступен, и утешил, что временно. К тому времени Вадик, видимо, до конца проникся серьезностью своего положения и ни к селу ни к городу жалобно произнес:

— Блин, они меня на флажки порвут и по деревьям развешают! — Кого он имел в виду, не уточнил, но мы поняли.

При этом лицом совсем белый сидел. Очень жалко его стало. Машка с Петровной помалкивали. В напряженной тишине я еще раз набрала номер Василька. С тем же результатом.

— Уехал, наверное, куда-нибудь, — вздохнула Петровна. — У него дачка где-то в пригороде есть. А так он обычно всегда на телефоне.

Лучше бы она Вадика молотком по голове ударила. Он бы это легче перенес.

— Надо его искать, — сумничала я и в глазах остальных прочитала немой вопрос: «Где?» Я вздохнула и стала набирать еще один телефонный номер. Ответили сразу:

— Сидорчук!

— Привет, Валера!

— Олечка! — Голос из ментовского сразу превратился в медовый. — Здравствуй, солнышко!

Мой постоянный поклонник и мамин любимчик Валерка Сидорчук — вдовец и гаишный подполковник. Моя постоянная палочка-выручалочка.

— Валер, я по делу.

На другом конце провода долго выговаривали, что я вот так всегда — только по делу звоню и вообще…

В паузе удалось вставить:

— Валериан, ну а по делу-то можно?

— Давай, — вздохнул.

— Человечка найти надо. Знаю только номер машины и марку.

— Стукнул тебя и смылся?

— Да нет, тьфу на тебя! Но вопрос жизненно важный.

— Диктуй, из-под земли выкопаю.

Продиктовала.

— Ну, жди! — и трубку, слава богу, повесил. Немного обиженно, конечно.


— Я ревную, — неожиданно прорезался Вадик.

— Ты не ревнуй, — отрезала я. — Для дела стараюсь. Вези меня домой и жди моего звонка. Как только будет информация, сразу свяжусь с тобой.

— Может, покормимся где? — Он явно ожил. Оно и правда, дело к обеду.

Тут уже Петровна засуетилась:

— Чего мотыляться-то где ни попадя, я вам сейчас домашнего приготовлю.

Через пятнадцать минут вся наша команда получила вчерашний борщик, котлетки и кучу закусок. Машка прониклась проблемой и активно подключилась к нам. Набивая рот едой, она принялась моделировать различные ситуации, которые неизбежно грозили сложиться в случае ненахождения диска. Надо ж, говорливая какая! А на зачете была очень немногословной, почти немой. Вадик поглядывал на нее исподлобья.


— Водочки? — поинтересовалась Петровна. И, не дожидаясь ответа, вытащила из морозилки заиндевелую бутылку. Никто не отказался, после чего обстановка несколько разрядилась.

Машка, почувствовав ко мне определенное расположение, разоткровенничалась:

— Вот мы с вами так неожиданно встретились, но это еще что! В нашей жизни такое бывает!

Мне, конечно, просто «до жути» было интересно, что бывает в «их» жизни, но, раз уж я попала в новое общество, надо вести себя согласно законам общества. Я сделала вид, что очень жду рассказа, а Машка хихикнула и принялась повествовать:

— Как-то раз вызывают нас через диспетчера. Сразу четыре девушки, на частную квартиру. Просят молоденьких. Гарантируют солидную компанию. Молоденькие в нашем бизнесе в основном студентки иногородние. А на дом вызывают, как правило, и правда приличные мужики. Обычно жена уедет. В отпуск там или в командировку. Муженек на радостях собирает «мальчишник». Дядечки лет сорока пяти примут на грудь и начинают друг перед другом куражиться. В результате еще по двести грамм накатят и решаются девочек заказать. К таким ездить — милое дело. Они нас разберут, по комнатам разойдемся, а делов-то никаких! Даже и не пристают, посидим в комнате часок, дядечка байки травит, шампанским с фруктами угощает. Зато сверх таксы сотку баксов сразу сунет. Чтоб постонала погромче, повизжала там, а потом вышла и сказала что-нибудь. Ну, типа, зверем дядечку обозвала или еще кем-нибудь в том же духе. Вот так и сидим. Дядечка про рыбалку взахлеб рассказывает, а ты в ответ знай постанывай погромче да повизгивай. Чтоб другие слышали.

От таких откровений у меня голова кругом пошла. А Машка продолжала без тени смущения:

— Короче, собрали нас, повезли. Мы, конечно, радуемся легкому заработку. Приехали. В хороший район, дом такой приличный. Нас охранник повел. В таких делах охранник всегда полагается. Он с нами заходит, смотрит, чего там и как, потом договаривается с хозяином, когда нас забрать, и уходит. Если охраннику чего не понравится, то нас не оставляют. Короче, у нас контора солидная, в городе известная, клиентов много. И безопасность у нас на первом месте, поэтому мы за нее и держимся. Ну, вот заводят нас, картинка, как и ожидали, — «папики» приличные застольничают, чуть ли не в галстуках друг перед другом сидят. Охранник, видно, всем доволен, а тут вдруг один из дядечек как подскочит! Даже рюмку свою уронил на пол и еще там что-то. И заверещал:

— Женя!

А Женя эта — подружка моя. Мы с ней землячки. Только она в технологическом учится. На менеджера. Ну вот. Женька-то прям побледнела вся как мел. Стоит и лепечет:

— Дядь Сережа, вы?

Тут «дядь Сережа» в руки себя взял, галстук подтянул и давай Женьку полоскать на все стороны. Короче, по ходу пьесы выяснилось, что он отцу Женькиному дружбан чуть ли не со школы и саму Женьку чуть ли не из роддома забирал и всякое такое разное.

— Как ты дошла до такого? — кричал он. — Что я теперь твоим родителям скажу? Совести у тебя нет! Они там тянутся на тебя, а ты… Как ты им в глаза смотреть будешь?

Женька сначала тушевалась, заплакала даже, а потом вдруг зло так «дядь Сереже» и ответила:

— Я своим родителям в глаза так же смотреть буду, как вы своей жене, теть Римме. Папа позавчера мне звонил, сказал, что вы ее сюда повезли, в больничку положить собираетесь, что с сердцем у нее плохо. Положили, видать, дядь Сережа?

Короче, не вышло у нас тогда работы, охранник наш бизнес «завернул», чтоб проблем не было, а Женька на обратном пути долго бухтела: «Праведники, блин! Мужикам гулять можно, а баб за это осуждают! Ну и гуляли бы друг с другом. Так нет же, девочек требуют!» Вот такие встречи случаются в нашем деле, Ольга Сергеевна.

Машку это веселило, а меня угнетало.

— Лучше бы, Маша, у тебя ни встреч таких не было, ни дела этого.

— Ха! А еще — ни бабла, ни шмоток, ни жрачки путевой!

Видно, не понять нам с Машкой друг дружку.

После обеда Вадику, на мой взгляд, несколько полегчало. Забыв о принятом на грудь спиртном, он по-джентльменски повез меня домой, оставив Машку с Петровной на их рабочем посту.

На прощание мы с ним поцеловались, и он сказал:

— Звони в любое время. Я буду очень ждать.

Осталось недосказанным, чего он будет очень ждать — телефонного контакта со мной или известий от Сидорчука. Я осталась при мысли, что первого.


Дома опять оказалось пусто. Вот везенье-то! Я воспользовалась свалившейся удачей и прилегла отдохнуть. Проснулась через час. Не по своей воле, конечно. Стали стягиваться домочадцы. Мамусик из книжного магазина (так-то вам, необразованным!), Алик — с улицы, Валюшка — вообще непонятно откуда, довольная и загадочная. Все голодные, с надеждой в глазах. Пришлось изобретать на ходу суп с фрикадельками. Особого удовлетворения замечено не было. Но все-таки хоть на время отстали. Алик снова умотылял на улицу, «девочки» уселись в гостиной смотреть какое-то ток-шоу. Я же увлеклась приготовлением ужина. Скоро Мишка явится, голодный как волк. Да и остальные ненадолго затихли.

Паразит Валерка не звонил. Ладно-ладно! Зато позвонил Вадик. Грустно осведомлялся, вздыхал и предлагал походы: в казино, в ресторан, просто на море. В результате сказала, чтоб отстал и терпеливо ждал. Он отстал. Я даже удивилась…

К вечеру я сама позвонила Валерке. На работе нет. Сотовый отключен. Домашний молчит. Здрасте, приехали!

Вадику перезвонила, сказала, что результатов пока нет, но ничего страшного.

— Звони мне в любое время, — как-то нерадостно выдохнул он. Я пообещала.

Ближе к двенадцати все рассосались по комнатам. Валерка, гад, так и не позвонил. Вадик, слава богу, тоже затих, может, помер от страху? Тут я, спохватившись, принялась пытать Валюшку:

— А ты-то где была?

Валек долго не таилась и доложила, что посвятила сегодняшний вечер Константину, это ее давний ухажер. Я, если честно, двояко к нему отношусь. Он, конечно, не Олежек Павленко. С одной стороны, минусы солидные — прижимистый, себе на уме. К хозяйству с повышенной ответственностью относится, каждую осень сам помидоры-огурцы консервирует. «Консерватор» какой-то! А с другой — мастеровой весьма, умелый (в доме же частенько требуется мелкий ремонт!). Все-то у него припасено, по полочкам разложено. Надежно с ним. И в компьютерах шарит дай бог! Он тут почти вровень с нашей Валюшкой. Та в этом деле талант мает, и Костик, как ни странно, не отстает. Так что вроде — плюсы. Хотя какая разница, как к нему отношусь я? Главное — Валюшке он нравится. Она вообще таким симпатизирует — многосторонним.

Короче, в процессе допроса выяснилось, что Костик убедил ее поехать с ним отдохнуть. И вот если я ее поддержу, то она бы уехала.

Ну что ж, Костя дом на взморье имеет. С ним — как у Христа за пазухой. А Валюшка отдых заслужила.

— Езжай, даже не сомневайся. У тебя уже голова кругом от нас.

А что бы вы ответили на моем месте? Ничто не предвещало беды, называется. Тяжко вздохнув, я погрузилась в сон.


Валерьяша позвонил примерно часикам к двум, ночи разумеется. Я сердиться не стала, потому как по его голосу поняла, что его тоже не так давно разбудили.

— Оль, — сонно пробубнил он. — Мы с тобой завтра вместе обедаем, в курсе?

— Нет еще.

— Короче, поймали твою машинку. Мне только что доложились.

— Что значит — поймали?

— Да я на всякий случай установочку по городу бросил. И по краю тоже. И как в воду глядел. Тормознули голубка. Пьяненький за рулем оказался!

— И что теперь?

— Что-что? Парняга в ГАИ анализы сдает, машину на арестплощадку поставили, мы с тобой завтра обедаем. Обедаем?

— Обедаем, обедаем. А в машину к нему я заглянуть могу?

— Да, можешь, конечно. Зачем тебе?

— Валер, за обедом завтра расскажу. А сейчас срочно надо.

— Неужто сейчас поедешь?

— Поеду, Валер, поеду.

— Ну, дуй. — Валерка адрес продиктовал. — Сошлись на меня, тебя к машине проводят, глянешь чего надо.

— Спасибо, котик! — Тут я призадумалась, как-то жалко мне Василька этого стало. — Валерчик!

— Чего?

— А нельзя парнишку, водила который, сильно не грузить? Ну, за арестплощадку пусть заплатит, а дальше — бог с ним.

— Дружбан, что ли, твой? — В голосе Валерки послышались неинтересные мне нотки.

— Дурак! Он мне как сын почти, студент мой. Любимый.

— А-а! Ну ладно. Пусть тебя весь год теперь конфетами кормит, а я завтра перезвоню. К обеду.

Я потихоньку стала одеваться, но Валюшка проснулась еще в процессе наших с Валерьяшей переговоров.

— Ольчик, вот оно тебе надо — за всяких своих студентов-балбесов колотиться?

— Да жалко их! — запридуривалась я и смылась.

Арестплощадка была на окраине города, но по пустым ночным дорогам я домчалась быстро. Заспанный охранник вопросов задавать не стал, услышав магическую фамилию «Сидорчук», и проводил меня к серенькой машине. Диск висел, как и положено, впереди на зеркале. Охранник открыл машинку ключом и подождал, пока я сниму дорогой сердцу диск.

На обратном пути я позвонила Вадику:

— Диск у меня.

Он молчал. Не проснулся, что ли?

— Вадик! Я забрала диск!

— Оля, — промукал он и опять умолк.

— Ну?

— Не бросай меня, ладно?

— Мм. — Я ушла в паузу, потом утешила: — Ладно.


Короче, я уснула ближе к четырем. Ночи или утра?

То ли мои домочадцы стали такими корректными, то ли я в приключениях притомилась, но наутро проснулась исключительно оттого, что в глаз светило солнце. А солнце в наших окнах появляется где-то к полудню. Валюшка уже смылась. Интересно, к своему Костику? После непродолжительного обхода территории в кухне обнаружилась мамусик. Она была занята изучением закупленных вчера книжек, однако осуждение мне высказала:

— Без пяти двенадцать, между прочим!

— Доброе утро, мама, — ответила я и подалась в ванную.

— У тебя сотик без конца звонил! — Это уже вслед.

Когда я вылезла из душа, меня приветствовал запах кофе. На кухонном столе стояла тарелка с бутербродами. Мама, конечно, сильно распинаться не будет, но с голоду помереть не даст. Сама же при этом успела куда-то смыться. Нет, мне определенно нравится их новая мода исчезать из дома.

Глянула на определитель пропущенных звонков в сотовом — Вадик, конечно. Перезвонила. Ответил мгновенно:

— Оленька (ого!), привет! Проснулась?

— Еле как.

— Да тебе надо было мне ночью позвонить, я бы сам за диском съездил, чего сама моталась-то?

А ведь и правда, не додумалась!

— Ладно, Вадик, подъезжай.

— Ага. Только я уже час как подъехал, в машине сидел.

Ну надо же!

— Тогда поднимайся.

— Не могу.

— Что опять?

— Маму твою на рынок везу, она ягоду купить хочет.

Я немножко подумала, но все равно не догадалась:

— А маму мою ты откуда знаешь?

Он гоготнул, довольный:

— Так она из подъезда минут десять назад вышла, я к ней и пристал, стал про тебя расспрашивать. Ну, в какой квартире ты живешь. А оказалось — твоя мама! Вот так и познакомились. Мы через полчасика будем. Жди!

Вадик был подозрительно многословен. Впрочем, У нас мама на пенсию пошла с полноценным педагогическим стажем. На дошколятах практиковалась, детским садиком заведовала. У нее там, кстати, две логопедические группы были. Видно, разговорила и Вадика.

А куда это я вчера, то есть сегодня, ночью диск засунула? Подключила логику и очень быстро сообразила: на место, конечно. Туда, где всем дискам и положено быть, — в кабинет. Очень люблю порядок в вещах.

В кабинете был легкий бардачок, на столе валялись фантики от конфет, стоял немытый стакан из-под сока (Алика прибью!). Диска, однако, не было. Нет, диски, конечно, были, я их все просмотрела, по коробочкам методично рассовала. А мой-то где?

Тут в дверь позвонили, пришлось немного отвлечься. Глаз просто радовался: мамуля, Алик и Вадик, загруженный до ушей пакетами.

— Кушать есть чего? — Алику обязательно надо испортить все впечатления.

— Нет, — отрезала я, но потом смягчилась: — Щас будет. А Мишка где?

— Мишка на дачу к Антохе поехал. Но просил вам не говорить. Вечером будет. Меня не взял.

И слава богу, иначе правды не добились бы. Пока мама с Вадиком дружно сортировали закупленную ягоду и высчитывали, достаточно ли набрали к ней сахару, я зажала Алика в углу:

— У меня диск возле компа лежал. Теперь нет. Куда делся?

Раскололся сразу:

— Был какой-то диск. Мы обрадовались и в коробочку его сложили.

Похвально, конечно, но подозрительно.

— А чему обрадовались-то?

Алик помолчал и выдохнул:

— Что диск ничейный нашелся. Мы его в коробочку вместо родного положили и сдали.

— Куда?!

— В прокат. Мишка там вчера игрульку взял, интересную такую! Возвращать неохота было. Вот Мишка и придумал ненужный диск в их коробку сунуть и сдать обратно.

Мишку убью, Алика придушу. Но позже. А пока уточнила:

— Где прокат?

— Не знаю. — Алик выглядел расстроенным, слишком много секретов выдал за единицу времени. — Мишка без меня ходил.


Жалко было, конечно, Вадика от хозяйства отрывать, но пришлось:

— Вадик, у нас проблемы.

— Какие? — весело отозвался он, засовывая в рот горсть малины. Я подождала, пока прожует, и обрисовала ситуацию. После чего он заметно побледнел и спросил:

— А дача где?

— Кто бы знал! Я пару раз их подвозила, но всегда у заправки выбрасывала.

— Поехали к заправке!

Умная, конечно, мысль, но я предложила по-другому:

— Поедем к Антохе домой. Там и узнаем, где дача. А то вокруг заправки можно и до вечера проездить.

Вадик, сраженный в очередной раз силой моего мозга, молча кивнул и даже опрометчиво согласился взять с нами Алика. За компанию. Мама бросилась крошить нам в дорогу бутерброды. От такой пылкой заботы офонарела не только я, но и Алик. Неужели Вадик настолько ее обаял?


Как уже было отмечено выше, Вадик ездит быстро. Поэтому уже через пятнадцать минут у нас в руках была схема проезда, а еще через час мы тормознули возле аккуратного дачного домика. У меня немного побаливала голова, потому как Алик трещал всю дорогу. Как чукча. Который что видит, то и говорит. Вадик при этом терпеливо кивал ему в ответ и даже иногда вставлял многозначительные реплики типа: «Ну?» или «Да ну!», чем очень Алика поощрял.

Обидно, конечно, но на даче нам никто не обрадовался. Пацаны сидели на крылечке и покуривали, наслаждаясь природой и свободой от опеки.

— Мама? — уточнил Мишка и, слава богу, не проглотил свою сигарету, а просто выкинул.

— Папа! — прорычал Вадик, и мы все притихли. А не надо было курить!

Антоха сгладил ситуацию и пригласил нас в дом. Тут Мишка как раз обрел дар речи и заканючил:

— Мам, можно мы здесь до завтра останемся?

— И я, — подключился Алик, обхватив Мишку всеми конечностями. Как осьминог. И опять пацаны не выказали бурной радости, а я злорадно полезла в кошелек:

— Ладно. Полтинник оставлю, подкупите провиант.

— Не надо, — отрезал Вадик, пощелкав дверцами шкафов. — Тушенки навалом. Консервы, картошка, вермишель. Тут неделю продержаться можно. А бабки прокурят, потом тебе названивать начнут: мама, забери нас отсюда, у нас деньги кончились, кушать не на что было!

Удивительная прозорливость — такое уже случалось. И не раз. А Вадик продолжал удивлять:

— Пусть себе отдыхают, а завтра я их сам отсюда заберу, чё тебе мотыляться?

Вона как у нас теперь!

Мишка в ожидании пояснений уставился на Алика как основного носителя информации. Тот надежды оправдал и мгновенно доложился:

— Это дядя Вадик. Мамы твоей дружок новый. А моя укатила к Костику на дачу.

В этом месте я призадумалась о нашем с Валюшкой моральном облике, а Алик вежливо повернулся к Вадику:

— А это — Михаил. Ольгин сын и мой брат двоюродный. Ему шестнадцать. На будущий год будет.

Вадик и Мишка пожали друг другу руки, после чего мы добились адреса прокатного пункта и покатили в город. Дети проводили нас до машины, причем старшие выглядели малость грустнее, чем подсунутый им Алик.

Прокат, естественно, был недалеко от нашего дома, эдакий уголок в отделе супермаркета, заставленный пестрыми коробочками. Владел всем этим богатством лохматый парнишка, который сидел здесь же на стуле, почитывая газетку, и очень нам обрадовался:

— Чего изволим?

Вадик посмотрел на меня. Понятно, проблему излагать предстоит мне — для него задачка непосильная. Изложила не совсем по-честному, конечно. Сказала, что дети по ошибке засунули в коробку неправильный диск, а он нам сильно нужен, просто семейная реликвия! Вадик заслушался, а парнишка проникся, стал рыться на полках и в своем журнале. Я не рискнула бы назвать его торопливым. Через довольно продолжительное время выяснилось, что диск взял в прокат парень без имени и фамилии, конечно, но ездит на открытой спортивной машине марки «феррари» приметного ярко-зеленого цвета. Взял на три дня, но, может, заметив подмену, вернет раньше. Я бросила глазом на Вадика и едва удержалась от вопроса: а не похож ли окрас машины марки «феррари» на цвет лица моего спутника?

Мы вышли из магазина в гробовом молчании.

— Сегодня встреча с братухой, — уныло напомнил Вадик.

— А мне с Валерьяшей обедать.

— Кто такой?

Да-а, случай запущенный. Терпеливо напомнила:

— Подполковник гаишный. Который нам информацию про Василька выдал в обмен на обед со мной.

— Он к тебе пристает?

— Нет. Он меня любит. У нас с ним роман длиною в жизнь. Заодно попробую узнать через него про владельца «феррари», вряд ли их в городе больше одной.

Вадик растерялся, не зная, ревновать меня к подполковнику или уважать еще сильнее. В результате склонился к последнему и доставил меня к месту встречи.


Валерка уже маялся за столиком с меню в руках:

— Ольчик! Не знаю, что заказать. Давай ты!

Опять все на меня! Я заказала себе палтус и папоротник, а Валерке — свинтуса с грибами и коктейль из морепродуктов. Какая-то совсем сытная жизнь настала. Только я худеть собралась…

Заказ принесли быстро.

— А водочки?! — возмутился полковник. — «Русский стандарт», грамм триста.

— Столько выпьем? — усомнилась я, а Валерьяша посмотрел на меня молча, но настолько выразительно, что я сразу поняла: похудею вряд ли, а вот сопьюсь точно.

Между тостами за меня, красивую, и рассказами о Валеркиной безответной ко мне же любви удалось вставить вопрос:

— Котик, поможешь мне еще одну машинку отыскать?

Он молча замахнул рюмку водки и уставился на меня.

Впрочем, я его прекрасно понимала, но объясняться было нелегко, поэтому настойчиво выдала информацию:

— «Феррари», ярко-зеленая, номер не знаю, фамилию владельца тоже. Но очень надо. Ты не подумай чего. Просто у него вещица, которая мне крайне дорога.

Валерка еще раз выпил водки, но на сей раз и я его поддержала, потом взял телефон и пролаял:

— Подполковник Сидорчук. «Феррари» ярко-зеленого цвета. Все для начала… А что, у нас в городе на каждом углу такие есть? Всех, кого найдешь! Десять минут!

— Суров! — похвалила я, когда он отключился, ему это понравилось — произвел впечатление на девушку.

Пока ждали ответного звонка, мне пришлось слушать о том, как он давно и пылко любит меня, Мишку, мою маму, Валюшку и даже Алика и ему тоже очень хотелось бы жить такой вот большой и дружной семьей. Я сделала вид, что предложение кажется мне весьма и весьма привлекательным, но надо подумать, с родными посоветоваться…

Слава богу, зазвонил Валеркин телефон, и через минуту он преподнес мне адрес на бумажке с таким видом, будто это обручальное кольцо. Как и предполагалось, такая экзотическая машина была в городе одна.

Мы неспешно выпили кофе, и Валерка галантно предложил подвезти меня. Я уже было со вздохом согласилась, но не успела, потому как из-за угла угрожающе выдвинулся джип с Вадиком за рулем и остановился почти на моей ноге.

— Чего это? — удивился Валера.

— Брат наш двоюродный, — нашлась я, — из Хабаровска погостить приехал. От безделья взялся изображать моего личного шофера.

— А машину вы новую купили, что ли?

— Ага. Валюшка в рассрочку договорилась. В долгах теперь.

Объяснения подполковника удовлетворили, он чмокнул меня в щеку, усадил в машину, а Вадика напутствовал:

— Не гони! Это моя будущая жена!

Пока до Вадика дошел смысл сказанного, мы уже, слава богу, успели отъехать за квартал.

— Чего-о?!

— Это мы с ним шутим так. С детства, — успокоила я и помахала перед его носом бумажкой с адресом.

— Не-е, ну бык в погонах! — возмутился он, а я сочла наш с Валерьяшей роман в очередной раз приостановленным.

Мы поехали по адресу, но владельца «феррари» дома не было. Вадик и я минут десять топтались под железной дверью, нажимая по очереди кнопку звонка. Хозяин явно отсутствовал.

Однако бабульки у подъезда охотно подтвердили, что мы на правильном пути, характеризуя при этом хозяина машины не с самой положительной стороны. Точнее, бездельником и блудником. Но нам он был нужен любой, и, сев в машину, мы погрузились в размышления. Вернее, погрузилась я. Вадик же ерзал на сиденье, вздыхал и ерошил себе волосы.

— Поедем на «стрелку», — наконец мрачно произнес он. Я попыталась отвертеться, но потом вспомнила, как активно он сегодня участвовал в жизни моей семьи, и согласилась.

Мы поехали во вчерашний итальянский ресторан.

В меню я даже смотреть не смогла после сытного обеда, поэтому Вадик ужинал в одиночестве, а мне принесли кофе и клубнику со сливками. Лопну, ей-богу!

Браток образовался возле стола минут через двадцать, присел на свободный стул и, засунув в рот зубочистку, спросил по старой привычке:

— Ну?

— Нету пока, — блеснул красноречием Вадик. Минут пять все очень вдумчиво молчали.

— Ну и?.. — Браток несколько разнообразил свой лексикон.

— Будет, — уверил Вадик. — На след напали. Ты, Лохматый, не грузи. Фишка не так легла. Найду.

Лохматый выдержал еще одну паузу и определил:

— Завтра.

После чего поднялся и ушел. В изысканной английской манере — не прощаясь.

— Почему — Лохматый? — уточнила я. — Он же лысый, как коленка!

— А он по молодости кудри до плеч носил, — разморозился Вадик. — «Битлов» любил. Как напьется в кабаке, залезет на сцену и «Естеди» горланит! Прикольно!

Куда уж прикольней. Однако связи у пацанов, чувствуется, далеко корнями уходят.

— Ты его так давно знаешь?

— Сто лет уже. Подростками вместе куролесили. Он вообще не злой. Но с понятиями.

Да-а, ни за что бы не догадалась.

Тем временем получивший короткую свободу Вадик с аппетитом доел свой ужин.

Мы для очистки совести еще раз вхолостую навестили дом блудника феррариста, после чего Вадик принял независимое решение:

— Я, пожалуй, у Петровны пока поживу. Там спокойнее. А то мало ли, начнут братаны «пугалками» баловаться. Они любят. Чтоб не расслаблялся.

Хорошие друзья юности!

На этом день вроде бы и закончился. Вадик подвез меня к дому, и я заботливо уточнила: сразу ли он подастся к Петровне? Он отрицательно помотал головой:

— Попозже. Я маме малину обещал на зиму потолочь.

Все помешались на этих заготовках. Однако какой хороший сын!

В общем, традиционно простились долгим поцелуем и вылезли из машины. Вадик пискнул сигнализацией, а я почти зарделась:

— Да ладно! Не провожай. Как-нибудь и сама до квартиры дойду.

— Здрасте! А малина?

Малина? Однако я тоже туговато соображать стала…

Дома мамусик уже все приготовила: в тазике ягодку сахарком присыпала и толокушку достала. Вадик вымыл руки и приступил к делу, умеючи кстати. Наверное, и правда хороший сын. Затем они слаженно расфасовали все по банкам, и Вадик охотно взялся прикручивать отвалившиеся дужки к многочисленным очкам, скопившимся в доме. В финале он немного подумал и любезно согласился перекусить. Слон!

— Что-то дети сегодня загулялись, — вдумалась бабушка, и мы вынуждены были признаться, что избавились от них до завтра, чем ее неожиданно очень порадовали: — Ой! Валюшка уехала, и мальчишек нет! Вадик, куда же вы на ночь глядя? Оставайтесь, у нас места много. Я вас водочкой на лимоннике угощу. Сама настаиваю, очень бодрит.

Вадик поспешно согласился, а я потеряла дар речи. Интересно, как мама себе это представляет? Как выяснилось — очень просто: она постелила Вадику в мальчиковой спальне.


В общем, как всегда, к двенадцати разошлись.

Я почитала, поглядела на луну и совсем уже было начала разочаровываться в людях, когда дверь моей спальни бесшумно приоткрылась и снова закрылась. В набедренной повязке из полотенца возник Вадик. Нет, и правда фигурой хорош, в лунном свете особенно были заметны рельефы его мышц, хоть на конкурс сдавай.

Как ни странно, он не нырнул ко мне под одеяло, а уселся на пол рядом с кроватью. Прошла пара минут, я перестала придуриваться и открыла глаза.

— Оля, — прошептал он. — Ты такая красивая! В его словах явственно звучал восторг, но это был как раз тот случай, когда моим ушам верилось с трудом. Я откинула одеяло:

— Запрыгивай!

А вот и не угадала! Он только протянул загорелую руку и погладил меня. Как фарфоровую статуэтку, бережно. У меня по коже наперегонки забегали приятные мурашки.

— И ноги у тебя — обалдеть!

— А у тебя — руки. — Я не выдержала: — Ну, Вадик!

Он, наконец, перебрался на кровать.


Силы покинули нас ближе к утру. При этом мы оба сделали вид, что просто решили минутку передохнуть. Вадик сгреб меня в охапку, я удобно сложила на нем одну из своих «обалденных» ног, голову пристроила на рельефном плече и… проснулась, когда солнце опять норовило залезть в окно. Одна. Я опасливо вышла в кухню. Маманя варила кофе и выглядела ласковой:

— Буди друга семьи, завтрак готов.

Несложные умозаключения привели меня в детскую. Там по Мишкиному дивану невинно и сладко разметался загорелый друг семьи. Ну конспиратор!

Не без охоты я поцеловала его и велела вставать. Он пытался затащить меня к себе под простыню, но, заслышав о маме и завтраке, сразу угомонился.

Аромат кофе в кухне перебивал какой-то противненький запашок, из чего я определила, что помимо яичницы нам подадут еще и салат из морской капусты, очень, по мнению мамы, полезный. А я даже затрудняюсь определить, что в нем противнее: вкус или запах. Однако Вадик с аппетитом подмел все, что стояло на столе, а салат весьма одобрил. За полезность. Он явно стал заметно ближе нашей семье.


После завтрака мы опять заехали на квартиру к хозяину «феррари». С тем же результатом.

Вадик сильно прихмурел, пришлось утешать:

— Это оттого, что мы поздно встали, все уже разъехались.

Видимо, вспомнив о причине нашего позднего просыпания, Вадик повеселел и полез целоваться, после чего неожиданно спросил:

— А ты кто вообще?

Я опасливо отодвинулась от него, не зная, что и подумать:

— В смысле?

— В смысле, по жизни.

— А-а, преподаватель.

— Училка!

— Сам ты училка! В универе преподаю. — И неожиданно пожаловалась: — За полкопейки.

— Сдается мне, что недавно. И на училку не похожа.

Ух ты, смекалистый какой!

— Недавно. Чуть больше года. Как дальше будет, не знаю. Жизнь впереди еще большая. Пока диссертацию пишу.

— Ты?!

— Ну не ты же!

— Молодца! Умница — сразу видно. Книжки читаешь (вот впечатлился-то!). А раньше чего делала?

— Долго объяснять. Небольшую конторку держала. Консультации, финансы, инвестиции, нал-безнал. Наука выживания в условиях неразумного налогообложения. В три слова не уложишься. Но прибыль была. Да оно тебе надо, Вадик?

— Ну ты мозг! Я и представить себе не могу, о чем ты говоришь, а ты на этом бабки делала. А теперь чё?

Я пожала плечами. Не люблю эту тему. Забылось вроде уже, затянулось, перешло на другие рельсы.

— Другая жизнь теперь, Вадик. Новая.

Но он не отставал:

— Не, а чё дело-то такое бросила? По правде!

— Да скорее меня бросили. Или кинули, проще говоря. Сделку со старым добрым партнером проворачивали, крупную. В нашей системе, знаешь, слово зачастую больше денег весит. Ну и техническая сторона, в смысле построения финансовой схемы. Чтоб чисто все прошло, никого не подставить, не подвести, никого прибылью не обидеть.

— Ничего не понял, — вставил Вадик. — Но справедливо. Как и у нас. Ну?

— Ну, до половины сделку уже провернули, а партнер взял и свалил в Зеландию. И весь наш «банк» с собой дернул. Вроде не в первый раз с ним работали, а вот не выдержал испытания большими деньгами.

— А ты?

— А я вместе со своим словом, под которое весь сыр-бор и замутили, здесь осталась. Без денег, с долгами. Пришлось выпутываться. Освободила себя от движимости и недвижимости. Сам понимаешь, авторитет подмочен, большие сделки уже опасаются доверять. Так, за консультацией прибегут, идейку какую поддернуть. В общем, в один прекрасный день закрыла офис на лопату и исчезла из того мира. Перешла в другой, попроще. Переживала сначала, конечно. А потом вдруг обнаружила, что спать стала крепко и до утра. Раньше после четырех уже не спалось, вертелась, думала, дела — шовчик к шовчику сращивала, просчитывала на двести восемьдесят рядов, чтоб срывов не было. Было дело, до больницы себя довела. А сейчас как-то задышала, так спокойно стало вдруг. Здоровая, спокойная жизнь. Даже нравится!

— Гад! — Вадик сжал кулаки. — Дай его координаты, из-под земли достану!

— Ну, мститель, блин, — развеселилась я, — говорю же, не имеет смысла. Я жить лучше стала. Здоровее. Нет худа без добра! Не хочу назад. Да и не одну меня он кинул. Его долго искали. Скрылся.

Вадик долго хмурил брови.

— А муж твой где? — после небольшой паузы уточнил он.

— Муж? — призадумалась я. Тоже нелюбимая тема. — Муж закомплексовал, когда у меня бизнес в гору пошел. Разошлись. Сначала поддерживали отношения. Потом, как я в нищету впала и возникла необходимость в реальной поддержке, технично растворился. Да и черт с ним!

— А у сестры твоей муж куда растворился?

— У нее целых два было. С первым мама помогла расстаться — невзлюбила. Он и правда занудой конченым был. А второй — всем хорош. Веселый, добрый. В море ходил, зарабатывал прилично, но пил, зараза! Алик родился, она потерпела еще немножко и выгнала. Не свезло, в общем. Вот так и получилось: сначала я ей помогала, теперь она — мне. Да и веселее как-то вместе.

Вадик удовлетворился. Дел вроде пока не было. Мы немножко погуляли по набережной, выпили в кафе молочный коктейль, перекусили и снова заглянули к ферраристу. Никого. Не знаю, как Вадика, но меня это начинало настораживать.

— Поехали к Петровне, — предложил он. — Комнату пока себе застолблю.

— Ну да, а то к вечеру свободных может не оказаться, — съязвила я.

— Ага. А позже снова сюда приедем, покараулим.

Вадик иронии не заметил.


У Петровны на манеже — все те же. Одна из комнат была закрыта — клиенты. На кухне попивала кофеек Машка, которая нам обрадовалась, как родным, и пожаловалась:

— Сегодня дурдом какой-то, все как с цепи сорвались. Еще день на дворе, а я вроде целую смену отпахала, устала.

Я, разумеется, не стала уточнять, на каком поприще девушка утомилась, а Вадик определился:

— Петровна, ты одну комнатку не занимай сегодня, я ее у тебя снимаю. Поживу пока.

Та не возражала, а Машка подмигнула мне. Представляю, что подумала.

В дверь позвонили, Петровна понеслась открывать, но через минуту растерянно отрапортовала:

— Вадя, к тебе!

Дверной проем в кухне полностью занял… Лохматый. Двое из нас точно онемели, а он натурально потер руки:

— Опс! Как я вас накрыл, голуби! Я вас еще от набережной пасу, блин!

Целый монолог, однако.

— А чего нас пасти? — искренне удивился Вадик.

— Ха! Ты ваньку не валяй, Вадя. Я на связь с тобой с утра пытаюсь выйти, а мне лапшу в уши — «абонент недоступен». Шифроваться решил?

Вадик растерянно полез в свою борсетку, выудил телефон, долго вертел его в руках, тыкал кнопочки, наконец, догадался:

— Так батарея села!

Лохматый вырвал у него из рук трубку, проделал с ней те же манипуляции и смягчился. Но не сильно.

— А хрен тебя разберет. Пурги вокруг тебя много образовалось. Диск непонятно куда подевал, телефон рубанул. Не нравится мне это.

Лохматый переместился ближе к подоконнику и недобро сощурился:

— Мож, Вадя, метнулся куда? Смотри, за это знаешь чего бывает!

Он стоял спиной к окну и на фоне освещенного квадрата фигурой напоминал Кинг-Конга. И голова такая же, в плечи вросшая. Только бритый череп отсвечивает.

Мы же тихо сидели вдоль стенки. Машка, открыв рот, переводила глаза с Вадика на Лохматого. Петровна на табуретку присела, ладошки аккуратненько на колени сложила, видно, что растерялась.

А Лохматый сам себя заводил. Похоже, и правда за диск очень переживал. Глаза его стали какими-то маленькими и водянистыми, а голос перешел в угрожающий шепот:

— Ты гляди, паря, меня за этот диск порешат. Там такие люди подтянуты, тебе и не приснится! Хрен бы, если сломал. Накажут, да и ладно. Но если подляна какая выплывет, меня первого порвут. Но имей в виду, перед этим я бабам твоим кишки на голову намотаю. У тебя на глазах! А потом тебя наизнанку выверну.

Я заслушалась, Петровна охнула, Машка побледнела, а Вадик повел себя достойно:

— Ты совсем офигел (немножко другим словом, конечно)! Или головой заболел! Ты меня сто лет знаешь — я в жизни никому подляны не строил! А баб моих только пальцем тронь!

Обстановка накалялась. «Бабы» почти не дышали. А в этот момент в форточный проем с толстой ветки растущего под окном ильма по-кошачьи мягко ступил Чикатило. Приметив нашу компанию, кот замер и огромными желтыми глазами уставился на Петровну. По-видимому, вопрошал, можно ли войти. Влиться в наши дружные ряды ему мешал череп Лохматого, который закрывал проход. Сам же Лохматый в запале ссоры зверушку не приметил.

— Ты, недомерок! Усохни! — невежливо ответил он Вадику и угрожающе качнулся в его сторону.

Чике за Вадика, судя по всему, стало обидно. Он вытянул вперед свою лапищу с растопыренными, огромными, как у тигра, когтями и шарканул ею по лысине Лохматого.

Тот отреагировал молниеносно. Свернулся в огромный ком, тренированным броском катнулся вдоль нашего ряда к дверному проему, пружинно распрямился и, резко обернувшись, занял боевую стойку с прижатыми к челюстям кулаками.

Вот это реакция! Теперь я уже не только заслушалась, но и загляделась. Впечатление портили четыре полосы, которые алели вдоль черепа Лохматого и начинали наливаться алой кровью.

Чика тем временем тоже проявил высокий профессионализм и в считаные секунды успел бесшумно ретироваться на улицу. «Кто быстрее?» — называлась их игра. Дальше начиналось — «кто умнее?».

Лохматый водил глазами в поисках противника. Кровища не на шутку растекалась по его башке. Он потрогал рану руками, глянул на свои пальцы, перепачканные кровью, и вдруг заверещал тонким голосом:

— Кто?! Сука позорная! Где?! Бля такая, разорву!!!

Наша компания молчала, как партизаны на допросе. Выдавать Чику казалось нам подлым предательством. В конце концов, мы были с ним вполне солидарны!

Первыми очнулись Петровна с Машкой. Они подхватили Лохматого под руки и усадили на освободившуюся табуретку. Вадик, с сомнением оглядев мощную фигуру бандита, подсунул под его зад еще одну.

Петровна быстро выудила откуда-то флакончик с зеленкой. Обильно смочив в ней большой клок ваты, она приложила его к ране. Видимо, сразу подействовало, потому что в ответ на заботу раздался рев раненого носорога.

— Тихо ты, — шикнула Петровна. — Всех мне тут распугаешь! И не крути башкой-то! Измажу.

Лохматый замолк, но все равно вырывался. В результате борьбы половина его черепа окрасилась в цвет изумруда. Напоследок он вырвал у Петровны вату, швырнул ее в раковину, а сам кинулся к зеркалу. То, что он там увидел, добило его окончательно. Опираясь кулаками о трюмо, он приник к зеркалу почти вплотную. Глаза его закатились, он ухал, всхлипывал и подвывал, очень напоминая орангутанга и вообще целый зоопарк в одном лице.

Сердобольная Петровна притащила откуда-то маленькую табуреточку, взгромоздилась на нее и пыталась обдуть его раны. Лохматый, ощущая потребность в сочувствии, клонил к ней свою башку. Видимо, ряды «детей» Петровны сегодня пополнились новеньким.


Через полчаса, заклеенный пластырями, Лохматый с несчастным видом сидел в кухне, а Петровна утешала его пирожками:

— Ешь, Боренька, утром пекла. И не убивайся так — заживет.

— Петровна, сознайся, что это было?

— Да Чикатило приходил.

— Кто-о?

— Чикатило. Он, знаешь, не любит, когда грубят. Что не по его — накажет обязательно.

Лохматый побледнел, в его бесцветных глазах метнулся мистический страх.

Тут по телефону позвонили, Петровна ласково защебетала, а когда положила трубку, спровадила нас в «Вадину» комнату, напутствовав:

— Вы только больше не ссорьтесь и не шумите. Клиент сейчас подъедет, мы его с Машкой в кухне подождем. А вы телевизор включите, отдохните пока.

«Дожили! — мелькнуло у меня в голове. — Моя студентка остается в кухне ждать клиента, а я удаляюсь в будуар с двумя сомнительными спутниками! Видела бы это моя мама!»

Мы закрылись в комнате. Лохматый пристроился на диване, мы с Вадиком — в креслах.

— Ну? — Раненый Лохматый ожил и снова стал лаконичным и грозным.

Вадик вкратце обрисовал ему наши приключения и пообещал:

— Феррариста все равно поймаем.

— Когда?

— К вечеру еще раз на хату к нему съезжу, засяду у подъезда, буду ждать до упора.

— Нет.

— Что — нет?

— А если смоешься? Боюсь я тебя из рук выпускать. Братва мне голову выдернет.

— Да ладно, Борька! Ты же знаешь меня…

Слушать их диалог мне было не особо интересно, я рассеянно щелкала пультом телевизора. На экране замелькали каналы. Наткнулась на «Автопатруль».

Терпеть не могу эту передачу, а дети наши смотрят с открытыми ртами.

— …В меньшей степени повезло водителю машины уникальной для нашего города марки «феррари».

— Тихо! — завопила я.

Мужики уставились на меня, а я ткнула пальцем в сторону экрана. Диктор за кадром продолжал вещать:

— Спасатели с трудом извлекли его из стальных тисков некогда великолепного салона, а машина «Скорой помощи» доставила в травматологическое отделение городской тысячекоечной больницы.

— Нашелся, блин! — выдохнул Вадик.

— Поехали! — скомандовал Лохматый. Он резво соскочил, но, отразившись в зеркале, чертыхнулся: — Нет! Я здесь ждать буду.

— Хорошо, — легко согласился Вадик. — Мы быстро!

— Ага, размечтался! Пусть она едет, а ты со мной сиди. Чтоб верняк был.

— Как она поедет? На своих двоих? До утра ездить будет!

Лохматый был непреклонен:

— Дай ей ключи от своей машины и усохни!

— Я всю жизнь только легковые машины вожу, — предприняла я последнюю попытку отбояриться. — Да и прав у меня с собой нет.

— Все, я сказал! — отрезал Лохматый, включил музыкальный канал и усилил звук.

Вадик выдал мне ключи и документы, от руки нацарапал доверенность, и я подалась. Доверенность при полном отсутствии у меня каких-либо документов существенно облегчала мне задачу.

За руль его джипа я вскарабкалась с трудом. Ну и дура! Я имею в виду машину. Как на такой бандуре по узким улицам выруливать? Ладно, где наша не пропадала!

Джип респектабельно заурчал и мягко тронулся.

В больницу я добралась минут за сорок — пробки были ужасные. Я плохо чувствовала габариты машины и все время нервничала, что кого-нибудь не ко времени зацеплю. Еще не хватало!

В больнице не сразу, но все же получила информацию о том, куда поместили парня после вчерашней аварии на проспекте Красоты.

«Травму» нашла довольно быстро, там мне указали на нужную палату.

Я тихонько приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

На высокой койке лежала распятая мумия. В том смысле, что больной был в гипсе целиком, с головы до пят. Обе его ноги были подняты на вытяжках, одна рука, согнутая в локте, покоилась на скобе. Но при этом глаза «мумии» блестели весьма отчаянно и даже весело. Чувствовалось, что парень — оптимист. На меня он поглядывал с некоторым сомнением.

Поздоровавшись и присев на скамеечку рядом, я принялась излагать цель моего визита. Меня внимательно слушали. Минут за двадцать я в целом обрисовала свою проблему и примолкла. Наступила тишина. «Мумия» продолжал внимательно на меня глядеть, я даже засмущалась. Растерянно уставилась в окно. Из него просматривались кроны деревьев и небо в редких белых облаках. Дабы как-то разрядить молчание, я изрекла:

— А я где-то слышала, что «феррари» бывают только красного или желтого цвета. А у вас вот зелененькая.

Я опять замолчала, вспомнив, что у парня уже никакой машинки нет, ни зеленой, ни серо-буро-малиновой.

Но мое замечание неожиданно вызвало у «мумии» смешок:

— Так в том-то и прикол! Я свою ласточку специально в Пуссан на перекраску пароходом возил, что б, значит, не как у всех была.

— Ну, насчет «не как у всех» — это ты загнул. Она и так, считай, одна на весь город, — ответила я. А про себя опять подумала: «Была!»

Но «мумия» оживился, даже сделал тщетную попытку сесть на кровати. Я бросилась обкладывать его подушками. Ледок между нами окончательно растаял.

Мы обменялись соображениями насчет нашей родной медицины, остановились отдельно на проблемах больничного питания, помянули ГАИ и дороги. Наконец, мне удалось вернуть разговор в интересующее меня русло.

Несмотря на свое незавидное положение, феррарист выказал готовность помочь, уточнив:

— Но взамен ты кое-что будешь мне должна, пупсик.

Я смело заверила:

— Любая твоя прихоть! — Так обещать было нетрудно, поскольку состояние «мумии» являлось гарантией от каких-либо поползновений на мою девичью честь.

— Тогда — бульону куриного домашнего и вообще пожрать по-людски. И покурить.

Сигареты у меня были. Я сунула одну из них ему в рот и щелкнула зажигалкой. Парень затянулся и от удовольствия закатил глаза.

Пришлось страховать, пока он курил. Проще говоря, придерживать сигарету и стряхивать пепел. Потом я открыла окно и проветрила палату.

После этого «мумия» сообщил, что искомый диск, взятый им в прокате, лежит у него дома на пластиковой полочке возле компьютера, а ключи от квартиры здесь, в тумбочке.

В общем, программа дальнейших действий была мне ясна. Пообещав парню сегодня же вернуться вместе с ключами и бульоном, я поторопилась к машине.

Для начала заехала в шашлычную и заказала сварить куриный бульон, сказав, что заберу его через сорок минут. Потом опять взгромоздилась в джип и порулила к дому феррариста.

Поднявшись на этаж, я достала выданные мне ключи. На связке их было штук восемь. А на двери — лишь два замка. Значит, будем подбирать.

По очереди я совала ключи в скважины замков, наваливалась всем телом на дверь, чертыхаясь при этом.

Естественно, подошел только последний ключ. Глазки всех трех соседских дверей прямо-таки буравили меня бдительными взглядами. Я готова была к объяснениям, но из дверей никто так и не показался.


Войдя в квартиру, я была ошарашена тем, что в ней увидела. Точнее, тем, что ничего не увидела — ни стола, ни шкафа, ни компьютера, ни полочки, ни дисков. Квартира была абсолютно пуста! На полу валялись обрывки каких-то афиш, а посредине единственной комнаты как-то неожиданно красовался сверкающий черный «харлей».

Охнув, я села прямо на пол. Это что ж такое? Ограбление, что ли? А почему тогда здесь «харлей»? Это как понять? И где, в конце концов, этот чертов диск?

Мои размышления на полу прервал настойчивый звонок в дверь. Охая и чертыхаясь, я открыла засов. Дальнейшее ошеломило меня стремительностью. В дверь ворвалось с полдюжины автоматчиков в касках и бронежилетах поверх милицейской формы. Меня в секунду скрутили и положили на пол вниз лицом. В спину мою больно уперлись дула автоматов. Хорошо, хоть под щекой у меня оказался один из обрывков валяющихся афиш, а то пришлось бы холеным лицом в обшарпанный пол вжиматься.

Небольшая прихожая оказалась заполненной людьми. Лежа на полу, я растерянно дышала запахом сапог и пыли. Наконец, суровый голос велел мне показать документы.

Я опасливо подняла голову. Картинка была еще та! Дюжие ребята кружком толпились вокруг меня, несчастной и растерянной. При этом все они упорно наставляли на меня свои автоматы. На лицах их читалась боевая решимость и готовность биться co мной до смертельного исхода. Я не удержалась и съязвила:

— Ладно, не бойтесь, не трону!

— Шутить в СИЗО будешь! — был мне холодный ответ.

Ну что ж, да здравствуют бдительные соседи! Не зря меня глазки буравили, вызвали-таки добрые люди милицию. Только как я теперь объясняться буду? И сколько времени все это займет?

Поскольку из документов у меня только Вадикины права оказались, долго беседовать со мной не стали. Бесцеремонно запихнули в пыльный уазик с решеткой на заднем стекле и повезли. Спасибо, наручники надевать не стали. Просто рядом уселся крепкий парнишка и припер меня плечом так, что мне не то что рыпаться — даже дышать удавалось с трудом.

Да что ж это такое со мной творится? Это как же я докатилась до жизни такой? Когда это я подумать могла, что меня в «черном воронке» повезут? Что я, держа руки за спиной, с понурой головой в «обезьянник» под конвоем шагать буду? Определенно, мой ангел-хранитель опять куда-то отошел. За последние два года он это не в первый раз выделывает. Но так чтоб до тюрьмы дошло — это уже слишком!

Решетчатая дверь злорадно захлопнулась за моей спиной.

— Ну что, Оленька, у тебя появилась возможность узнать еще одну сторону жизни. Знакомься — острог. Тебе, как писателю, будет интересно, — подбодрила я саму себя.

Так я оказалась в «обезьяннике». Соседями моими стали парочка сильно пахнущих бомжиков и неопределенного возраста мужчина с огромным кровоподтеком под глазом. Через часик к нам присоединился юный наркоман и барышня лет сорока, с ярко накрашенным, сильно обветренным и загорелым лицом. Мужская часть компании была немногословной, а вот соседка, оглядев нас беглым взглядом, сразу подсела ко мне и поинтересовалась насчет сигарет. Мой «Парламент» ее вполне устроил. Картинно затянувшись, она спросила, за что меня «замели».

Я решила не выпендриваться и просто сказала: «Квартирная кража». Сокамерники посмотрели на меня уважительно.

— А взяли как? — подал голос подбитый мужчина.

— Соседи ментов вызвали.

— Вот козлы, — посочувствовала барышня, — ну, чё лезут не в свое дело! Сидели бы по своим хатам, так нет, во все нос сунуть надо!

Бомжики, жадно поводя носами, подсели к нам поближе. Я поняла, что их тоже интересует мой «Парламент». Протянула им пачку и вежливо попросила не подслушивать девичьих бесед. Они, довольные, вернулись в свой угол. А вместе с ними отодвинулся и запах помойки.

— Зря всю пачку отдала, — изрекла моя товарка, — и одной бы обошлись, халявщики.

Сама она до этого предусмотрительно отобрала себе парочку сигарет «про запас».

— Тебе, мож, кому малявку передать надо? Сама-то ты, видать, тут надолго, — сочувственно продолжила она. — А я через пару часиков откинусь, так что обращайся.

Из ее слов я усвоила, что она берется передать на «волю» мое послание. А в моей ситуации явно необходимо влиятельное вмешательство. И опять я нуждаюсь в Валеркиной помощи! Последнее время я без него как без рук. Как бы и впрямь под венец не пристроиться.

— А ты-то почему уверена, что скоро выйдешь? — спросила я свою новую приятельницу.

— А так всегда. Одни берут, другие отпускают. Лишь бы бабки сорвать. Забашляю — и отчаливаю. В нашем деле всегда так, — доверительно поведала она.

Дабы не демонстрировать свое невежество, я с понимающей миной кивнула. Да и зачем мне вникать в нюансы этой стороны жизни? Главное, барышня берется мне помочь.

— Запомни телефон, спросишь Сидорчука. Скажешь, что Оля в первомайском отделении, пусть поторопится.

— А это кто такой, твой крышевой?

— Да вроде того. — Я не стала вдаваться в детали. Впрочем, они никого и не интересовали.

Соседку мою и правда выпустили уже через полчаса. На прощание она подмигнула мне и, не без усилия над собой, отдала мне одну из заныканных у меня же сигарет.


Еще через полчаса меня повели на «допрос». Довольно развязный сержант ввел меня в маленький кабинетик, где впритык друг к другу стояли три стола, на одном из них помещался компьютер, за другим сидел следователь. Мне этот следователь предложил сесть за третий стол. Сквозь зубы.

Вид у блюстителя был довольно сопливый. Но по-видимому, сам себе он казался крутым шерифом. Рукава светлой рубашки закатаны до локтя, пуговицы грязноватого воротничка расстегнуты. С виду года двадцать два, но лицо мрачное, нарочито суровое и усталое.

— Ну что, Ольга Сергеевна, рассказывайте, — предложил он мне брезгливо и закурил вонючую сигаретку.

Хотелось напомнить ему о хороших манерах, но я воздержалась и рассказала. Практически всю правду. О гонщике, угодившем в больницу, который сам дал мне ключи от дома и попросил поискать там диск. В процессе моего повествования следователь морщился, подхмыкивал и всячески давал мне понять, что ни одному моему слову он не верит.

— А барахлишко-то куда из дома подевалось? — задал он вопрос по окончании моего повествования и лениво потянулся. Нет, он начинал меня основательно раздражать.

— Я не знаю, — честно созналась я.

— Так подумайте. — Мальчишка взял со стола какие-то бумажки и без всяких пояснений удалился. Дверь за собой запер на ключ.

Возмущению моему не было предела. Я злилась на сопляка, а еще больше — на себя. Лезу в какие-то сомнительные истории, совсем уже заигралась, до кутузки докатилась, позорище!

Следопыт явился минут через пятнадцать. Спешить ему, в отличие от меня, было, видимо, некуда.

— Подумали? — лениво осведомился он.

— Мне не о чем думать! — К этому моменту я окончательно обозлилась. — Теперь твоя очередь начинать думать.

Сопляк даже растерялся:

— О чем?

— О том, что по твоей логике получается, будто я все барахло вынесла, а потом уселась в пустой квартире ментов дожидаться?

— Всяко бывает. — Следователь снова вошел в роль ленивого шерифа. Он уселся за свой стол и закинул ноги на соседний стул. — Вы, дамочка, сильно не умничайте. Я вас сейчас снова в клетку отведу, до утра. Вот увидите, как сильно вам потом захочется все мне пояснить.

— Да я тебе уже сейчас все могу пояснить.

— Это похвально. — Мальчишка убрал со стула свои ноги в пыльных башмаках и повернулся в мою сторону.

— Ты, дурачок, сбегай для начала в больничку, найди хозяина квартиры. Он тебе все и пояснит. Заодно мозги проветришь, может, соображать начнешь.

Следователь побагровел. Н-да, ему еще работать и работать над собой! Для настоящего шерифа выдержки маловато, а вот наглости чересчур. Он снова схватил со стола какую-то бумажку и дунул из кабинета быстрее ветра. И дверь снова запер, придурок.

Я отыскала в сумочке сигарету, а вот зажигалка не нашлась. На подоконнике валялся коробок с единственной спичкой, я чиркнула и прикурила. Пепельница тоже стояла на подоконнике. Я курила у открытой форточки, и в голове моей созрела всего лишь одна, но очень определенная мысль: «Докатилась!»

Когда мальчишка вернулся, я еще не успела докурить. Он совсем офонарел и начал натурально визжать:

— Ты дуру здесь не валяй! Не то я тебя подальше «обезьянника» засуну! Мало не покажется!

И так далее. Я дала ему выговориться и посоветовала:

— Возьми себя в руки. Что ты визжишь, как баба? Некрасиво. Чего злой-то такой?

Мне показалось, что сейчас он меня ударит, но тут, как в кино, распахнулась дверь, на пороге нарисовался молодой красивый армянин в форме подполковника и первым делом наехал на меня:

— Чего весь город на уши подняла? Не могла сама меня затрэбовать?

— Роберт! — выдохнула я: Нет, в голове у меня и правда дырка образовалась. Роберт! Он же со мной в одном дворе рос, мама моя с ним русским языком занималась! Как я могла забыть, что он два года назад вернулся из академии и теперь начальник именно этого райотдела?

— «Робэрт, Робэрт»! — передразнил он и повернулся к онемевшему следователю: — Чего крычим?

Мальчишка стал бледным, ну очень бледным. И молчал.

— Ты ему успэла откусить язык? — осведомился подполковник.

— Если бы я ему откусила язык, то уже померла бы.

— Это почему?

— Он у него слишком поганый, — пояснила я. — И вообще, где ты таких невоспитанных берешь?

Мальчишка теперь уже не дышал.

— Сами бэрутся, большого выбора немае, — неожиданно по-украински закончил фразу Роберт. Полиглот! — Пошли, ворышка!

Мы вышли из кабинета. Я подумала о неудачливом сопливом шерифе, но почему-то без жалости. Хотя я по натуре добрая вообще-то.

В кабинете Роберта я долго писала объяснительную. В ней я ничего не указала про диск. Сообщила лишь о беседе с ферраристом и о его просьбе съездить к нему домой, проверить, все ли в порядке. Заминка вышла с именем и фамилией хозяина квартиры. Но, улучив минуту, когда Роберт оставил меня в кабинете одну, я с его телефона позвонила в приемное отделение больницы, попросила дать мне информацию о пациенте третьей палаты травматологического отделения, попавшего вчера в ДТП. Представилась при этом следователем Кузьминой. Интересующие меня сведения мне выдали в течение трех минут. Могут, когда захотят!

Забрать меня из милиции приехал Сидорчук. Усы его топорщились весьма воинственно, всем своим видом он давал понять, что безнадзорная я дошла до ручки и необходимо срочно принимать меры.

Я была тихой и кроткой. Мне ведь еще предстояло с ним объяснение. Это Роберт не стал вникать в подробности моих приключений, а от Сидорчука так просто не отделаешься.

Мы вышли с Валеркой из отделения. Он держал меня крепко за руку, видно, чтоб по пути я не нашкодила. Мы подошли к его машине, и тут я краем глаза уловила знакомые силуэты. Ну точно — Вадик с Лохматым в пожилой «карине»! Как дурачки, опустили головы до уровня панельной доски и по очереди выглядывают. Конспираторы!

Я села к Валерке, и мы поехали. «Шпионы» порулили следом.

Сидорчук сопел и явно ждал моих объяснений. Но мы так давно с ним друг друга знаем, что никакой, даже самый сердитый его сап не мог меня смутить. Правда, я продолжала изображать паиньку.

— Валерочка, мне так много надо тебе сказать! Давай поговорим сегодня вечерком, а? За ужином, хорошо?

«Валерочка» еще пару раз пыхнул и растаял. Мы договорились встретиться в восемь.

Сидорчук, по моей просьбе, высадил меня у дома феррариста. Я постояла на тротуаре, глядя ему вслед, пока он не скрылся из виду. Тут и «шпионы» подкатили. Первым из «карины» выскочил Вадик, следом — Лохматый, отсвечивая зеленым черепом.

Физиономия Вади была буквально опрокинута тревогой. Лохматый, наоборот, глядел на меня с подозрением. Мы сели рядком на лавочку у подъезда, и я пересказала им все свои приключения. Посмеялась при этом над их конспирацией. И тут вдруг я сообразила: а они-то откуда узнали, что я в милиции?

— Так позвонили. — Вадя опять стал лаконичным.

— Тебе-то кто мог позвонить? Я ж на тебя не ссылалась.

— Так права мои и документы на мою машину у тебя. Вот и выясняли, кто ты мне.

— Да ну! И что ты сказал?

— Сказал, что ты — моя невеста и они головой за тебя ответят, если что.

— А! Ну тогда понятно, почему меня так быстро отпустили!

Лохматый хмыкнул, но Вадя проглотил за чистую монету, а оттого согласно закивал.

Однако надо возвращаться к нашей проблеме — искать злополучный диск. Пока мы сидели в задумчивости, на противоположную лавочку стали подтягиваться члены местного отделения партии бдительных пенсионеров. Я хоть и хранила обиду на тутошних жильцов, но виду подавать не стала, а, наоборот, весьма уважительно и почти заискивающе попыталась вступить с ними в беседу.

Рассказала про их соседа, попавшего в больницу, про то, как он меня к себе домой послал, а в квартире — пусто. Вот теперь мне опять к больному надо ехать расстраивать его, что квартира обворована. А может, кто видел, когда вещи вывезли?

Бабульки чинно меня слушали, головушками качали. А потом и сообщили, что сегодня утром подруга нашего гонщика, некая Лидка, загрузила вещи из его квартиры в грузовичок и отбыла в неизвестном направлении. Но ответственные за порядок в доме общественники записали номер грузовика. Бумажка с номером была извлечена из кармана одной из свидетельниц, и мне продиктовали заветные цифирки. М-да! Народу нашему цены нет.


Вадя с Лохматым поехали к Петровне, а я — опять в больницу. По пути зацепила полдня назад заказанный бульон, который пожилая армянка с горячими молодыми глазами налила в литровую банку и добавила к нему еще теплый лаваш, куриных крылышек, кебаб и печеной картошки. Гонщик не лопнет, интересно?


«Мумия» приветствовал меня радостным воплем, вернее, не меня, а банку бульона. Пришлось кормить его буквально с рук и рассказывать грустную историю про Лидку и пустую квартиру.

— Ну Лидка! Вот жопа! Как сказала, что хочет уйти, я и не стал держать. Говорю: «Бери, что хочешь, и вали». Вот и взяла все, что было, зараза. Спасибо, хоть мотоцикл оставила, а то убил бы точно.

— А где искать-то твою Лидку?

— А хрен ее знает! Она — птица вольная. Я сам такой же. Оттого и продержались вместе почти год. А сейчас я свободен. А ты как? Может, подружимся?

Да! Жизнелюбия парню не занимать. Или женолюбия? А может, это одно и то же?

Поблагодарив гонщика за оказанную честь и пожелав быстрее войти в строй, я отбыла из больницы.

Сев за руль, я решила подумать. О Лидке нам ничего не известно, а вот о грузовике данные есть. Опять к Сидорчуку? А другого выхода нет. Валерка ждет моих объяснений. Вот заодно и заброшу очередной вопрос.

Я набрала Валеркин номер:

— Алло, Валера! Это я. Где встречаемся, дорогой?

— Звучит обнадеживающе, — обрадовался подполковник. — Подъезжай к восьми в «Перекресток».

Ну да, он уже, наверное, решил, что пришло время решительных действий. Посидим, дескать, вечером в кафе, а там плавно перетечем к нему домой. Как бы поделикатнее избежать щекотливой ситуации?

Я позвонила Петровне, доложила Лохматому и Вадику ситуацию, получила добро на дальнейшие действия. Тут мы с Вадиком хором вспомнили: дети! Нам же надо детей с дачи привезти! Лохматый долго выяснял, что мы опять затеяли, потом еще дольше думал и нехотя принял решение:

— Ладно. Мы с Вадькой за ними съездим на моей машине, я на заднее сиденье сяду, чтоб людей не распугать. А ты делом занимайся!

До «занятия делом» оставалось еще больше часа, я решила прогуляться по магазинам, но тут тренькнул мой телефон.

— Алло!

— Олька. — В трубке звучал голос моей подружки Алки. — Ты где?

— В центре, — доложилась я. — Что стряслось-то?

— Вот и хорошо. Быстро дуй ко мне!

— Ал, случилось что?

— Да нету времени объяснять! Заедь, а? Ну сильно надо!

Вообще-то Алка не из тех, кто звонит просто так. Я заменжевалась:

— Да у меня встреча важная через час.

— Господи, ты больше рядишься! Дуй скорее, нам и десяти минут хватит!

Заинтригованная, я порулила в указанном направлении, благо было совсем рядом. Честно говоря, не припомню, чтобы Алка когда-нибудь просила меня о чем-то. Да и дружили мы сейчас уже не так крепко, как раньше. В школе неразлейвода были, а как замуж повыходили, так свели свои отношения лишь к ежемесячным кофепитиям с обменом сплетнями и новостями. Алка с мужем, оба врачи, держали небольшую, но вполне приличную клинику эстетической хирургии и мезотерапии, явление нынче весьма популярное. Так что жили неплохо. А сейчас Алка просила заехать к ней на работу.

Я кое-как припарковала Вадикину бандуру возле мусорного бака и помчалась в клинику.

В холле меня встретила хорошенькая администратор Маришка, впрочем, они все тут хорошенькие, и проводила в Алкин кабинет:

— Алла Валерьевна, Ольга Сергеевна пришла!

В голосе Маришки мне почудилось явное торжество. Дверь кабинета захлопнулась, и щелкнул замок. Опять я взаперти! Я занервничала. Алка стояла возле своего процедурного кресла в белом халате, торжественно подняв руки в хирургических перчатках, и смотрела на меня непонятным, но твердым взглядом.

Жутковатая картинка.

— Садись, — коротко бросила она. Я упала в кресло, моментально покрылась испариной и проблеяла:

— Ал, тебе нужна моя почка? И ты туда же?

В ответ на это Алка окинула меня с ног до головы презрительным взглядом и сунула в руки маленький тюбик:

— Мажь!

— Кого?

— Губы, придурашка! Я тебе сейчас в них по контуру гель введу, будут совсем сладенькие!

— Нет!

— Да, солнце мое, да! Иначе отсюда не выйдешь. Я тебя специально заманила. Как раз свеженький препарат из Швейцарии пришел.

— Аллочка, лучше почку забери!

— Не, ну с мозгами-то дружишь?

Надо отметить, что Алка всегда была очень озабочена тем, чтобы моя неземная красота не увядала, и вечно изобретала мне какие-то омолаживающие и поддерживающие мезокомплексы. Раньше я особо не противилась, но после того, как мое материальное положение дало крен и процедуры стали не по карману, стала отлынивать, а потом по-честному призналась: на халяву не хочу, а деньгами уже не тяну. Алка долго пыталась вразумить меня, что никакие деньги не дороже дружбы и красоты, но я упиралась. В результате с ее стороны поступило весьма оригинальное предложение:

— Ладно, Лелик. Поступим так. Я тебе буду вводить сэкономленные препараты. До миллилитра же на каждую клиентку не рассчитаешь, всегда с запасом берешь. Небольшая экономия, но случается. Вот и будем на тебя тратить, раз ты такая принципиальная. Ну а уж за собственную работу я с тебя, стреляй, денег не возьму. И ты бы не взяла!

Не могу сказать, что предложение очень мне польстило, но Алка не отвязалась и периодически выдергивала меня на «подколки». При этом особо сэкономленных препаратов я не замечала, она всегда вскрывала новенькие ампулы. Нет, спасибо ей, конечно, но вот мои губы!.. За них я билась, как лев. Слишком много развелось вокруг неестественных пухлых губок, которые бросались в глаза своей явной искусственностью. Но Алка не отступалась, убеждая, что она введет гель только по контуру и они (губы то есть) просто обозначатся, а так они у меня все-таки тонковаты, с возрастом станут еще тоньше и вообще провалятся, ну и так далее. Фильм ужасов, короче. Но я стояла насмерть, и вот сегодня попалась на такую простую хитрость!

— Я боли боюсь! — вякнула я.

— Поэтому и мажь. Обезболивает.

Я намазала и выдвинула последний аргумент:

— У меня через полчаса свидание!

— Успеем. — Алка была непоколебима. — Будешь в лучшем виде, никто ничего не заметит. Ты имеешь дело с профессионалом!

С этими словами Алка натянула на лицо марлевую повязку и стала приближаться ко мне с угрожающим видом. Тем временем мазь начала действовать, губы замерзли, и говорить расхотелось. Да ну ее, эту Алку! Все равно не отцепится.

Уколов я боюсь до смерти, и, невзирая на замороженность, губам было больно. Хорошо, хоть процедура быстро закончилась. Алка со шприцем в руках удовлетворенно откинулась назад, полюбовалась на меня глазом творца, поцокала от удовольствия и торжественно сдернула перчатки.

— Посторонний взгляд ничего и не заметит, но какой контур получился!

После чего она вытащила из маленького холодильника лед:

— На! Чтоб синяков не было. А то кровь все-таки лилась, — и крикнула: — Маришка, притащи нам кофе!

Виновато поглядывая в мою сторону, Маришка вкатила сервировочный столик:

— Ой, Ольга Сергеевна! Вроде ничего и не изменилось, а как-то сексуально так стало!

Где это, интересно, ей сексуально стало? Губами, непослушными от заморозки и ледяного компресса, я потребовала:

— Зеркало тащи!

Маришка услужливо протянула мне кокетливое зеркальце. Ну, честно говоря, и правда, было неплохо, чуть-чуть припухло, но не так уж заметно.

— Мастерство не пропьешь! — гордо бросила Алка.

— Ладно, — смягчилась я. — Золотые у тебя руки, не буду душой кривить.

— Еще спасибо скажешь!

Примирившись, мы выпили кофе. При этом я категорически отказывалась от печенюшек, а Алка только хихикала:

— Да кончай ты! Ну, есть у тебя формы, да и хрен с ними! Тебе это даже идет. Из-за пяти лишних килограммов портить себе жизнь и лишаться маленьких радостей? Оно того стоит? Один раз живем, не комплексуй!

Была в ее словах сермяжная правда, но ей было легко рассуждать — сколько бы она ни лопала, все время была худышкой. Конституция!


По ходу трапезы подошла еще одна давняя Алкина пациентка — грузинка Нануся. По-видимому, у нее есть более серьезное имя — Нино там или Нано, но Алка все время зовет ее Нануся, поэтому и мы тоже так зовем. Нануся немедленно высыпала на наш кофейный столик килограмма полтора ювелирных изделий.

Они с мужем уже лет десять занимаются ювелиркой. Нануся мотается куда-то за дешевым золотом и всякими там топазами-рубинами-бриллиантами, а муж из этого ваяет в своей мастерской вещички необыкновенной красоты. Потом уже Нануся развозит все это добро по клиентам. Цены, насколько я знаю, у них были вполне приемлемые, а выглядит все наоборот — очень дорого и роскошно. К тому же у Нануси хороший вкус, она штудирует модные женские журналы, изучает в них фотографии изделий современных дизайнеров и направляет работу мужа в нужное русло.


Как было уйти, когда на столе лежала такая красотища?

Мы, как сороки, накинулись на золотишко, разглядывая и примеряя. Алка выбрала себе очередное колечко из белого золота с россыпью самоцветов, очень яркое и какое-то летнее. По сезону, в общем. Мне же очень понравилось кольцо из черного агата, в которое по окружности было врезано золотыми буквами «спаси и сохрани», я попросила Нанусю придержать его для меня на пару недель, в ответ та решительно нацепила его мне на палец и махнула рукой:

— Сможешь когда — завезешь деньги. А носи сейчас, раз душа к нему легла.

Я пыталась отбиться, но она махнула на меня рукой. Мне очень нравилась ее речь, неправильная, с измененными окончаниями, с перепутанными мягкими и твердыми согласными.

— Не боишься столько золота с собой возить? — спросила Алка.

— Ва! — Нануся опять махнула рукой. — Я на машине. И вообще — здесь ерунда. Я дорогие вещи в тепозытарии храну, а те, какие сама ношу, — панимношку дома. Ой, дэвочки! — всполошилась она. — История у меня нехорошая на той неделе была! Вай, сколько слез пролила!

— Что случилось?

— Комплект у меня есть, любимый, Алка, ты знаешь, с черными топазами.

— Ага! — Глаза Алки загорелись. — Кольцо и серьги. Роскошный. И камни огромные — хоть улицу мости, и цвет редкий, я не видела больше такого.

— Так а работа! — Нануся зацокала и гордо пояснила: — Мне Вахтанг его сделал, когда я ему дочечку родила шесть лет назад. Уже и возраст был приличный, и Гарику, старшему, шестнадцать исполнилось, а Вахтанг всю жизнь сетовал, что девочки у него нет, а приданого ей — полный дом. Так я взяла да и решилась.

— Молодец, — хором похвалили мы. — Так а что случилось-то?

— Ну так вот. Собираемся мы с Вахтангом на прошлой неделе в гости к родне. Я, конечно, маникюр сделала, педикюр сделала, прическу на голове уложила, нарядилась и решила топазы эти черные надеть. Серьги-то прицепила, а перстня — нет! Ну всю шкатулку перерыла — нету. Я — в слезы! Вахтанга зову, он тоже все обыскал, не нашел. Горе-то! И кольцо жалко, только это пережить можно. Так оно сразу ясно-то, что его Гарик из дома унес!

Нануся натурально всхлипнула и продолжала:

— Я реву, остановиться не могу. Говорю Вахтангу: это что же за беда такая с нашим мальчиком могла случиться, что он вынужден был на такое пойти? Ведь только институт закончил, машину ему купили, должность хорошую тоже. Что приключилось? Чем помочь?

Подход к проблеме показался мне интересным и очень национальным. Мы, русские, наверное, первым делом устроили бы детям допрос с пристрастием и угрозами, и не по поводу причин нехорошего поступка, а с требованием в первую очередь вернуть унесенное.

— Наревелась я, в общем, кое-как в себя пришла, в гости сходили — ничего не помню, в глазах темно было, на сердце все черно — вай, как там мой мальчик? Домой вернулись, Гарик уже спит. Я, грешным делом, руки его посмотрела — следов от уколов нет, очень я наркотиков боюсь! Спасибо, Господи, нас это горе миновало! Спать легла, какой сон! Вертелась, вертелась до самого утра. Утром завтрак Гарику подаю, в глаза заглядываю, как дела, спрашиваю. А он — как обычно, вежливый, хороший.

Ушел сын на работу, я всех сестер обзвонила, они ко мне сразу приехали, опять наревелись все вместе, что делать, у кого спросить — не знаем. Брату позвонили, он приехал, с Вахтангом в комнате закрылся, долго говорили, звонили кому-то — ничего не узнали. Я два дня как в бреду прожила. Гарик заметил.

— Что случилось, мама, — говорит, — на тебе лица нет?

— Приболела, — говорю, а сама все на него смотрю — он спокойный вроде. Ничего не пойму! На сердце камень! А потом подружка ко мне приехала кофе попить. Тамара. Она мой кофе любит, я хороший варю, Алла знает.

Алка подтвердила кивком.

— Ну, попили мы кофе, потом Тамара мне и говорит: что там у тебя под диваном блестит, возле ножки, или отсвечивает? Я полезла и прямо на пол села кольцо, то самое! Я, когда золото снимаю, всегда небрежно бросаю, потом уже в шкатулку складываю. Вот кольцо-то, видно, упало и закатилось.

Я Тамару расцеловала, кулончик ей подарила, он ей давно нравился. Такой груз она с меня сняла, дай ей бог здоровья! Всем сестрам и брату позвонила, успокоила.

А вечером Гарик пришел, я — ему в ноги, прощения прошу. Он испугался, ничего не поймет. «Мама, да что случилось?» — говорит. А я ничего ему рассказывать не стала, стыдно мне было, что на ребенка такое подумать могла. Только заставила пообещать, если в его жизни что-нибудь страшное или стыдное случится, чтоб в первую же минуту ко мне бежал. Я все пойму и на помощь брошусь. Сын растерялся, конечно, но обещал.


На меня Нанусина история произвела в некотором смысле воспитательное воздействие. Подумалось, что, когда у нас в доме исчезают какие-нибудь вещи, например скотч или отвертка-крестовка, а недавно — энциклопедический словарь, мы сразу же наезжаем на Мишку или Алика. На их ответные вопли, что они тут ни при чем, внимания особо никто не обращает. А если в такой ситуации искомое изыскивается-таки где-нибудь под кроватью, то никому и в голову не приходит просить у детей прощения за черные подозрения. Вот такая большая разница!

Однако надо было ехать на свидание.

Поблагодарив общительную грузинку за кольцо, я еще раз глянула на себя в зеркало и, оставшись весьма удовлетворенной, расцеловалась с Алкой и помчалась на встречу к Сидорчуку.

Он уже топтался возле кафе в обнимку с букетом роз. Однако дело принимает серьезный оборот!

Мы уселись за столик, сделали заказ, и Валерьян уставился на меня с ожиданием:

— Колись, солнце мое, во что влипла?

Я подумала-подумала и взялась колоться, естественно упуская интимные детали. В конце концов, он человек мне не посторонний, а старый друг, должен понять. Мама всегда нас учила, что лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Опять же впечатления от Нанусиного рассказа еще не развеялись.

Но Валерка оказался верен национальным подходам. По мере моего повествования подполковник бледнел, зеленел, а потом стал каким-то стеклянным и резюме вынес голосом почти из стали:

— Достукалась! В бандитские разборки влезла! Еще и меня туда тянешь! Ты, Ольга, подставу мне не делай. У меня карьера, и я по лестнице круто иду. А не с мафией рука об руку. И тебе не советую.

И так он это весомо изрек, что я даже растерялась.

Конечно, мне следовало подумать, прежде чем его об услугах просить. Да я как-то ничего криминального делать его вроде бы не просила. А вон как он расценил все!

Ошибочка, в общем, вышла. Хорошо, что уже все доели. Говорить оказалось не о чем. Где уж тут просить найти грузовичок? Похоже, что Сидорчук вообще пожалел, что знаком со мной, и наша дружба дает трещину.

Кофе допили в гробовой тишине и вышли. Валера с определенным осуждением оглядел «мой» джип, но взял себя в руки и дверцу услужливо открыл. Подумал и выдавил: «Тебя (сильно выделив это «тебя») я выручу всегда». А вот моих дружков, надо понимать, нет. На том и расстались. Я подумала, что он, наверное, правильно поступил. Однако не зря мне никогда замуж за него не хотелось.

Я еще с полчасика покаталась по городу, пытаясь придумать выход, и, не без оснований, пришла к выводу, что мы зашли в тупик.

К Петровне я возвращалась с легкой грустью в душе. Дверь открыл Вадик и сразу отрапортовал:

— Детей в дом доставили, бабушке на руки пере… — На последнем слове он споткнулся, и улыбка просто слетела с его лица. Черт, я сдуру прихватила из машины букет подполковника. Впрочем, я слишком устала сегодня, чтобы выдерживать сцены ревности:

— Вадик, перестань. Валерка всегда галантен с дамами.

Но Вадик не перестал, а схватил меня за плечо, просто зверски, и подтащил к зеркалу в прихожей. При этом он молчал, но как-то грозно. Сцепив зубы. Я невинно глянула на себя в зеркало и онемела, примерно как Вадик. Мои губы были в синяках. Надо было подольше лед держать, а теперь — думайте что хотите, называется.

— Это косметические процедуры, — пролепетала я. — Хочешь, дам телефон клиники? Уточнишь.

Я откровенно заискивала, потому что уж больно Вадик был в гневе страшен. Впрочем, не знаю, как бы я вела себя на его месте. На счастье, в прихожей образовалась Петровна и сначала тоже тормознулась от моих губ, но потом засмеялась:

— Ой, Олька в губы чё-то вкачала! Ну, все вы, девки, сдурели! А тебе классно сделали. Синяки-то пройдут, а губки хорошенькие. В какой клинике?

Не сказать чтобы сразу, но Вадика отпустило, а я бросилась искать в сумке помаду. Нарисовавшаяся из ванной Машка услужливо предложила мне свою, но, слава богу, и у меня нашелся какой-то завалящий тюбик.


Замаскировавшись в меру сил, я прошествовала в кухню, где меня с нетерпением ожидал весь наш трудовой коллектив, и кратенько обрисовала безвыходную ситуацию. Первую реплику подала Машка:

— Мент, он и в Африке — мент! А какая машина, вы говорите, у этого гонщика?

— «Феррари», зеленая. Была.

Машка задумалась. Машинами увлекается, что ли? Остальные уныло помалкивали. Пришло время признаться, что я здорово подустала, идей пока нет, однако мы — люди русские, поэтому утро вечера мудренее. В силу этого попросилась отпустить меня спать.

Горячую поддержку нашла только у Машки. Видать, у нее тоже нелегкий денек выдался. Наш капитан Лохматый попытался почесать затылок, но с возгласом «ой-е!» эту затею оставил и, перетерпев боль, вынес резюме:

— Машка с Ольгой пусть валят. Отсыпаются. Остальные — в доме. Выходить только по особому распоряжению. Ясный перец — моему.

— Поедемте, Ольга Сергеевна! Я так устала! Пожалейте меня.

Прямо и не знаю, чем ее утешить. И осуждать ударницу постельного труда не берусь, и преподаватель я ей все же. От раздумий отвлек Вадик:

— Я отвезу девчонок и вернусь.

— Ага, щас! — рявкнул Лохматый. — Лоха нашли! Пусть едут в твоем джипе, он тебе до утра не сгодится.

— Нет уж! — отрезала я. — Я на этом тракторе кое-как днем ездила, а ночью — увольте! Уж лучше пешком пойду.

Машка загрустила, Вадик тоже, но Лохматый проявил смекалку:

— Петровна, вызывай девчонкам такси. Токо со скидкой чтоб было.

Петровна, прежде чем звонить, глаз на нас с Машкой кинула. Мы дружно кивнули. Штирлиц!

Такси прибыло буквально через пять минут — фирма веников не вяжет. Вадик вышел нас проводить, обсудил с водителем маршрут, дал ему денег, затем попытался проститься со мной пылким поцелуем, но я не далась — рядом стояла моя студентка.

Он совсем загрустил и отпустил нас.


По пути Машка сразу затарахтела:

— Ой, Ольга Сергеевна! В нашей группе все вас так любят! Говорят, что интересно на занятиях. Я бы тоже ходила, училась бы, но — сами видите…

Я даже и не знала, как вести себя с нею. С одной стороны, девчонка весьма забавная. Глаза нараспашку, рот до ушей. Открытая какая-то. Да и дурой не назовешь. Двоечница, конечно. Но не от тупости, а от нехватки времени. А время вон каким трудом занято! Причем я испытываю неловкость оттого, что знаю род ее занятий, а она — нисколько. Вот сочувствия просит, на трудовую усталость жалуется.

Машка, скрестив длинные ноги, откинулась на спинку сиденья.

— Шеф, закурить можно?

Водитель глянул на нее в зеркало.

— Я не курю. И сигареты не вожу с собой.

Машка фыркнула и, проигнорировав деликатный отказ, достала из сумочки длинную сигарету. Щелкнув зажигалкой, эффектно затянулась. Я вжалась в уголок заднего сиденья.

По-видимому, наша пара вызывала у водителя недоумение. Он по очереди поглядывал в зеркало то на меня, то на Машку. Похоже, род ее занятий не вызывал у него сомнений, а вот на мой счет сомнения были. А Машка продолжала болтать:

— Мне на вас похожей быть хочется! Вот увидите, я постараюсь и все, чему вы нас учили, освою. Я, когда постараюсь, все быстро схватываю. И тогда у меня — хорошие показатели, довольны останетесь.

Водитель с повышенным интересом стал поглядывать на меня. Заинтересовался, видно, чему это я Машку обучаю и каких показателей помогаю ей добиться.

Так и подъехали к моему дому.

— Ольга Сергеевна, я вас провожу до квартиры. — Машка решительно вылезла из машины вместе со мной. — Знаю я этих «лохматых». Один Вадю стережет, а двое — вас!

Но до квартиры прибыли без приключений и простились.

Дверь мне открыла мамуля. С укором, конечно. И сразу скрылась в своей спальне. Означало это примерно следующее: бросили детей на старую мать, а сами шляются.

Ладно, завтра обсудим.


Но завтра наступило раньше, чем мы надеялись. Часа в три ночи в дверь раздался звонок. Не люблю я ночных звонков, тревожно, да и кто бы их любил? Не менее встревоженная бабушка оказалась у двери первой:

— Кто там?

Я как раз успела натянуть на себя какую-то одежку и надежным оплотом встала сзади.

— Это я, Ольга Сергеевна, Машка!

— Открывай, — разрешила я.

Мама открыла и слегка остолбенела. На пороге стояли две дивы в ослепительно-коротких юбках, туфлях на высоченных каблуках и при полной боевой раскраске на физиономиях, естественно.

— Здрасте еще раз, Ольга Сергеевна. Вы уж извините за ночной визит. — Машка, однако, отличалась красноречием. — Это в интересах нашего дела!

Мама с недоумением обернулась на меня и остолбенела еще больше:

— Оля! Что у тебя с губами?! Это Вадик?!

Елки-палки, все время забываю.

— Да нет. Это Алка.

Мама побледнела и совсем затихла, а я одумалась:

— Алка, из «Мезоэстетика». Ну, ты же знаешь ее. Вколола какую-то хрень.

Мама обмякла и натурально перекрестилась:

— Фу на тебя! Ну, молодец Аллочка. Все время о тебе беспокоится. Что б ты без нее делала?

— Да пропала бы! — согласилась я и пригласила девчонок войти.

Мамусик по староинтеллигентской привычке усадила нас в кухне и от любопытства любезно принялась варить кофе. При этом она явно пребывала в недоумении, что за странные подружки у меня обнаружились. Прежде никто из моих приятелей не отличался столь яркой раскраской, картинными позами и громким смехом. Я прямо-таки читала ее мысли о том, как после ухода гостей она обязательно сделает мне выговор, что мои подруги слишком пренебрегают хорошими манерами, что их эпатажное поведение можно расценить как вульгарное, а самих девушек принять за девиц легкого поведения. Мамусику не могло и в голову прийти, что мои «приятельницы» именно таковыми и являются.

Девушки уверенно расположились в кухне. Машка уселась на табурет, заложив одну на другую длиннющие ноги в ажурных блестящих чулках. Запястья и пальцы ее звенели и блестели серебром, на наращенных ногтях размещалась немыслимая лепнина с перьями и стразами. Ее подружка, ничуть не смущаясь, вела себя как давняя моя приятельница. Первым делом она заглянула в ванную комнату, оттуда вышла в облаке Валюшкиных духов.

На кухне она расположилась под форточкой, извлекла из блестящей маленькой сумочки длинный черный мундштук, не спрашивая разрешения, закурила. Мамусикин недоуменный взгляд девушка истолковала по-своему: она широким жестом протянула ей пачку своих сигарет. От неожиданности мамусик каким-то тоненьким голоском воскликнула: «Нет, нет. Спасибо, уже ночь!»

Я не поняла, при чем здесь время суток, коли она вообще не курит, но вмешиваться не стала.

— Я-то, как про «феррари» услышала, — возбужденно начала Машка, — сразу поняла, что это за Лидка при нем была. Мы же с ней вместе начинали. — Тут она стеснительно глянула на маму, подробности опустила и перешла к делу: — А год назад она с этим гонщиком схлестнулась, к нему жить переехала. Ну и думаю, дай ее найду и к вам притащу, а то вы вечером такой расстроенной были. Да, Лидка?

Мама ничего не поняла, но терпения не потеряла и уселась с нами пить кофе.

Лидка отхлебнула из чашки, выказала удовлетворение и доложилась по сути:

— Женька (это феррарист) вроде и ничего парень, но на голову раненный по части моторов. Без конца деньги у меня клянчил на всякие свои железячки. Вроде в долг, да кто ж потом спросит? Ну вот и надоело мне все это. Я в доме уют стараюсь навести, а он совсем с дуба рухнул — мотоцикл в квартиру приволок! Разругались. Он и говорит: забирай все и сваливай.

Я скосила глазом на мамусика. Она внимательно слушала, а Лидка продолжала:

— Я и свалила, на фиг. Ну его к чертям собачьим! И что с того, что телик с компьютером забрала? Знаешь, сколько он мне задолжал?

Пришлось ее успокоить:

— Лида, мне до лампочки: кто — кому — чего. Меня диск интересует.

Лида вздохнула и призналась окончательно:

— Дисков у него до хрена было (в этом месте мама поморщилась, но с места не тронулась). Мне они на фиг не нужны. У него там всякая мура — игрульки, гонки. Так, со злости забрала. В коробку высыпала. Так не влезли же! Пришлось во вторую откладывать. Одну из них тут же на помойке выкинула. А потом одумалась. У этого придурка еще мультиков всяких много было. Чё, думаю, добру пропадать? И завезла вторую коробку в ближайший детский сад — пусть детишки радуются.

Этот момент мамусик явно одобрила, а мы с Машкой приуныли. Во-первых, шансы, очевидно, уменьшились ровно вдвое, не полезем же мы на помойку, да и нет там уже ничего. Во-вторых, детский сад — это не «феррари» искать. Нас и не пустят туда. И тут подала голос мама:

— А где детский сад-то?

Я сразу вспомнила о мамином прошлом и воспрянула, а Лидка, напряженно подумав, очень точно описала место.

— Так это четырнадцатый, — на лету сообразила мама. — Там Танечка заведует. Помнишь, Оля, у нее еще сын…

Но я невежливо оборвала воспоминания:

— Мама, у всех сыновья или дочери! Ты сможешь утром с этой Танечкой связаться, чтоб она нас к дискам допустила?

Мамусик поджала губы, я думала, от моей грубости, но оказалось, причина была в другом:

— Оля, в кои-то веки детям оказали спонсорскую помощь, а ты тут же хочешь ее отнять! И еще меня просишь! В каком положении я окажусь?

Фу-ты ну-ты! Да у этих детей дисков больше, чем на твою годовую пенсию можно купить! Но вслух пояснила:

— Мам, ты просто не поняла. Нам нужен всего-навсего один диск. Но чтобы его найти, мы должны просмотреть всю коробку. Пусть нам разрешат. А заберем только свое. Мультики и игрульки оставим.

Мама успокоилась и согласилась с утра связаться с этой самой Таней и обо всем договориться. Ответ нас удовлетворил. Девчонки с чувством выполненного долга налегли на печенье. Откушав, они стали прощаться. Лидка при этом вызвала по сотику такси, громко возмущаясь тем, что машину придется пятнадцать минут ждать. А Машка все время убеждала меня, что она абсолютно уверена в успехе наших поисков, поскольку их ведет такой умный и уважаемый всеми человек, как я. Маме ее речь понравилась, и она пригласила девочек заходить в гости почаще. Девочки дружно обещали.

Наконец гостьи удалились, а мы разошлись досыпать.


Утром я проснулась без настроения — не выспалась и вообще. Первому досталось Алику за немытый стакан, второму — Мишке за комочки из носков возле кровати, третьей — их бабушке за то, что совсем за ними не смотрит и все им позволяет. Все обиделись и разбежались по комнатам, хлопнув дверями, конечно. Ой-ой-ой! Сейчас еще за хлопанье всыплю, но передумала. Позвонила Вадику.

— Алло, — прохрипел он.

— Простыл, что ли?

Он откашлялся и как будто чего-то попил. После этого голос стал приятнее.

— Мы вчера тут немного попьянствовали с горя.

— А-а. Других мыслей в голову не пришло?

— Не-а. Мы уже и так и сяк думали.

Ну, в этом месте вы себе явно польстили, хотелось сказать мне, но Вадик успел меня обезоружить:

— Ты знаешь, я все время думаю о тебе, так скучаю, ни на кого смотреть не могу!

Я, конечно, подтаяла, хотя про себя отметила, что смотреть ему явно было на кого — нашла где оставить!

— Вадик, у нас появился маленький шанс.

— Олька (кто-кто?)! Мы с Борькой так и решили вчера, что ты что-нибудь изобретешь.

«Оттого и напились спокойно», — продолжила мысленно я и огласила ночные приключения. Вадик обрадовался и совсем не посочувствовал моему прерванному сну, чем меня немало огорчил. На том простились, договорившись связаться, как только мама дозвонится до Танечки.

Домочадцы зашевелились в своих комнатах, давая мне понять, что хоть они и таят на меня обиду, но кушать хочется и они готовы меня простить. Я подалась в кухню готовить завтрак.


Вы когда-нибудь разговаривали сами с собой? Если еще нет, то очень рекомендую. Весьма достойное занятие, во-первых, потому, что у вас однозначно окажется в собеседниках умный человек, во-вторых, он наверняка будет очень покладистым: выскажет свои правильные мысли, а потом вы легко склоните его на свою сторону.

Именно этим я и занялась в процессе приготовления гренок.

— На фиг тебе все это надо? Какие-то диски… Других проблем нет, что ли? — сказал мне умный человек.

— Так вроде здесь и моя вина есть, — оправдывалась я. — Что диск пропал. Да и Вадика жалко.

— Вадика жалко! — передразнил умный человек. — Кто он тебе? Пусть сам расхлебывает. Ты посмотри, куда ты влезла: проститутки, тюрьма, мафия, дом терпимости…

— У Петровны не дом терпимости! — От возмущения я едва успела спасти гренки от превращения в угольки. — У нее гостиница.

— Ага! Скажи еще — пансион благородных девиц!

— Нет, ну надо же довести дело до конца, тут осталось-то. И совесть будет чиста.

— Ну, доводи, — без особого оптимизма согласился умный человек.


Тут наш диалог прервала мама — никакого такта! Она уселась за маленький кухонный стол и произнесла, глядя куда-то в светлую даль:

— Надо же, такие девочки хорошие, а чем занимаются!

Очень лояльно, от мамусика я ожидала большего возмущения современными нравами. И догадалась-таки, какого сорта мои новые подружки.

— Жалко их, — продолжала философствовать она, вместо того чтобы помочь мне с гренками. — А что им, бедным, делать? Такие цены! За квартиру платить надо, кушать надо, одеваться надо. Одни колготки сколько стоят! А работы-то нет.

— Мам, я сейчас заплачу! Скажи лучше, ты до Танечки дозвонилась?

Мама проигнорировала мой вопрос и продолжила свою лисью песню:

— И Вадик, кстати, такой парень хороший. Видно, что в строгости воспитывали.

— Ага, лучше бы книжек давали побольше читать!

— Зря ты, Оля, так. Может, тебя смущает, что он моложе тебя? Так это и не заметно. К тому же теперь модно.

— Меня смущает, что он короче меня, — пошутила я, но мамусик приняла за чистую монету и горячо возразила:

— Нет, вы одинаковые.

Надо же! Откуда такая демократичность? А где наши витиеватые рассуждения о чистоте крови? О породе? О слиянии интеллектов с целью воспроизводства еще более мощного, наконец? Нет, Вадик мне, конечно, симпатичен. Но он был бы так же симпатичен мне и пять лет назад, а вот маме… «Ты и продавец автомобилей?! Да он двух слов связать не может! Он, кроме гайки и колеса, ничего не видел! А что он читает? Он вообще умеет читать?»

Ну и так далее в том же духе.

Однако диспут я открывать не стала, но настойчиво продублировала свой вопрос про Танечку.

— Дозвонилась. — Мамусик с явной неохотой переключилась на другую тему. — Объяснила ей, что ты собралась выбрасывать старые диски с мультиками и случайно засунула туда свой, а одна твоя добрая студентка отвезла все это в детский сад.

Версия, конечно, шита белыми нитками, но для Танечки, думаю, сойдет.

Накормив семью, я перемыла гору посуды (размножается, что ли?) и позвонила Вадику. Он уже явно пришел в себя, был бодр и готов к бою. Тут в телефонной трубке возник голос Лохматого:

— Я с вами в садик поеду!

— Ты в своем уме? — возмутилась я. — Хочешь, чтобы дети поголовно начали заикаться?

— Сказал — поеду. Все! А дети меня любят, не боись. Куда ехать?

Пришлось смириться, я назвала адрес, и мы договорились встретиться у входа через полчаса.

Пока я осуществляла торопливые сборы, в дверях моей спальни возникла тень отца Гамлета и помаячила. Я сделала вид, что ослепла, но тень упорно стояла в дверном проеме и, наконец, заговорила маминым голосом, не забыв перед этим раз десять откашляться:

— Оля, ты просила напомнить, что четвертого тебе, наконец, должны заплатить за госэкзамены.

Я напряглась, но не до конца:

— А сегодня какое?

— Четвертое.

Вот черт! Все одно к одному! Но деньги — дело святое, тем более что это будет уже четвертая моя попытка получить их.

— Ладно, — пробормотала я. — Впишусь как-нибудь.

На дорожку мама напутствовала меня не забывать почаще подкрашивать губы, а то синяки еще заметны.

После непродолжительной борьбы с гаражными воротами (они у нас слегка покосились и плохо закрываются) я, наконец, отбыла.


Возле садика уже томились две фигуры. Вадик на фоне Лохматого выглядел лилипутом. Чмокнул меня по-свойски, но нежно, рыкнул в ухо: «Соскучился!» Вот свезло-то! На голове Лохматого была бейсболка, надежно прикрывающая зеленые раны.

— Ну, чего ты приперся? — сразу набросилась я на него.

— Все должно быть под контролем, — невозмутимо отрезал он, и мы двинулись.

Танечка — на самом деле ее звали Татьяной Ивановной, и было ей прилично за пятьдесят — сначала несколько растерялась, когда наше трио ввалилось в ее кабинет, потом быстро взяла себя в руки (воспитанный человек!) и провела нас в маленький зальчик, где детишкам крутили мультики. Я с радостью отметила, что у них не дивидишная приставка, а компьютер с дисководом. Это заметно облегчало задачу: на дивидишной приставке многие диски не запустились бы, а при просмотре через компьютер наш шанс заметно увеличивался. Значит, не придется тащить коробку с дисками домой, можно все проверить на месте. Танечка оставила нас наедине с техникой, позволив возиться, сколько душе угодно.

Дисков было прилично.

— Мальчики, за дело! — скомандовала я и решительно усадила Вадика к монитору.

— Почему я? — стал отбиваться он, почуяв неладное. Слегка поморщившись от смеси запаха неплохого одеколона и устойчивого перегара, я одарила его нежным поцелуем и пояснила, что мне надо срочно лететь в университет, мне там зарплату за дипломников отдадут, наконец.

— Ты чё, в универе преподаешь? — недоверчиво, но уважительно уточнил Лохматый.

Пришлось сознаться.

— Чё, прям на самом деле препод? — не верил он. — А с виду — девчонка как девчонка.

За «девчонку» спасибо, конечно. Первый же диск поставил Вадика в тупик. Он не мог его запустить.

— Я на приставке диски привык смотреть, — оправдывался он. — А здесь через какие-то программы заходить надо…

— Ладно, — решила я. — Я вам сейчас быстренько объясню алгоритм действий, вы начнете работать, а я вскорости вернусь и подключусь.

Повисла продолжительная пауза, я растерялась.

— Какой ритм? — очнулся Лохматый. — Мы чё, сюда плясать пришли?

— Не грузись, — посоветовала я, но словоблудием заниматься перестала и приступила к делу. Сначала попыталась объяснить на пальцах, на какие кнопочки надо жать, потом (я все же одаренный преподаватель!) нарисовала на листе бумажки кнопочки с названиями и от них — стрелочки друг к другу. Дело пошло! Оправдав мои надежды, Вадик оказался мозговитее Лохматого и через двадцать минут, наконец, врубился и самостоятельно открыл первый диск. Я сказала, что очень им горжусь, и, пообещав быть на связи, смылась.

Первый звонок не заставил себя ждать, и раздался буквально через пять минут.

— Оля. — Голос Лохматого звучал растерянно. — Тут какая-то табличка на мониторе выскочила. Чёго от нас хочет.

— А что пишет?

— Хрен ее знает. По-английски.

— Ну, читай вслух.

— Я не умею!

— Читай как умеешь.

Китаец из глубинки провинции Цзилинь прочитал бы, конечно, лучше, но я поняла и уточнила:

— А там внизу есть такие две кнопочки «йес» и «ноу»?

— Ага.

— Нажимай «ноу».

— Понял! — воспрянул Лохматый и отключился.

К университету я подъехала рановато, до открытия кассы оставалось еще пятнадцать минут. Маячить там с протянутой рукой не хотелось, и я честно высидела в машине лишнее время, с удовольствием перекурив и в очередной раз пообщавшись с умным человеком.

Однако, кроме критики, я ничего от него не добилась и в положенное время выползла из машины. Заодно решила выбросить лишний хлам из багажника, благо мусорный контейнер оказался в двух шагах.

Собрав пустые бутылки из-под колы и воды, а также немереное количество чипсовых пакетиков, я с легким сердцем снесла все это в мусорку. В процессе этого благородного занятия машина игриво подмигнула мне и пискнула. Это была характерная особенность нашей сигнализации — через минуту после закрытия всех дверей машина «вставала на сигнализацию» самостоятельно.

Похвально, конечно, но обидно, что в порыве чистоплюйства я бросила ключи вместе с брелком сигнализации на сиденье в салоне. В общем, там они и закрылись. Свезло! Ну, такими штучками меня не проведешь, не первый раз замужем — в кармане у меня были ключи от квартиры, к которым (спасибо Валюшке, знает, что у меня с головой неважно, но никому не говорит) был прицеплен запасной автомобильный ключ. В общем, хоть наше авто и сопротивлялось всеми мигалками и пищалками, но статус-кво был в результате восстановлен, и я подалась в кассу за средствами к существованию.


Каково же было мое удивление, когда, подойдя к кассе, я обнаружила там приличную очередь. Да-а, напрасно я погнушалась подойти заранее.

— За мной держитесь, — интеллигентно предложила мне дама неопределенного возраста, одетая скромно, но вполне со вкусом. Стала держаться, хотя не терпелось убраться отсюда поскорее и это трудно было скрыть.

Окошечко кассы было уже открыто, но воспитанная преподавательская очередь почему-то практически не двигалась. Помимо этого, наше умиротворенное стояние друг за другом отягощалось тем, что как раз возле кассы бригада флегматичных вьетнамцев производила замену керамических плиток. Задача их пока что заключалась в том, что они отбивали старые плитки от стены. Нашей же задачей оставалось лишь периодически стряхивать с себя цементную пыль и вежливо улыбаться друг другу, общаясь в основном мимически, потому как речь все равно тонула в ремонтном грохоте. Периодически мы по очереди выскакивали на крыльцо, чтобы продышаться.

У меня зашевелился телефон. Я виновато улыбнулась всей очереди и сдавленно ответила:

— Алло!

— Оля! — отчаянно возопил Вадик и тут же отвлекся, заслышав шум. — Господи, ты где? Что случилось?

— Да в кассу в очереди стою, — взялась оправдываться я как можно громче, — а тут вокруг ремонт делают.

— А-а, — успокоился Вадик. — У нас тут некоторые диски не открываются. Хотя мы нажимаем… — Тут он взялся перечислять мне весь набор кнопок, но я быстренько прервала его:

— Не грузитесь. Откладывайте сомнительные диски. Работайте дальше. А я приеду, что-нибудь придумаю.

— Ага, — он почувствовал явное облегчение, — а ты скоро?

— Скоро, — обрадовала я. — Здесь еще минут на двадцать.

Я отключилась, а очередь скептически хмыкнула. Ровно через двадцать минут телефон снова ожил. — Освободилась? — оптимистично осведомился Вадик.

— Почти что, — соврала я. — Скоро буду.

Тем временем очередь и правда зашевелилась, оттого что троих из наших быстро отфутболили: кого-то не нашли в ведомости, кому-то не успели начислить — знакомая история. Я сама по тем же причинам в четвертый раз прихожу (ну, у меня-то вообще особое везение). Правда, на такую длинную очередь впервые, слава богу, наткнулась.

В общем, мы скроили сочувствующие мины, хотя в душе порадовались, и заметно продвинулись к заветному окошку. Телефон снова зашевелился. Я рявкнула сразу:

— Скоро буду!

— Дети? — сочувственно осведомилась дама впереди. Не хотелось врать, но я кивнула.

— У меня то же самое, — пожаловалась она. — Пока дома сижу — вроде мешаю им, а стоит уйти, тут же названивают: мама, где ты? когда будешь? что кушать?.. А сами уже по два раза с женами разошлись…

Слава богу, развитию диалога помешали все те же вьетнамцы, которые взялись колотить старые плитки на мелкие куски, дабы уложить их в мусорные мешки. Воспользовавшись этим, я выскочила на крыльцо, тем более что телефон опять трезвонил.

— Ну, блин! — На этот раз на проводе был Лохматый. Понимай, как хочешь, называется.

— Что «блин»? — терпеливо осведомилась я, вдыхая порциями свежий воздух.

— Скоро? — Он был лаконичен. — У нас тут куча висяков. И ваще…

— Скоро, скоро, — в очередной раз пообещала я. — Сейчас вот деньги получу и приеду.

— Да ты нам здесь позарез нужна! — взревел он. — Там много денег-то?

— Три тысячи восемьсот двадцать.

— Баксов? — уважительно уточнил он.

— Ага! — Я позволила себе хихикнуть.

— Евров, что ли? — усомнился он.

— Рублей, дурак! Кто у нас еврами преподавателям платит?

Пауза длилась с минуту.

— Рублей? — как-то тихо уточнил Лохматый и вдруг заорал: — Быстро возвращайся!!! Да я тебе в два! Блин! В три раза больше дам!!! И без очереди!

— Щас! — гордо ответила я и отключилась насовсем. Нам чужого не надо! И своего не отдадим. Подождете!

К моему возвращению в очереди наметились очередные подвижки, увы, нерадостные: двое из троих, отфутболенных ранее, вернулись к окошечку, обрадовав нас тем, что в бухгалтерии во всем разобрались. С затаенной грустью мы попятились назад. Далее везение продолжало крепко держать меня за руку. Кассирша нервно захлопнула окошко и помчалась в эту самую бухгалтерию выяснять, что к чему.

Вернувшись минут через десять, кивнула: все о’кей. Очень хотелось порадоваться за наших коллег, но сил уже не оставалось. Правда, очередь вдруг задвигалась побыстрее и уже через двадцать минут впереди маячила всего лишь та самая дама с разведенными детьми. Я почти начала ликовать, но в этом месте кассирша подняла на нас жалобные глаза и попросила:

— Можно я перекушу? Недолго, минут десять. — И, как бы оправдываясь, добавила: — Мне вообще полчаса положено.

Очередь стиснула зубы, но интеллигентно кивнула. И тут взгляд кассирши уперся в меня. Надо полагать, за период своих многократных и безуспешных хождений сюда я ей уже запомнилась. В глазах ее плеснулась жалость, она вдруг убрала руку от окошка, которое уже было собиралась захлопнуть, и быстро проговорила:

— Ладно, давайте еще троим выдам и поем тогда.

«Трах!» — грохнул вьетнамец очередную плитку, и это прозвучало салютом. Однако неужели у меня такой жалкий вид?


Сразу вспомнился эпизод. Есть у меня студент, Талалиев. В силу своих могучих умственных способностей он за четыре года обучения кое-как продвинулся к окончанию второго курса. Одной только мне, даже учитывая всю мою лояльность, он по зиме сдавал зачет уже и не помню сколько раз. И вот, пришедши в очередной раз и просидев на задней парте положенное для подготовки время, он подсел к моему столу и вдруг, понизив голос, интимно так спросил:

— Ольга Сергеевна, вам диван не нужен?

Я, честно говоря, растерялась и даже не нашлась что ответить. А парень так же интимно доложился:

— А то мы комплект мебели новый купили домой. Так диван оказался лишним. И ставить некуда.

От заманчивого предложения я в конце концов отбоярилась, и зачет бедному Талалиеву так и не удалось получить. Но история имела продолжение.


На следующий день, опять же в процессе очередного зачета, я заметила, что дверь в мой кабинет периодически открывается и туда заглядывает женщина лет сорока. Приоткроет — заглянет — закроет. Потом снова. «Мало ли, — подумала я. — Все же сессия идет. И очники, и заочники. Может, потерялась».

В конце концов я осталась одна, и тут снова нарисовалась беспокойная женщина, робко заглядывая в дверь:

— Ольга Сергеевна, я — к вам.

Удивилась, конечно, но пригласила войти. Она просочилась в кабинет. Робкая, как все заочники. Но на сей раз я ошиблась.

— Я — мама Вити Талалиева, — доложилась она.

«Диван привезла!» — первое, что с ужасом мелькнуло в моей голове. Но опасения оказались напрасными. Женщина была просто озабочена положением сына:

— Ольга Сергеевна. Я ничего не пойму! Витя целыми днями пропадает в институте, потом — в библиотеке. Готовится, старается. Почему у него никак не получается сдать ваш зачет?

«И не только мой», — хотелось уточнить мне, но маму я пожалела, терпеливо раскрыла перед ней свой талмуд и показала, что в процессе обучения из двадцати моих занятий Витя посетил всего два, а из трех контрольных написал всего одну, к сожалению на два балла.

Мама Талалиева очень огорчилась и стала сбивчиво рассказывать мне душераздирающие подробности того, как каждый день отправляет сына в институт, всучив ему стольник на транспортные и пищевые расходы, а мальчик возвращается только к вечеру. Усталый и голодный. Я, конечно, ей сочувствовала, но аккуратно пыталась подвести к мысли, что если парень уходит из дома, то это еще не факт, что уходит именно туда, куда хочется родителям. И усталость может разобрать его не обязательно в учебном заведении. Мало ли у наших сыновей других дел!

Но мамаша Талалиева упорно отказывалась верить моим робким доводам. Я, честно говоря, утомилась. Кроме того, очень смущал тот факт, что в руках она все время мусолила пакет, в котором, судя по очертаниям, находилась коробка конфет. В конце переговоров мои худшие сомнения подтвердились. Мамаша вынула из пакета коробку «Птичьего молока» и со словами, что ей на Новый год таких надарили много, а мне, может, чаю-то попить не с чем, попыталась всучить мне презент. Вы не поверите, но взяток я не беру («Потому что конфеты не любишь», — говорит Валюшка), если только насильно всучат, а эта показалась мне уж совсем оскорбительной, поэтому я сказала чистую правду:

— Спасибо. Но я конфет не ем. Я больше селедку люблю.

Старалась пошутить, но Талалиева слегка опешила, а потом как-то замяла ситуацию и весьма достойно удалилась.

Через пару дней я принимала экзамен у заочников. Взрослые, очень ответственные студенты разобрали билеты, расселись по местам и вдумчиво взялись писать. Минут через сорок распахнулась дверь, и в аудиторию уверенно вошел Талалиев. В руках он нес объемную картонную коробку, которая источала пряный, неистребимо рыбный аромат, Он твердо подошел к моему столу и выразил желание пересдать зачет. Я, конечно, растерялась, но дала ему билет. Студент-переросток уселся за первую парту готовиться. Коробку он поставил под свой стол. Через пару минут он «незаметно», но с определенным шумом передвинул ее ногой под мой стол. Мне захотелось его задушить.

В общем, зачет я ему, от греха подальше, поставила, но выпроводила вместе с коробкой. Заочники хихикали.


Позже я рассказала всю эту историю в дирекции. Больше всех веселилась Наташка Константиновна, заместитель декана. У нее вообще с юмором неплохо:

— Дурень ты, Лелька! Сейчас бы всей кафедрой селедки обожрались!

Потом, заполнив всякие отчеты и ведомости, мы с Наташкой уселись пить чай, и я вернулась к теме:

— Нат, выходит, они думают, что мы учим их детей на экономистов и менеджеров, а сами настолько бедные, что даже селедки себе купить не можем! И спим на старых диванах, неужели мы настолько жалко выглядим.

— Подозреваю, Оль, что они не думают, а уже знают об этом.

Так Наташка ответила. Не то опять шутя, не то всерьез.


Короче, через две минуты я расписалась в ведомости и, порывшись в сумке, выдала кассирше в окошко в обмен на деньги двух солидных «Гулливеров», спасибо, кто-то намедни угостил:

— Вот, чайку попьете!

Мы обменялись благодарными улыбками.


По пути к машине меня терзали грустные раздумья о том, какую маленькую финансовую лепту я вношу в семью, а заодно воспоминания о том, как пару лет назад такой суммы мне как раз хватало на какой-нибудь обычный бизнес-обед с партнером, или на посиделки в «Престо» с подружкой (так, кофе, десерты, по бокальчику мартини), или на лифчик, который случайно зацепил взгляд в случайном же бутике, или…

Да-а, все мне нравится в моей нынешней жизни: я наконец-то крепко сплю без снотворного, я читаю, я с удовольствием провожу время с семьей и каждый день вижу сына, я получаю превеликое удовольствие от общения со своими студентами и всех их люблю… Не хватает ма-аленького пустяка — денег. Хорошо, хоть у Валюшки в этом плане нормально, а то бы… Ладно, страна еще оценит своих несдавшихся героев!


На улице я в силу возможностей отряхнула себя от цементной пыли и попыталась поехать. Но не тут-то было! Автомобиль отказался заводится. Разобраться удалось довольно быстро. Оказалось, что по пути в институт я включила фары, потому что было туманно, ну а припарковавшись, выключить, естественно, забыла. Пока я стояла в очереди, аккумулятор, само собой, сел.

Выхода не оставалось. Я стала ловить такси. Почти сразу из плотного дорожного движения вырулил какой-то квадратный автомобильчик. Улыбчивая женщина за рулем согласилась повезти меня по адресу. Выглядела она лет на сорок пять, пухленькая, с короткой стрижкой из негустых волос задорного рыжего цвета.

Внутри «кубика» оказалось довольно просторно, и мы помчались, легко выворачиваясь из пробок. Конечно, разговорились.

— Что это у вас за модель? — поинтересовалась я.

— «Хонда-капа». Я ее по-русски Сарой зову. Такая она у меня умничка! Сарочка моя! — Женщина ласково погладила руль. — Кошечка. Объему всего полторашка, кушает мало, а — приемистая! И в горку, и под горку, а по трассе вообще под сто сорок делает, глазом не моргнуть. И не заметишь.

В общем, завязался самый что ни на есть женский разговор. Водительница выглядела ухоженной, с приличным маникюром. На переднем сиденье — стильная сумочка. Интересно, заняться нечем, коль таксовать взялась? Как бы отвечая на мой незаданный вопрос, она рассказала, что намедни какой-то придурок въехал ей в «бочину», теперь вот поехала к оценщикам, а там обед, вот и решила покататься часок. Кстати, зовут ее Надеждой. Все стало понятно.

Я тоже, бывает, если время есть или когда по пути, подвожу кого-нибудь. Особенно если с детьми голосуют. Один раз бабуську с собачкой в ветеринарку свезла. Зверюшку большие собаки покусали, бабушка завернула ее в белую простынку, которая уже успела пропитаться кровью, и отчаянно обходила машины, стоящие в пробке, с просьбой довезти их здесь, рядышком, до соседней улицы.

Даже если бы меня ждал на прием мэр города, я не смогла бы отказать. Несмотря на короткое расстояние, мы долго тянулись в пробке, и бабуся рассказывала мне, какая Муха (собачка) умница и какие трюки она умеет выделывать. И вообще вместе они уже двенадцать лет. Муха при этом сидела тихо, один раз только пискнула, и из ее правого глаза выкатилась крупная, как горошина, слеза. Бабка тоже все время терла глаза платком и сморкалась. Когда мы, наконец, доехали, старушка пыталась всучить мне десятки, свернутые в трубочку. Я отказалась, а она все совала, и мне пришлось рявкнуть, чтобы они уже шли быстрее отсюда. К доктору. Я сама боялась прослезиться и поэтому рванула от них быстрее. Бабка с собачонкой в окровавленной простынке перекрестила меня вслед, а слезинка все-таки у меня тоже из глаза выкатилась. Как у Мухи.


В общем, за очень короткий промежуток времени мы с Надей сошлись во мнении, что мужики на дорогах по отношению к нам, женщинам, ведут себя зачастую по-козлячьи, да и в жизни в общем-то тоже. Мы притормозили возле супермаркета, я купила коробку конфет, и мы двинулись дальше.

Тут мы с Надеждой взялись мыть кости всем «крутым» нашего города, а заодно взгрустнули, что их старую гвардию почти всю поперестреляли либо взорвали с невинными женами, детьми и охранниками. А те, старые, все же по понятиям жили, а нынешняя молодежь — шелупонь.

— Я вот три года назад магазин за городом держала, — ударилась Надя в воспоминания, — как раз в райончике, где крутяки наши живут. Знаешь, сейчас на слуху есть такой, голову как раз поднимает, Быка его зовут? Вице-мэром недавно назначен.

Я слышала, конечно, но сильно не интересовалась. Слишком уже далека от всего этого.

— А когда ему лет семь назад около тридцати было, он уже особняк в четыре этажа имел. Аккурат по соседству с моим мини-маркетом. Так утром, перед тем как ему выезжать, прежде охранники выходили с миноискателями, проверяли дорогу. Ну а пока проверяют, ворота открытыми остаются, и видно — там во дворе у него Эйфелева башня стоит. Большая такая! А забор в виде Великой Китайской стены из кирпича выстроен. А я вот все думала: живет в России, ну взял бы себе да «Рабочего и колхозницу» изваял! Все ж патриотичнее.

Я засмеялась, Надя тоже:

— А чего все заграницам подражать? Наши скульптуры не хуже. Да и прикольней было бы!

Наконец, мы приехали. Я рассчиталась, а Надя всучила мне в ответ визитку. «Женское такси» — значилось на ней и телефон.

— У нас только женщины работают! Я там директор, — гордо сообщила она. — Звони, если что. Мы только по ночам не работаем. А вообще, подработать если захочешь, тоже звони. У нас все со своими машинами.

Ну вот, а говорят, что у нас трудно найти работу! Было бы желание!

Надежда подмигнула мне, ловко развернулась и умчалась.


Мое возвращение в команду прошло гораздо легче, чем я ожидала, и опять же исключительно благодаря присутствию в кинозальчике Танечки. В силу этого Лохматый молчал, злобно сверкая глазами, а Вадика я вообще не боялась.

— Вот, зашла узнать, как дела? — ненавязчиво осведомилась Татьяна Ивановна.

— Да вроде все просмотрели, что смогли, — ответил Вадик и подавленно добавил: — Ничё не нашли.

По лбу Лохматого, из-под бейсболки, шустро потекла зеленая струйка пота — видимо. Петровна не пожалела зеленки.

— Вытри лоб, Боря. — Я вежливо протянула ему салфетку. — У тебя раны подтаяли.

— На себя посмотри, Оля, — огрызнулся Лохматый (нет, ну хам!). — Ты как со стройплощадки — вся голова в цементе.

В общем, любезностями обменялись, после чего я уточнила:

— Неоткрытых дисков много осталось?

— С десяток, — отрапортовал Вадик и предъявил стопку, чтоб я не сомневалась.

Я подсела к компьютеру, и Лохматый услужливо засунул один из дисков в дисковод. В его жестах снова стало проскальзывать уважение. Через пару минут стало очевидно, что программного обеспечения детсадовского компьютера явно для этих дисков недостаточно.

— Я их дома проверю, — быстренько придумала я. — У нас Мишка в комп все, что можно, понапихал. Татьяна Ивановна, они вам все равно ни к чему, мы их заберем, можно?

— Да берите, конечно! — очень радостно и слишком быстро согласилась Танечка.

«И валите отсюда», — мысленно продолжила я за нее, после чего торжественно вручила закупленную коробку конфет. Скорее, впихнула, потому что она отказывалась категорически.

Мы уже почти дошли до дверей, когда я спохватилась:

— А на остальных дисках правда, что ли, одни мультики и игрульки?

— Ага, — подтвердил Лохматый и хихикнул. — Не, ну, где-то штуки две с порнушкой есть. Или три, а, Вадя?

Я молча тормознула, красноречиво глядя на Вадю. Не сразу, но до него дошло.

— Блин! Тут же детишки смотрят!

Он быстренько вернулся и довольно ловко отобрал из коробки три диска. Я облегченно вздохнула — тест на сообразительность пройден блестяще, на том и простились с гостеприимным домом.


— Ну чё? — огорошил меня на улице Лохматый. — Поедем к тебе? Доведем дело до конца.

Как воспитанный человек, отказать я, конечно, не смогла, но очень явственно представила, как обрадуется мама. И дети, наверное, тоже.

Но делать нечего. Мы сели в Вадину машину и поехали. Не заворачивая к нам во двор, парни высадили меня, а сами обещались через пять минут подъехать. Во дворе в компании мелких пацанов слонялся Алик, который мгновенно доложился:

— Мишка в гараж уехал, мопед чей-то чинить, двести рублей обещали. Мне, сказал, десятку даст, а бабушка борщ зеленый сварила, тебя ждем обедать.

Бабушка, конечно, молодец. Надеюсь, она сварила большую кастрюлю, хотя Мишке явно не останется — у нас гости. А он любит кисленькие щи…

Мои грустные размышления прервали подъехавшие Вадик с Лохматым. Однако парни не подкачали — из машины тут же стали выгружаться коробки с пиццей, какая-то немыслимо огромная бутылка с колой и алюминиевый жбанчик пива «Асахи», литров на пять, не меньше. Заметив вновь прибывших, Алик подобрался и резво засобирался домой. Давно заметила, что дети и мужики любят всю эту гадость: бургеры, пиццы, колы. Много у них общего!

Мамусик открыла дверь, но обомлела лишь слегка и ненадолго — видать, начинает привыкать. Пока мы топтались в прихожей (слава богу, она у нас приличных размеров), она в несколько заходов освободила «мальчикам» руки, после чего предложила отведать кисленького борща со сметанкой.

— Кушать хочется! — охотно признался Лохматый. — А кисленького в особенности.

Он пошел искать ванную, чтобы вымыть руки, и Алик услужливо вызвался его проводить. В результате в достаточно сжатый срок Лохматый в полном объеме получил информацию о том, что ванных у нас две, спален — три, а также есть гостиная и кабинет, ремонт у нас «евро», с пластиковыми окнами и зимним садом на двух совмещенных лоджиях и делала все это Олька, еще когда богатая была. От обилия новостей Лохматый появился в кухне слегка приторможенный — переваривал. Но Алика явно залюбил и похлопал по спине, правда не сильно:

— Братан! — и добавил: — Я же говорил — меня детишки любят.

Борщика откушали довольно скромно: Лохматый с Аликом (братаны же!) по две тарелки, остальные — по одной, так что Мишку не обделили, на дне кастрюли оставили. После чего распаковали коробки с пиццей, и Лохматый смачно вскрыл жбанчик с пивом. Замахнув залпом сразу два стакана, он простонал:

— А-а, хорошо! Особенно после вчерашнего, — и подмигнул мамусику, на что та сделала вид, что все поняла, и кивнула. Нет, она развивается просто гигантскими шагами!

Я съела кусок пиццы и отправилась с дисками в кабинет, оставив маму потягивать пивко в веселой компании. Вернувшись минут через двадцать, я нашла общество весьма повеселевшим, мамины глаза поблескивали легким хмельком и теперь уже метались в сомнениях между молчаливым Вадиком и измазанным зеленкой Борей, пытаясь не прогадать, кто же из них представляет для меня наиболее достойную партию.

Идиллию пришлось нарушить грустной вестью о том, что хоть все диски и открылись, но искомого среди них, увы, нет. Лохматый вспомнил о своей основной контролерской функции и потребовал, чтобы я предъявила ему доказательства. Мы вдвоем вернулись в кабинет, и я продемонстрировала ему все десять дисков с записями каких-то дебильных мотогонок и аварий. Он прихмурел, и мы снова нарисовались в гостиной. К тому времени Вадик уже немного посоображал и спросил:

— А ту, другую коробку, Лидка в мусорку выбросила?

— Ага, — охотно подтвердила мамусик и, заподозрив неладное, пояснила: — Ее уже явно либо бомжи растащили, либо на свалку свезли.

— А свалка у нас где? — не сдавался Вадик, но тут уже не выдержал Лохматый:

— Это нереально, Вадя! — и, опрокинув в себя еще стакан пива, решился: — Звоню братве!

С этой целью он уединился с телефоном в прихожей. Мы молча ждали за столом. Вадик вдумчиво догрызал кусок пиццы, мама, стараясь не шуметь, собирала грязные тарелки, я потягивала пивко из ее стакана. Минут через десять Лохматый вернулся и отрапортовал:

— Завтра в двенадцать «стрелка», Вадя. Поедем вместе. Там и определимся.

В общем, трапезу закончили в молчании. Вадика мне было жалко, мамусику, видимо, тоже, потому что к концу семейного обеда она предложила:

— Поезжай уже с ним, а то убивается вон как! Мальчишкам скажу, что ты к друзьям на море до завтра уехала.

Я, конечно, малость офонарела — раньше такое в нашей пристойной семье не приветствовалось и друзей у моря мы с Валюшкой обычно сочиняли сами.

Воистину, глядя на мир, нельзя не удивляться!

Мы на машине Вадика добрались до моей, оставшейся возле университета. Вадик достал из багажника «крокодилы», соединил с их помощью аккумуляторы наших автомобилей, завел двигатель моей машины. Потом мы отогнали ее в гараж и занялись «развеиванием грусти».


Мы пошли в кино, и Вадик трогательно весь сеанс держал меня за руку. Мы смотрели «Жесть», мне очень понравилось, а Вадик сказал, что чушь какая-то. Потом покатались по городу, потом посидели в сумерках в кафешке на берегу моря, где не спеша выпили бутылочку сухого вина. Пожилой кавказец, хозяин и основной сотрудник по совместительству, умело и незаметно подавал нам всякие причудливые восточные закуски. Мы сидели за столиком у самой воды, волна в сумерках шуршала мелкой галькой, а где-то недалеко играла музыка — летний город со вкусом жил вечерней жизнью. Влажный воздух пах морем и дымком. Мы почти не разговаривали, но было хорошо.

Когда совсем стемнело, мы поехали к Вадику домой, где я была приятно удивлена порядком и чистотой.

Квартирка у него хоть и небольшая, но довольно стильная и уютная. В ванной висели пушистые полотенца, в кухне уверенно поблескивала всевозможная бытовая техника. Когда я вылезла из сверкающей ванны, куда Вадик поналивал каких только мог масел и пен и натянула его красивенький халат цвета морской волны, то нашла хозяина в кухне. Он в тишине варил кофе.

— Ты один живешь? — усомнилась я, с удовольствием ступая по белоснежному мохнатому полу.

— Один, — уверенно ответил он. — И даже не вожу сюда никого.

Я вспомнила о комнатах Петровны и поверила ему, а он взялся целоваться.

В общем, ночь провели, забыв о неприятностях, в молчаливой любви и согласии.


Первой проснулась я. Вадик мирно сопел рядом, растянувшись на спине. Момент показался мне удачным. Я тоже улеглась на спину, придвинулась к нему вплотную, сравнялась с ним пятками и стала водить ладонью по нашим с ним головам. Ага, сантиметра три, не больше.

— Что ты делаешь? — Он внезапно поймал мою руку.

Пришлось признаваться:

— Меряюсь.

— Чё?

— Смотрю, насколько ты выше.

— На четыре сантиметра, — уверенно заверил он. Соврал, конечно.

— Зато я толще, — утешила я его.

— Не-а! — Он снова полез целоваться. — Ты самое то, что надо!

Вот тебе и здрасте! А мы с Валюшкой уже замучили себя диетами! Особенно сразила меня так называемая японская диета. На диету мы сели в понедельник. Дни потянулись очень медленно. Не то чтобы я голодала, но до чего же это было скучно! Когда мы, дожив до четверга, сварили себе на ужин по 400 граммов молочной колбасы, запили все это дело пакетом кефира, я сдалась. Валюшка продержалась до конца недели, потеряла четыре килограмма и очень этим гордилась. По утрам она доставала из гардероба очередную тряпочку и демонстрировала, как свободно теперь сидят на ней брюки и болтаются юбки. Дней через десять все это прошло, потому что потерянные килограммы благополучно вернулись на исходные позиции.


Где-то часиков в одиннадцать Вадик доставил меня к дому, отметив при этом:

— Опять солнце. Сколько мы уже солнечных дней пропустили?

Если честно, то я не считала, не до того было.

— Свожу сегодня своих на море, — решила я. Вадик кивнул, и мы простились. — Ну, не убьют же тебя! — напутствовала я его.

— Н-не думаю… Не должны. Я позвоню тебе. После…


Он уехал, а я велела домочадцам собираться на пляж. Собирались, конечно, так, как будто едем на неделю. Наконец, сложили все полотенца, козырьки, кремы для и против загара, надувной матрац для детей, покрывало для нас, книжку для бабушки и подались.

Дети радовались морю, а мама долго бухтела, что кругом одни камни и невозможно войти в воду. Потеряв терпение, я отвела ее в VIP-зону, заплатив за то самое место под солнцем, которое располагалось на огромном белом шезлонге рядом со сходнями в море. Мамусик торжественно отселилась и намекнула, что для полного ощущения себя белым человеком ей не хватает сущего пустяка — бутылочки того вкусного пива, которое приносили вчера «мальчики». Пришлось купить ей «Асахи» и орешков.

Таким образом в бюджете была пробита небольшая брешь, но все остались довольны, а я вернулась к детям.


Вадик со своим блестящим джипом появился возле нас часа через два. Я так и знала, что он не позвонит, а приедет, и с удивлением обнаружила, что обрадовалась.

— Чё машину опять за шлагбаумом бросила? — первым делом укорил он, потом, видать, вспомнил о моих сумасшедших заработках и затих. Выудил из джипа свой шезлонг, переоделся в красивенькие шортики и сандалики. — Купнусь, — виновато объяснил он и отправился нырять с Мишкой и Аликом. Такой весь из себя фигуристый. В спортзал, видать, каждый день ходит. Девчонки по соседству сначала было зашевелились, но потом остыли, приняв нас за дружное семейство и возмущенно бросая на меня оценивающие взгляды. Думаю, я проигрывала.

По возвращении Вадик вытряхнул воду из ушей, обтерся одним из своих шикарных полотенец, наконец, упал в шезлонг и отрапортовал:

— Все разрулили. Вошли в положение. Лохматый поддержал вовремя. На десятку, в общем, загрузили, но в друзьях оставили. А это, знаешь, в моем бизнесе — самое главное.

Сраженная длиной монолога, я все же попросила уточнить в том месте, где «на десятку загрузили».

— Ну, десять штук баксами отдам им, и закроем тему.

Я попросила еще более детализировать. Вадик собрался с мыслями и ошеломляюще многословно пояснил:

— Хабаровские нашим штраф предъявили в двадцатку зеленью за то, что такой косяк упороли. У них там вокруг этого диска крутой замес вышел. Но наши справедливо рассудили и попилили пополам: десятку они сами соберут, десятку — я. Деньги приличные, конечно. Не скоро отработаю. Ну да ладно. Зато работать дадут, кислород перекрывать не станут.


Ответ показался мне удовлетворительным. Расшифровать все можно было примерно так: наши и хабаровская братва собрали какой-то великий компромат на кого-то из «слуг народа». Материал этот почему-то был передан из Хабаровска через независимого курьера — Вадика. В силу случившегося курьеза диск был утерян, отчего хабаровские очень огорчились и оштрафовали наших на двадцать тысяч долларов. Наши же, разобравшись, что диск действительно утерян, а не похищен конкурентами, разделили вину с Вадиком пополам, в результате чего все остались относительно довольны. Короче, по понятиям разобрались. Но диск жалко — очень важный, видать.

Уф, во мне умер Достоевский! Или, наоборот, обрел вторую жизнь. Однако я возмутилась:

— Что за дикость! Тебя, дурака, подставили, всучили бесценный диск, не предупредив о его важности. В конце концов, могли бы и встретить с таким грузом! Теперь ты же и виноват!

— Да ладно! — отмахнулся Вадик. — Денег жалко, ясный перец. Но не смертельно, не раздели же до нитки, из обоймы не выкинули. А ведь имели право, по понятиям. Вот тогда бедный бы я был!

Нет, определенно, добрые вести делают его говорливым. Тут и мамусик материализовалась, заскучав на платном пляже. Вадик засуетился, уступил маме свой шезлонг и, всполошившись, что дети голодные, помчался покупать шашлыки. Мама таяла на глазах:

— Какой заботливый! Хорошо родители воспитали!

Я опять хотела напомнить про недочитанные книжки, но передумала. В общем, объединенные освобождением от проблем, мы проторчали в идиллии на пляже до вечера.

При расставании Вадик, как мог, намекал мне, что хорошо бы единиться не только душой, но и телом, но я по-честному призналась, что я уже старенькая, оттого, видимо, и устала немного. Вот отдохну…

— Какая ты старенькая? — всерьез удивился Вадик.

Оставив его в недоумении, мы отбыли домой. А дома нас ждал приятный сюрприз — Валюшка вернулась.

— Мама! — как резаный завизжал Алик, будто его лет десять держали в холоде и голоде, и облепил собой Валюшку. Как-то он это умел, облеплять, — вроде его среди осьминогов воспитывали.

Мы тоже обрадовались, но и удивились:

— Ты чего так рано? Еще неделя не прошла.

— Да, — поморщилась она. — Костик поднадоел, нудный он какой-то.

Не могу сказать, что это было для меня открытием.

— И потом, — она терпеливо отклеивала от себя Алика. Умело, надо отметить, — я думала там поработать немножко, мне заказчик денежный подвернулся, проект ему доделать надо. Взяла с собой диск с исходниками…

— А у Кости компьютера на даче не оказалось, — подсказал Мишка.

— Нет, у него ноутбук всегда с собой. Так в коробочке вместо моего диска чужой оказался. Там документы какие-то записаны, откуда он у нас? Да и вообще соскучилась я без вас!

Мы с мамой переглянулись, а Алик тем временем взялся живописать Валюшке события последних дней: про Вадика и Лохматого, про пиццу и зеленый борщ, про то, что опять сломался скейт, а Мишка чинить не торопится, а Олька вчера с утра ругалась за грязный стакан, а потом сама ночью не ночевала дома, с Вадиком уехала, сказала, к друзьям на море, ха-ха!

Мне кое-как удалось вклиниться в этот поток информации, и то лишь потому, что Алику понадобилось набрать свежую порцию воздуха в легкие:

— Валек, а ты этот диск обратно привезла?

— Ну конечно!

— И по пути не выбросила, не выронила, не поломала?

Валюшка встревожилась и полезла в сумку.

— Да вот он, чего вы?

Я бережно открыла коробочку — целенький! Тут же меня сдуло в кабинет.

— Он!!! — заорала я как сумасшедшая, а мамик пустилась в пляс. Остальные опасливо молчали, но мы не стали вдаваться в подробности, и я бросилась к телефону звонить Вадику.

— Не спеши, — вдумчиво изрекла мамусик. — Сколько там наши готовы заплатить хабаровским?

И опять, глядя на мир, нельзя не удивляться. Мы с мамой всего с минуту молча буравили друг друга взглядом, после чего, кажется, стали еще роднее. Звонить Вадику расхотелось, домочадцы так и остались в недоумении, но ничего не спрашивали, а я удалилась курить в «зимний сад», против чего мама, как ни странно, возражать не стала.


Через сорок минут я нашла все семейство чаевничающим в гостиной. Почти не сомневаюсь, что мамусик избавила меня от необходимости посвящать их в предшествующие подробности и уже успела сделать это сама. На меня взирали с надеждой, и я изрекла:

— Нам нужен независимый телефонный номер, красная повязка на рукав, милицейский жезл и мужчина.

За мужчину сразу решено было выдать Костика, красную повязку с надписью «Дежурный» приволок Алик, а Мишка почесал за ухом и порадовал:

— Женька из двенадцатой квартиры вчера возле гаражей сим-карту нашел. Может, у кого-нибудь телефон сперли, а карту выкинули. Или просто потеряли.

— Тащи, — велела я. — Хотя она, скорее всего, заблокированная, проверим. А Женьке, скажи, шоколадку купим.

Мишка смотался за пять минут и приволок заветную картонку. Мы вставили ее в Валюшкин мобильник, ну а нажимать кнопки доверили, конечно, мне.

Посредством несложных манипуляций мне удалось определить номер, а также телефонную компанию, к которой принадлежала наша сим-карта. После нажатия еще пары кнопок выяснилось, что «на нашем лицевом счете осталось восемь долларов сорок четыре цента». Нам подозрительно везло в этот вечер! Надо покрепче держать удачу за скользкий хвост! Оставался милицейский жезл. Я повздыхала и набрала сотовый Сидорчука.

— Алло! — настороженно ответил он.

— Валера, — проблеяла я. — Это Оля.

— Я определил. — Голос его все еще отдавал сталью.

— Валера, я вот что-то все думаю и думаю о нас. — В этом месте сделала томную паузу и продолжила: — Куда-то я и правда не в ту сторону подалась. Связалась со всякой ерундой. С тобой вот отношения натянулись. — Я громко вздохнула.

— Да ладно ты! — Валерка плавился, как лед на солнце. — Ну, чё ты в самом деле?

— Все равно, — настаивала я. — Грустно как-то мне! Нехорошо у нас вышло.

— Оль, да прекращай! Ну, давай посидим вместе, кофе попьем, а?

Я еще погоревала для порядка и согласилась через полчаса быть в «Кофе-тайм». Домочадцы ликовали и требовали изложить подробности моего плана. Невзирая на сопротивление, детей из гостиной пришлось удалить, после чего я открылась и изложила свою гениальную, но несколько рискованную задумку. Мама и Валюшка внесли в план некоторые полезные коррективы. Все-таки одна голова хорошо, а три — гораздо лучше. Мы утвердили окончательный план, присвоили операции кодовое название «Бомба», и я с легким сердцем удалилась на свидание.


Встреча прошла тоскливо. Я каялась, Валерка утешал и клялся в вечной любви и дружбе. На второй бутылке шардонэ запутались до такой степени, что каяться начал он. В общем, из кафе вышли веселенькие и дружные.

— Ух ты! — притворилась я, глядя на Валеркин автомобиль. — Тебе хорошо, у тебя палка милицейская сзади лежит, всем видно. Пей — не пей, а гаишники сразу сообразят — свой.

— Ха! — как по нотам ответил Валерка. — Да мне и без палки каждый постовой честь отдает!

Кто бы сомневался! Сидорчук, кряхтя, влез в машину, достал жезл и протянул мне широким жестом:

— На вот! Брось у себя. Срабатывает. А если не сработает, — он нахмурился, — сразу звони мне!

После этого настал черед прощального поцелуя… Да-а, до Вадика ему, конечно, еще расти и расти. Кое-как удалось отбояриться от продолжения вечера, сославшись на отсутствие в доме Валюшки (действительно ли сладкая ложь настолько хуже горькой правды?) и мою в связи с этим многодетность. Короче, расстались нежно и в полном взаимопонимании.

Потрясая полосатым жезлом, я явилась в дом. Детей, слава богу, уже запихали спать, остались только, военачальники.

За период моего отсутствия мама набросала на бумажке нужную нам для заведения часового механизма в «Бомбе» вступительную речь, а Валюшка связалась с Костиком, который заверил, что он весь с потрохами наш навек и готов ввязаться в любую аферу на благо семьи. Однако! Я не ожидала от зануды Костика такой активности.

Мы приступили к расстановке фигур.

В памяти своего сотового я нарыла телефонный номер Лохматого, с которого он звонил мне, когда я маялась в очереди за деньгами. Его-то мы и набрали, но уже с «независимого телефона», куда вставили найденную сим-карту. Ответили сразу.

— Алло, — томно протянула Валюшка (молодец!), которой отвели роль телефонного террориста. — Мне нужен Борис. Ах, это вы!


Дальше она с выражением считала речь, которую мама составила по всем законам жанра. Суть вкратце была такова: у нас (а кто мы — не так уж важно) случайно оказалось то, что вы потеряли. Ну, вот так как-то случайно получилось (пауза). Мы готовы продать это за пятнадцать тысяч долларов, подумать разрешаем ровно час (без паузы), в противном случае звоним хабаровским и докладаем, что вы не просто потеряли важную вещицу, а еще и лоханулись, позволив ей попасть в руки конкурентов. Еще пауза. В ожидании ответа.

На мой взгляд, сделку мы им предлагали выгодную: во-первых, для них — прямая экономия в пять тысяч, если они заплатят нам, а не хабаровским. Во-вторых, заполучив диск, наши братишки снова обретали деловое лицо, да и информация на диске, видать, им не лишняя. Ну и в-третьих, они просто должны испугаться, что дело принимает совсем не тот оборот, который они преподнесли друзьям из Хабаровска. Некрасиво получается.

В процессе разговора меня переполняла гордость за мамусика, которая просто гигантскими шагами осваивала бандитские понятия, о чем свидетельствовала ее очень грамотно составленная (в смысле понятийного подхода) речь. В финале разговора Лохматый пообещал связаться, и Валюшка отключилась.

— Йес-с! — дружно выдохнули мы.

Предоставленное браткам для раздумий время мы решили использовать с толком: мама ушла варить кофе, Валюшка — в ванную, а я немножко похимичила с нашими телефонами, в результате чего удалось организовать связь таким образом, что разговор могла слышать не только Валюшка, но и я. На всякий пожарный. Кажется, это называется конференц-связь, а может, и по-другому.

Мы отпили кофейку и уже начали нервничать, когда раздался звонок. Мы с Валюшкой схватили каждая свою трубку, к моей тут же приклеилась мама.

— Алло, — все тем же ночным голосом отозвалась Валюшка.

— Ты? — уточнил Лохматый.

— Фу, как некультурно! — Входя в роль, Валюшка томно развалилась в кресле.

— Не вы… (в смысле «не выпендривайся» — перевод мой)! — отрезал он. — Говори, чё делать, мы, согласные!

— На что согласные? — Если бы мы совсем впали в нищету, то Валюшке стоило бы попробовать себя в работе «Секс по телефону».

— На пятнашку согласные! — рявкнул Лохматый. — Какие гарантии?

— Боря, что вы так кричите? — протянула Валюшка и, войдя в раж, закинула ногу на ногу. Я показала ей кулак. — Будут гарантии.

— Хорошо, — сдался Лохматый, а я вспомнила о его травмах и прониклась жалостью. — Где?

— Завтра, в десять. — Валюшка перешла на интимные полутона. — У вокзала. В машине будешь один. И чтоб без вариаций!

— Стою в десять у вокзала, — как урок повторил Лохматый. Какой послушный! — Жду тебя.

— Один, — уточнила Валюшка.

— Один, — охотно согласился он.

— Зачем нам третий лишний? — игриво закончила Валюшка и отключилась.

— Я сдам тебя в дом терпимости! — пригрозила я сестре. — У меня там связи есть.


На этом с чувством исполненного долга мы дружно отправились спать и, как ни странно, крепко уснули.

В восемь утра нас разбудил звонок в дверь — для инструктажа прибыл Костик. Под мышкой он держал пожилую таксу Люську, пояснив:

— Она одна скучает.

Наш кот Семен возмущенно зашипел и выгнулся дугой. Пришлось изолировать его в зимнем саду, а мне показалось, что такса нам совсем не помешает. Пока я, не вдаваясь в ненужные подробности, зубрила с Костиком его роль, мамусик колдовала над красной нарукавной повязкой. Надо отдать должное, Костя лишних вопросов не задавал, заучил свое, и мы двинулись на дело.

На выходе мама чинно нас перекрестила.


Была суббота. Это я учла заранее, потому что в субботу, тем более с утра, город был пустым и машин на дорогах почти не наблюдалось. Лохматый на своем джипе припарковался, как и было велено, на привокзальной площади без пяти десять. Я к тому времени оставила нашу машину в нужном мне месте и заняла наблюдательный пост, затерявшись среди ларьков. Лохматый послушно сидел в машине один, но в подозрительной близости от него стояла еще парочка авто с крепенькими пацанами в салонах. С конспирацией у «наших» явно было напряженно. В общем, все шло по плану. А по-честному никто и не рассчитывал.


Ровно в десять Лохматый поднес к уху телефон. Почти не сомневаюсь, что это был звонок от Валюшки. Ее задачей было сообщить ему маршрут дальнейшего следования. Лохматый хмурился, но телефону кивнул и тут же начал набирать на нем какой-то номер. Я перевела взгляд на соседние авто и не ошиблась — крепыши зашевелились, отвечая на его звонок. Короче, маршрут был передан по цепочке. Кто бы сомневался? Все-таки ты, Боря, сволочь изрядная! А ведь договаривались, что будет по-честному!

В общем, через пару минут джип Лохматого и еще два автомобиля плавно стартанули к указанному пункту. Причем Лохматый строго следовал по продиктованному ему Валюшкой маршруту, а остальные — напрямки, чтобы оказаться на месте раньше и успеть там спрятаться. На что и было рассчитано.

Я, в свою очередь, резво пересекла виадук и оказалась в запланированном месте за минуту до появления там Лохматого. Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, что и требовалось доказать. Мы оба оказались в нужном месте в нужный час. Только я — рысью и ножками, потому как по пешеходному катету. А он — по гипотенузе. Но — на авто.

С высоты виадука мне было видно, как на дороге, по пути следования Лохматого, возник упитанный мужичок с милицейским жезлом в руке. На другой руке у него красовалась красная повязка с крупными буквами «ДПС» (мамина работа! Она просто перевернула «Дежурного» наизнанку и немного поработала белым маркером).

Со своего места мне было все хорошо видно, но ничего не слышно. По сценарию гаишник (Костя) должен был тормознуть джип ничего не подозревающего Лохматого, невинно доложить ему, что ранее оговоренный маршрут изменен и ехать нужно совсем в другую сторону. После чего Костик должен был вежливо попросить у Бори вытащить сим-карту из своего телефона. Чтобы оставить последнего без связи с группой поддержки. Костя, конечно, мало был похож на стража дорог. Без формы, без зеленого жилета, но он же не собирался никого штрафовать, а просто остановить машину получится наверняка — на полосатую палку мало кто из водителей рискнет не отреагировать. А больше ничего и не надо.

Судя по тому, что мне было видно, все шло по плану. Лохматый остановился, открыл окно, растерянно выслушал речь «гаишника», попытался что-то сказать, но Костя пожал в ответ плечами и постучал по циферблату своих часов. После чего Лохматый нехотя протянул свой телефон, Костя вытащил оттуда чип и вернул бесполезный аппарат владельцу. Получилось! Часовой механизм «Бомбы» отсчитывал последние минуты.


Тем временем сопровождавшие ранее Лохматого автомобили мчались по намеченному маршруту, ни о чем не подозревая, а сам он вынужден был рвануть в ближайшую подворотню, как ему и велели. Ну а дальше я уже не видела и не слышала. Все — со слов очевидцев.


Лохматый припарковался в тихом дворике возле указанного дома. Навстречу ему неспешно двигалась тетя с авоськой и таксой на поводке. Тетя, потряхивая бигуди под косынкой, неспешно поравнялась с джипом и мимоходом осведомилась:

— Бабки привез?

Лохматый слегка обалдел, но виду не подал.

— Диск, — лаконично ответил он. — И гарантии.

Тетя неспешно вытащила из авоськи ноутбук. Демонстрация диска заняла две минуты. Лохматый выдохнул и нехотя достал пачку баксов, перетянутую резинкой. Тетя привередливо просмотрела купюры, вытащила из компьютера диск и выдала его взамен денег, после чего чинно удалилась в подъезд дома, захлопнув за собой дверь с кодовым замком. Бах!


— Погнали! — скомандовала Валюшка три секунды спустя, запрыгивая в нашу машину в обнимку с таксой и стягивая на ходу парик с бигуди.


И мы погнали. Лохматый нас не преследовал. Даже если через несколько минут он справится с кодом и проникнет в подъезд, то его будет ожидать еще одна неожиданность, поскольку обнаружится, что подъезд проходной. А вторая дверь прямо на тротуар проспекта выходит. Тут-то я и поджидала Валюшку в заранее припаркованной (вопреки всем правилам) машине. Еле успела добежать с виадука! А про этот хитрый подъезд я давно знаю. В нем Алка живет.

Бабах! Операция «Бомба» завершена с итоговой оценкой пять баллов.


Дома нас с нетерпением ожидала мама. Мы вкратце доложили ей об успешном исходе операции, после чего пообедали, а потом пересчитали свою добычу. Пятнадцать тысяч — копейка в копеечку. Мамусик придирчиво рассматривала купюры на свет, изображая из себя опытного валютчика. Я чувствовала себя героем дня, в голове уже роились планы по написанию гениального детектива.


— Надо Вадику его десятку как-то вернуть. А пятерочка наша, законно, — справедливо рассудила мамусик. Никто и не спорил, семейство преображалось на глазах. Вопрос был один — как вернуть деньги Вадику?

— Позвони, — посоветовала мама. — Пусть приедет, и отдадим.

— Так нельзя, — объяснила я. — Придется рассказать, где мы их взяли и каким путем. В этом случае получается, что мы его подставили, и по всем их понятиям начнутся опять разборки и… Короче, по-честному не получится.

— Ладно, — отмахнулась мамусик. — Ты что-нибудь придумаешь.


Придумаю, конечно. В силу этого я традиционно отправилась в зимний сад на вдумчивый перекур. Не жизнь, а малина! Мамусик перестала хмуриться на мои перекуры. Даже кофе мне туда притащила. Уважуха!


Вернулась я вскорости и снова озадачила домочадцев:

— Нужна строительная машина, бетономешалка какая-нибудь или кран, спецодежда и опять — мужчина.

Домочадцы не задавали ненужных вопросов, что свидетельствовало о безграничном моем авторитете, а Валюшка сразу сообразила:

— У Костика тьма знакомых строителей, это же его хлеб — стройка. А что, кого-то в бетон закатывать будем?

— Только тебя, — парировала я. — За глупые мысли. Валюшка надулась, но ненадолго. И я изложила свой план. План был одобрен безоговорочно и получил название «Лох».


На следующий день мы договорились с Вадиком о встрече. Местом свидания я выбрала уютное кафе, располагавшееся в небольшом дворике старой части города.

В назначенное время я невинно стояла на крылечке кафе и наблюдала, как во дворик въезжает джип Вадика. Завидев меня, Вадя расплылся в улыбке и достал с заднего сиденья букет нежных белых роз. Я тоже ответила ему улыбкой, вполне искренне. Он подошел ко мне, галантно вручил букет и одарил невинным поцелуем. Пастораль!

Тем временем во дворик урча и пыхтя вкатился КамАЗ. Мотор его громко фыркал, выбрасывая в атмосферу облака выхлопного газа. Бока были измазаны глиной, а загружен он был каким-то строительным мусором. Появление этого чуда отечественного машиностроения в тихом дворике, претендовавшем на аналогию с французским, было очевидно нелепым. Водитель грузовика, видимо, тоже это осознал и стал разворачиваться, дабы покинуть сей «уголок Франции».

Сдавая назад, КамАЗ нежно, но ощутимо ткнулся левым бортом в джип Вадика. Первым делом сработала сигнализация, и машина заверещала на сотню голосов.

— Е-мое! — охнул Вадик. — Ты чё, гад, делаешь?!

Грузовик затормозил, фыркнув напоследок. Из кабины вылез усатый крепыш в оранжевой рабочей жилетке и принялся задумчиво рассматривать нанесенный им урон. А Вадик не унимался:

— Ты чё?! Не протрезвел, что ли? Чё вытворяешь, козел? Кто ремонт оплатит? Камикадзе, блин!

Усатый флегматично почесал под замасленной кепкой. Нет, определенно в Костике погиб великий актер. Я начала кардинально менять свое мнение о нем. Камазист удался ему не хуже, чем гаишник. В результате он важно и неспешно изрек:

— Не ори, пацан! Рассчитаюсь как-нибудь.

— Чем?! Придурок! «Рассчитаюсь»! Тебе и не снились такие бабки! Нашел пацана!

Дело запахло мордобоем. «Как бы чего не вышло», — стала побаиваться я и крепенько взяла Вадика под руку. Вроде как в знак поддержки и единения.

А Костик снова флегматично поскреб затылок, слазил в кабину «своего» грузовика, выудил оттуда полиэтиленовый пакет и небрежно бросил его Вадику:

— Держи. Жмот. И заткнись.

Вадик натурально онемел от такого хамства. Костик же вскарабкался за руль, и грузовик, рыча и воняя, очень ловко выбрался из дворика.

— Эй! — очнулся Вадик. — Ты куда, гад? Я номер запомнил!

— Да не горячись ты, — успокоила я его. — Царапина на джипе — ерунда! В автосервисе запросто заполируют.

— Не в этом дело, Оль! Ясен пень, что денег у него как летом снега. Но он же, паразит, даже говорить со мной не стал! Я бы ему хоть морду начистил! Не, ну беспредел! Развел, как лоха!

Однако как тонко мы с Валюшкой угадали название нашей операции!

Вадик начал успокаиваться и поднял, наконец, пакет, который ему бросил лихой водила.

— Шоколадка, что ли? — Он оскорбленно взвесил его в руке и заглянул внутрь. — Блин, да тут бабки!

Я заинтересованно засунула туда нос и присвистнула:

— Ого! — Солидная пачка баксов, перетянутая резинкой. — Тыщ десять, наверное!

Вадик взмок от растерянности:

— Что за хрень? Откуда у водилы такие бабки? И бросает не думая.

— А может, он и не водила вовсе? — «сообразила» я. — Знаешь, сейчас модно — игры для богатых. Одеваются как люди и погружаются в экстрим. То бишь в народ идут. Я сама рекламу видела. Бешеных денег, кстати, стоит. Кто в поломойки переодевается, кто в домработниц, кто — вот, в шоферюг. И им моделируют реальные ситуации. Денек так поживут, потом возвращаются в свою шкуру и крестятся: Господи, упаси!

Вадик проникся и сразу поверил, но все равно растерялся:

— А мне-то чё делать?

— Да ничё, — вторила я. — Бери пакет и считай инцидент исчерпанным. Он же сам его кинул тебе.

— Логично. — Вадик прибрал деньги. — Надо же! Так и не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Гуляем, Олькин!

Определенно, удача делала его красноречивым…


Часть вторая

Девчата


Я проснулась сильно не в духе, но, как всегда, первая, хотя на часах было уже половина десятого. Мучили в основном два вопроса: где найти работу и, пока работа ищется, где взять денег, чтобы дожить до ответа на вопрос номер один (см. выше)? Приготовление кофе от грустных мыслей не отвлекло, и я в раздумьях устроилась с дымящейся чашкой и сигаретой (предпоследней в пачке) на нашем облезлом балконе.

Всего нас двое: я и Катька, моя школьная подруга. Нам по двадцать четыре года. Два месяца назад Катька разошлась со своим мужем (а ведь предупреждали ее, что добром этот брак не закончится!), а заодно лишилась и работы, поскольку работала бухгалтером (простите, коммерческим директором) в фирме своего мужа, бывшего теперь уже.

Я же после окончания института работаю вообще периодически, потому как угораздило меня отучиться на факультете международных отношений и лишь после его окончания столкнуться с правдой жизни. Правда заключается в том, что специалисты такого профиля особо никому не требуются. Замуж меня тоже никто не брал.

В силу сложившихся обстоятельств, а именно — безнадеги и нищеты, мы с Катькой объединились в коммуну, сняли двухкомнатную убогую квартирку и стали жить общим котлом. Котлом заведую я по причине тяжелого детства и привычки к экономии. Оттого теперь и грущу на балконе, отчетливо сознавая, что в холодильник лучше не соваться из опасения наткнуться на мышь, увлекшуюся суицидом. В «артельном» кошельке тем временем звенела только мелочь, но звенела отчаянно.


— Манюник! — донеслось из Катькиной спальни, и нежность обращения несколько насторожила меня. — Ну, Мари-и-ин!

— Чего? — недружелюбно отозвалась я.

— Так вкусно кофе пахнет…

Ага, типа, не подали бы нам в постель? Однако я все же поплелась в кухню, налила еще одну чашку и понесла Катьке:

— Ты из меня веревки вьешь!

— Что у нас на завтрак? — Катька проигнорировала мою трагическую реплику.

— Кофе, как видишь.

— Ага. — Она вообще-то сообразительная. — А колбаску ты вчера вкусную такую покупала?..

— Мы ею благополучно поужинали.

— И денег не осталось. — Катька не спрашивала, а просто констатировала, поэтому я не сочла нужным отвечать. Помолчали.

— Мне за статейку в издательстве должны семьсот рублей, — обнадежила я. — Я им еще неделю назад перевод сделала, обещали сегодня выплатить, поедем, может, и правда дадут.

— А бензин есть?

Вот еще незадача! По окончании бракоразводного процесса Катьке достался автомобиль марки «тойота-спринтер» не первой свежести, но вполне ходибельный. А еще — привычка к полусветским манерам, которые абсолютно исключали передвижение на общественном транспорте. Обычно я потакала ей, но сегодня была жестока:

— Не знаю. Если бензина нет, то поедем на автобусе. И то — наших денег хватит доехать только в один конец.

Катька очень быстро предложила альтернативный вариант: поехать мне одной, тогда хватит и на «второй конец» в том случае, если денег в издательстве не дадут. А она тем временем пошарит в Интернете в поисках вакансий для двух высококлассных специалистов по имени Катя и Марина. Я сдалась и отчалила в издательство.


Вот там-то меня и ждал замечательный сюрприз. Мало того что вместо семисот рублей мне выплатили девятьсот двадцать, но еще и препроводили к главному редактору.

Тот, усадив меня на мягкий диван и нежно держа мою руку в своей, долго-долго глядел в глаза. Я было заподозрила неладное, хотя на фоне повышения ставки за мои переводы готова была перемучиться, но дело оказалось в другом.

— Марина Валерьевна, — бархатно пропел он.

— Васильевна, — поправила я, удивляясь, что он хотя бы приблизительно знает мое отчество.

— Не важно, — отмахнулся он, и я не возражала. — Марина!

— Марина, — вынуждена была согласиться я после повисшей паузы.

— У нас проблемы, и помочь нам можете только вы! — Это звучало обнадеживающе, к тому же он, наконец, выпустил мою руку из своих потных ладошек и начал повествование: — Папа… — Он задрал глаза вверх, я последовала его примеру, но никаких портретов папы на потолке, к своему недоумению, не обнаружила. Главный перешел к простому языку: —…наш мэр завязал отношения с каким-то крутым бонзой из Китая. Дела у них немаленькие. То ли продают чего совместно, то ли строят.

Главный опять погрузился в паузу, и я вынуждена была ее прервать:

— Ну?

— Ну-ну! А бонза этот романы между делом кропает. В Китае-то его, конечно, печатают, куда деваться? Так у него мечта появилась — отсветиться в России. Международная слава, видать, снится. А папе он, похоже, очень дорог, поскольку он, папа то есть, решил издать на собственные средства книжку китайца! Добряк партнеру закатить хочет!

Я немножко подумала, но это не помогло. Поэтому уточнила:

— А я-то тут при чем?

— Так ты же, кроме английского, еще и китайский язык знаешь! — выкрикнул редактор, поражаясь моей тупости.

Ну, «знаешь» — это громко сказано. Учили нас, конечно, в универе и китайскому, но не очень-то, если честно. А главный напирал:

— Надо перевести роман китайчонка, и все дела! Объем средненький. Плата — пятьсот баксов. Каково?

Я заменжевалась. Заманчиво, но что значит — перевести? Это же не просто подстрочник, для книги нужна еще хоть какая-то литературная обработка. Я, конечно, пописывала в студенчестве стишки и рассказы, но… в общем, это немножко не то.


— Семьсот баксов, — трагическим шепотом выдохнул редактор. «И три шкуры с тебя спущу», — мысленно продолжила я, а вслух призналась:

— Неплохо, конечно, но я, боюсь, не справлюсь. И потом, мне придется забросить другую работу (вранье, конечно).

— Штука, — буквально прохрипел он. — И пятьсот аванса!

Интересно, сколько же под шумок срубит его издательство? Торг показался неуместным, мы сошлись на тысяче и ударили по рукам. У меня почти кружилась голова: работа, конечно, каторжная, но зато денег нам с Катькой может хватить до Нового года. Скрывая радость, я подписала договор и получила в обмен на него пачку листов с иероглифами, диск с этим же текстом и аванс.


Выйдя из редакции, я широким жестом взялась ловить такси, но первым подошел автобус, и я, слава богу, одумалась.

Выпав из душного автобуса, не сделав и пяти шагов, я нос к носу столкнулась со своей бывшей однокурсницей Дианой Шохиной. Она первая меня заметила и, полагаю, успела в момент распознать состояние моих дел. Сама Диана всегда была девушкой яркой и успешной. Правда, когда мы учились, между собой ее оценивали как дурочку. Но понтов ей было не занимать. При этом она почему-то особо ревностно относилась ко мне. Мои пятерки на экзаменах ее явно раздражали, и она не упускала случая съехидничать что-нибудь по поводу моей стрижки или походки. Сейчас весь ее облик свидетельствовал о благополучии и процветании. И она просто заискрилась, поняв, что я явно пребываю в незавидном материальном положении, а следовательно, и карьерного роста не наблюдается.

— Маринка, привет! Сто лет тебя не видела! Как дела, чем занимаешься?

— Здравствуй, Диана, — промямлила я. Как-то вдруг сразу подумалось, что кроссовки на мне матерчатые, с китайского рынка. Лучше б я босоножки надела, они вполне приличные. Да и пальцы в кулачок невольно спрятала. Маникюрчик-то оставляет желать лучшего, сама делала. А на голове все проще простого, слава богу, хоть приколочку не присандалила над глазом, чтоб волосы в лицо не лезли.

— Ну, где ты сейчас работаешь? В какой-нибудь международной корпорации?

— Почему в международной корпорации? — еще больше растерялась я.

— Ну-у, тебе же все успех пророчили! Ты ж талант, можно сказать, звезда перевода!

— Да нет. Я — так, просто работаю, перевожу понемногу, а ты как?

— О! Я работой себя не изнуряю. Просто живу в свое удовольствие. Вот из Испании вернулись. С мужем три недели отдыхали, надоело даже. Немного передохну и хочу в Австрию, в Альпы.

— На лыжах кататься? — Кротость моего собственного голоса показалась мне особо противной.

— Да ну что ты? Какие лыжи! В спа-клинику хочу лечь, перышки пора почистить. Да и мужу не мешает процедуры поделать, закабанел совсем. Там уколы молодости делают, слышала, наверное? Вот и хотим опробовать. Накладно, правда. Два укола — десять штук баксов, но эффект явный. У мужа генеральный недавно с такого курорта вернулся — не узнать, просто персик. А ты где отдыхаешь?

Я замялась. «Где-где?» — на кухне под настольной лампой носом в текст. А Дианка явно была удовлетворена и моей растерянностью, и моей сиростью.

— Ладно, Мариш! Рада была повидаться! Вон за мной мой подъехал, обедать повезет. Пока! Не теряйся! — Шохина направилась к притормозившему у тротуара «лексусу».

— Пока. — Моему голосу явно не хватало жизненной силы. Угораздило же встретиться, лучше б я на такси поехала. Досадно осознавать, что ты явно пролетаешь в жизни. Что не способности и успехи в учебе — определяющий фактор для фортуны. Надо иметь что-то еще, чтоб она тебя заметила, какой-то особый талант. И с ним-то у меня явная напряженка.


Возле дома я зашла в супермаркет и прикупила стратегический запас продуктов, который разместился в трех пакетах, и я кое-как доволокла их домой.

Открыв дверь, Катька порадовалась:

— Заплатили!

Причем голос ее явно ослабел от голода. Мы быстренько сварганили обед, и, расслабившись, я сделала глупость и сообщила о предложении редактора.

— Ура! — Голос Катьки заметно окреп. — Мы можем поехать на недельку к морю! Иришка (Катькина тетка, директор турбазы на побережье) давно нас зовет! А то лето уже кончается! Да и разве это лето было в этом году? Сплошные дожди. Вот к концу только и распогодилось. Бархатный сезон, а мы, блин, дома торчим!

Я пыталась вяло сопротивляться:

— У меня теперь работы — вагон! Сроку на перевод дали всего две недели!

— Ерунда, — отмахнулась Катька. — Поедем тогда на две недели. Жилье будет бесплатное. Проедим там мы столько же, сколько и здесь. А для работы — самая обстановка: покой, шорох прибоя. Хозяйство вести буду я. Все творческие люди стремятся к такому! Возьмешь с собой словари и ноутбук, чего еще надо?

Шикарный ноутбук — одна из немногих ценностей, которые Катьке удалось выхватить из угасающих угольков семейного очага. Я нарисовала себе картину: морская волна, шипя, остужается о прибрежный песок, я в шезлонге и с лэптопом на коленях, ласковое солнце, покрывающее мои плечи золотистым загаром… и согласилась без лишних уговоров. Мы плотно пообедали и стали собираться в путь.


Катька позвонила своей тетке и получила заверения, что все будет в лучшем виде и нас ждут с нетерпением.

После этого она напихала в большую спортивную сумку наши купальники, все, какие нашлись, чистые шорты и футболки и доложила о готовности номер один. Я, как человек практичный, подалась проверить уровень масла в машине (этим мои знания об автомобиле в принципе и ограничивались), а Катьке посоветовала добавить в багаж свитера и дождевики. Та поморщилась (мы же загорать едем!), но просьбу выполнила и через пятнадцать минут выгреблась во двор с двумя сумками: в одной — тряпки, в другой — портативная газовая плитка, кастрюля, сковородка и чайник.

— Посуду разовую купим, — твердо заявила она. — Меньше мыть.

Ну да, я же забыла, что хозяйство теперь на ее плечах. Мы загрузили наше добро в багажник, где сиротливо болтался наш единственный шезлонг (тоже осколок Катькиной семейной жизни), и двинулись в путь.

— Заверни на китайский рынок, — скомандовала Катька. — Надо баллончики газовые для плитки купить и средство от комаров. И разовую посуду.

Я послушно завернула, мы сделали необходимый закуп продуктов и хозяйственных мелочей. На самом выходе Катька тормознула возле надувных матрацев и потребовала:

— Надо купить! Ты займешь шезлонг, а мне куда деваться? И вообще — вещь нужная! Можно загорать, можно купаться. Да и в доме всегда сгодится — вдруг кто заночует у нас?

Я сочла аргументы убедительными, и мы взялись торговаться. В результате остановились на приемлемой цене и совершили сделку. При этом китаянка пыталась втулить нам еще и насос за сто пятьдесят рублей, но я отказалась категорически:

— Будем развивать легкие.

— Жопа! — беззлобно обозвала меня Катька, но я была непреклонна.


За руль для начала уселась Катька. Мы водим машину примерно одинаково, но мне не терпелось хотя бы бегло просмотреть китайский роман. Катька понеслась, а я удобно устроилась на пассажирском сиденье, извлекла из папки пачку листов с иероглифами и погрузилась в чтение. Понимала я, конечно, не так много, как хотелось бы, но общий сюжет прорисовывался. Часа через полтора стало понятно, что к чему.


Молодая китайская девушка из семьи бывших хунвейбинов, воспитанная в духе революционного максимализма, заводит роман с богатеньким китайским же буратино из состоятельной семейки. Парень, невзирая на обеспеченность, не избалован и всем хорош. Но образуется загвоздка: папа буратино, солидный партийный босс, нынче активно поддерживающий новый курс на «рыночный коммунизм», засадил после культурной революции в порядке «чистки партийных рядов» папаню девушки в кутузку. Короче, все выясняется, папа-хунвейбин, верный революционным идеям, упирается рогом супротив брака с отпрыском вероотступника. Политика, экономика и любовь спорили между собой за пальму первенства, как олимпийские богини. Буратино с девушкой в слезах и временной разлуке, сердца влюбленных рвутся на мелкие куски, скулы читателя сводит от скуки. Плюс к тому очень много внимания руководящей роли партии и правительства.

Видимо, у автора действительно приличное состояние, если он ухитряется тиражировать такую белиберду и смело рвется на наш закаленный «Санта-Барбарой» и «Бедной Настей» рынок. Я же загрустила, предчувствуя нудную и неинтересную работу, и предложила сменить Катьку за рулем.

Она охотно согласилась, тем более что мы уже подобрались к первому перевалу, месту необыкновенно красивому, но очень непростому с точки зрения водителя. Мы поменялись. Катька извлекла из бардачка сухарики и банку пива, и мне как-то сразу стало понятно, что остаток пути, состоящий из трех перевалов, один хлеще другого, ложится на мои опытные, но все равно хрупкие водительские плечи.


Преодолев все дорожные и внедорожные трудности, к восьми вечера мы прибыли на турбазу и сразу очутились в другом жизненном измерении. Народ здесь никуда не спешил. Невзирая на пол и возраст, все одеты примерно в одном стиле: купальные трусы или шорты и футболки. На ногах — сандалии или сланцы с засохшим морским песком. В глазах — плеск волны и — никакой тревоги.


Ирина, Катькина тетка, встретила нас очень радушно. Она была одета, как и все вокруг, в подвыгоревшие шорты и футболку, шелушилась коричневым загаром и взирала на мир безмятежно и отрешенно.

— Ну наконец-то! — приветствовала она, целуя нас по очереди. — Застряли в своем городе! Не вытащить. Я вам бунгало приготовила у самого синего моря, волны просто в ногах плещутся!

Обещания оказались правдивыми, нас поселили в половинке домика, который находился настолько близко к побережью, что ближе — просто опасно. Пространство окна полностью занимала морская лазурь, в комнате стояли две кровати, холодильник, стол — прямо у окна, два стула и шкаф для одежды. Ничего лишнего, но все необходимое есть. Выйдя из комнаты, сразу попадаешь на веранду, ступеньки которой спускались прямо в море. Рай! Слева от веранды высилась корявая скала.

— Швейцария! — ахнула Катька.

— В Швейцарии моря нет, — поправила я, хотя тоже была очарована красотами вокруг нас.

— Какая разница? Море или озеро — красиво-то как! А воздух!

Я не возражала:

— Здорово!


Вторую половину домика занимали два парня, обслуживающие катамараны и лодки для отдыхающих. Вытянувшись по стойке «смирно» перед Ириной и задержавшись на выдохе (но пивом от них все равно разило), они заверили, что морские прогулки на подведомственных им транспортных средствах нам обеспечены в любое время дня и ночи.

В общем, все были довольны, Ирина покинула нас до утра, а мы взялись распаковывать сумки и соображать ужин. Здесь нас ждало некоторое разочарование. Дело в том, что наша газовая плитка спраздновала не первый свой день рождения и уже научилась выпендриваться. Для начала она вообще не подавала признаков жизни, а потом взялась гореть синем пламенем из всех щелей, но только не там, где требовалось. Нам едва удалось избежать пожара и пришлось заливать ее водой. Плитка угомонилась, а мы поужинали сухим пайком, прогулялись вдоль побережья, вдыхая воздух немыслимой свежести и чистоты, и отправились спать, оставив все проблемы на утро.

— Хорошо-то как! — выдохнула Катька, устроившись на своей коечке. — А ты ехать не хотела!

Я собралась с мыслями, чтобы возразить, но подруга уже сладко сопела. В ночной тишине убаюкивающе шуршала морская волна.


Проснулась я, конечно, первая и, видимо, рано. У ступенек веранды лениво плескалось море, других звуков не было, небо было затянуто неопасными тучками, а я чувствовала себя легкой и счастливой. Несколько омрачало жизнь отсутствие огня, но я вскипятила чайник, благо он работал автономно, заварила себе вместо кофе чай и устроилась на веранде. Было еще прохладно, но очень тихо — мне нравилось.

Через пару минут на веранде образовался соседский парень, очевидно мучимый жаждой, который представился Игорем и вежливо осведомился: как дела? Пришлось пожаловаться на капризную плитку. Игорь без лишних слов уволок ее на свою половину и вернул через двадцать минут, прочищенную и послушную. Я очень прониклась и выдала Игорю пару банок пива, которые показались мне очень уместными на текущий момент.

Игорь осушил их мгновенно и заверил, что к ужину нас ожидает настоящая уха из свежевыловленных рыбок. На том попрощались, и слава богу, потому что из домика нарисовалась Катька в очень символической майке. Она сладко потягивалась, явно балдея от моря и воздуха, и первым делом осведомилась, что у нас на завтрак. Пришлось напомнить, что хозяйством я теперь не занимаюсь. Это несколько огорчило ее, но наличие исправной плитки снова привело в состояние равновесия, и она отправилась варить кофе и жарить гренки, а я принялась за работу.


К моменту завтрака я успела перевести почти страницу китайского романа. Катька, одетая в пристойные шорты и с тарелкой в руках, зависла за моим плечом, быстро пробежала глазами текст на мониторе и оценила содержание как удивительное дерьмо. Мне стало очень жалко автора, но не согласиться с Катькой я не могла.

— Пусть даст тебе денег побольше, ты сама за него напишешь в сто раз лучше, — определила она, но я резонно заметила, что денег и так дали немало, оттого придется отрабатывать все как есть, и мы приступили к неспешному завтраку.

После завтрака я было снова приступила к работе, но мешалась Катька, которая принялась сетовать на отсутствие солнца, что противоречило ее пламенному желанию загорать. Тут на веранде снова нарисовался Игорь, который ткнул пальцем в небо и философски пояснил:

— У нас всегда так — солнце только после обеда появляется, а вот в Алексеевке — с утра!

Там, куда он указывал перстом, и правда просматривалось ярко-синее небо. Катька невинно осведомилась: а далеко ли до этой самой Алексеевки?

— Полчаса езды, — охотно пояснил Игорь. — Через первый перевал проскочили — и сразу направо. А там вдоль побережья — бухта на бухте!

Лично мне через перевалы рулить не хотелось, я могла подождать солнца и до обеда, но Катька была другого мнения, да и Игорь ее поддержал:

— Езжайте, конечно. Там и народу побольше. А перевал — на нем, главное, ехать медленно и фары включить. Ну и от дальнобойщиков, которые на здоровенных фурах носятся, подальше держаться, а то они в голову раненные — гоняют как перепуганные.

Невзирая на мое слабое сопротивление, Катька загрузила в багажник новый надувной матрац, закинула в сумку наши купальники и, усадив меня по-товарищески за руль, велела трогаться.


Алексеевка встретила нас оживленной, загорелой толпой отдыхающих и ярким солнцем. На рынке мы купили свежайших креветок, упаковку пива и подались искать бухту.

Бухта отыскалась вскоре, довольно безлюдная — всего дюжина палаток, при наличии светлого песка и немыслимо лазурного моря. Сменяя друг друга, мы надули матрац, расставили шезлонг и уселись потреблять креветок с пивом. Уже через полчаса китайские иероглифы стали переплетаться в моих глазах руками и ногами, и я поняла, что работать вряд ли смогу. К тому же после очередного заплыва Катька сообщила, что в море ее что-то ужалило, и запаниковала:

— Вдруг это медуза-крестовик?

Я предложила переждать десять минут, после чего Катька заявила, что ее слегка покалывает изнутри, а я утешила:

— Когда кусает крестовик — сразу парализует.

Мы было совсем успокоились, но тут по побережью взялись прогуливаться две девчушки лет четырнадцати, которые громко обсуждали, как три дня назад их тетю Валю укусил крестовик. Я делала вид, что не слышу, но Катька выказала живейший интерес и пристала к девчонкам с вопросом о симптомах заболевания.

— Сначала как будто изнутри покалывает, — беззаботно доложили подростки.

Я сразу нарисовала себе Катьку в больнице, парализованную, и меня — с баночкой бульона в руках, но дети утешили:

— Надо супрастину выпить, еще пару дней поколет и само пройдет.

Мы как-то сразу протрезвели, собрали манатки и покатили домой. Катька регулярно докладывала, что ее все еще покалывает.

В нашем поселке (залитом, кстати, солнцем) мы купили в аптеке супрастин и средство от солнечных ожогов, которое, очевидно, нам понадобится в ближайшее время, и вернулись в свое бунгало. Катька напилась таблеток и почти сразу погрузилась в сон. А я еще немного посидела на пляже, обгорела окончательно, вернулась домой, намазалась кремом и тоже задремала. Было понятно, что работа не клеится.


Через час нас разбудил Игорь. Солнце уже клонилось к закату, а уха была готова. Катька чувствовала себя бодро, невзирая на укус. Мы с удовольствием отужинали и подались на дискотеку, которая уже кричала и мигала в тридцати метрах от нашего бунгало, явно зазывая именно нас.

Наплясались от души! Как-то сразу отошли на десятый план проблемы вечного безденежья и неопределенности. Мы скакали и вытанцовывали, как будто в первый и последний раз в жизни! А вместе с нами вытанцовывало огромное звездное небо. А поблизости нам аплодировало теплыми ладошками волн вечное море. И было абсолютно ясно, что жизнь прекрасна и удивительна.

Вернулись далеко за полночь и сразу рухнули спать. Однако я несколько загрустила по поводу заброшенного китайского товарища и дала себе слово с утра пораньше слиться с ним в едином творческом порыве.


Наутро все складывалось по плану. Катька суетилась по хозяйству, я торчала на веранде за ноутбуком. Загорать не пошли в силу особого покраснения кожи. Сбегали разок искупаться и угомонились. Волна шумела, солнце палило, но никого это не беспокоило. Удручало другое — китайский автор раздражал все больше и больше. Я совсем запуталась в партийных чинах и регалиях. Катька периодически лезла в перевод и обзывала текст нехорошими словами, а потом подала на обед пересоленный гороховый суп из пакетика, и я почувствовала первые симптомы тяжелейшей депрессии. К счастью, Катька покинула меня, отправившись обозревать местность.


Вернулась она часа через два, увенчанная венком из полевых цветов и очень вдохновленная видами окрестностей:

— Там, Мань, красотища такая! И море, море вокруг! Я и на нашу скалу забралась, которая возле веранды, там с другой стороны на нее пологий подъем есть. Такой оттуда вид — дух захватывает! И художников с мольбертами полно. А ты тут как?

А я тут с горем пополам накропала четыре страницы текста, который вряд ли кто-нибудь станет добровольно читать. Но Катька была настоящим другом и мужественно прочитала. После этого она помолчала и сказала каким-то елейным голосом:

— Пойдем, Маришка, искупаемся. Жара вроде спала. Тебе освежиться надо.

И я поняла, что наши с китайцем дела совсем плохи.


Я долго и мрачно плескалась в море, потом сделала широкий жест и предложила Катьке поужинать в прибрежном армянском ресторанчике, чем повергла ее в настоящую панику, ибо такое транжирство с моей стороны можно было расценить исключительно как последнюю, предсмертную волю. Она опасливо вслушивалась, как я заказывала официанту почти весь столбик блюд с листа меню, ну а после того, как я потребовала триста граммов настоящего (!) армянского коньяка, подруга совсем приуныла.

— Лучше бы меня еще три раза покусал крестовик! — закручинилась она. — Ты бы хоть отвлеклась.

— Лучше бы он меня насмерть закусал! Тебе бы хоть пятьсот баксов остались!

— Сейчас похоронить дорого, — прагматично вздохнула Катька. — Ничё бы не осталось.

Мы помолчали, вдумчиво заворачивая зелень в лаваш.

— А чего ты, собственно, переживаешь? — оживилась Катька после первой рюмки коньяка. — Ну, переводи как есть, да и все дела!

— Кать, ты не понимаешь. Наша желтая пресса сразу разнюхает, что это издание финансирует мэрия. Представляешь, как они отпляшутся, прочитав всю эту ересь? Сразу припомнят раздолбанные дороги, на которые у администрации денег нет. А на такую лабуду — есть. Ты думаешь, что мэр благородно возьмет вину на себя? Зачем? Когда под рукой есть просто плохой переводчик!

Катька прониклась. Дальше мы в основном молчали, а после ужина подруга великодушно решила, что на дискотеку мы не пойдем, а посетим бар-караоке. Там мы выпили еще по сто пятьдесят, и последнее, что я помню, как Катька очень грустно исполнила песню, в которой были слова «ой, да конь мой вороной», очень душевную, но доселе мне незнакомую, и посвятила ее мне.

Я была тронута и даже уронила скупую слезу, а наутро проснулась с дикой головной болью. Первым делом я смоталась в поселок и сделала звонок главному редактору. На мои отчаянные вопли он проникновенно разрешил мне вносить в текст любые свои коррективы, все равно китайскому бонзе никто в обратную сторону переводить не будет. Слабо утешившись, я вернулась на турбазу, мы позавтракали и отправились на пляж. Ноутбук я забросила и всецело отдалась солнцу.


На сей раз загаром мы злоупотреблять не стали, к обеду вернулись домой, и, пока Катька занималась производством пищи, я решительно открыла компьютер и настучала: «Получив именную стипендию от Пекинского университета за полгода вперед, Ли Гао Сян первым делом решительно направилась в самый крупный универмаг столицы, где потратила ровно половину средств на покупку спортивной амуниции. Продавцы очень хвалили ее точеную фигурку и в течение часа экипировали ее с ног до головы. После этого девушка заехала в дорогой спортивный клуб и с легким сердцем выложила оставшиеся деньги за годовой абонемент. «Все равно я просто проем эти деньги, — убеждала она себя, — а так поголодаю, и для фигуры полезно. Зато смогу бывать среди самой элиты!»

Китайский бонза может начинать точить свой меч, потому как ни одного такого слова в его произведении не было. Но простите, где мне познакомить девушку из небогатой семьи бывших хунвейбинов с сытым и избалованным представителем новых китайцев, если не в элитном спортивном клубе? Пусть простит меня автор, но он — далеко, а я — здесь, прямо с краю. В том смысле, что крайняя!


И понеслось! Собственно, основную канву я не меняла, но и переводом перестала себя утруждать. Дело пошло споро, Катька почитывала через плечо и довольно хмыкала:

— Машка, в тебе умерла Саган!

— Не дождешься, — откликалась я. — Поживем еще!

Я очень увлеклась и работала до полуночи. Катька прониклась важностью момента, никуда меня не дергала, своевременно накормила ужином, потом слегка пофлиртовала с соседями (судя по всему, без особого успеха — до полуфинала конкурса красоты нам с ней сроду не дожить) и благополучно отправилась спать, приняв своего супрастина.

Так продолжалось всю неделю. Мы купались, загорали, наслаждались покоем и красотами, но ноутбук я уже не выпускала, забросив при этом авторский текст даже не помню куда. Два раза Катька сбегала на дансинг, но в целом присутствовала рядом незримой поддержкой. Я же все больше и больше сливалась с Ли Гао Сян, и иногда мне уже начинало казаться, что нас здесь, в домике у моря, трое.

В Китае я бывала не раз. И даже прожила месяц в Пекинском университете, куда нас посылали на языковую практику после четвертого курса. Поэтому о культуре страны и атмосфере студенческого кампуса я кое-что знаю.

На десятый день нашего отпуска роман был завершен, при этом он кардинально противоречил сюжетной линии автора. У него девушка оставалась со своей гордой революционной семьей, скажем прямо, у разбитого корыта. Моя же Ли Гао Сян уходит к любимому, типа дети за отцов не отвечают, и живет себе припеваючи. А отец ее, конечно, прощает, но уже потом, когда намечается внук. Поставив последнюю точку, я ощутила легкую грусть, расставаясь с Ли. Все-таки я вложила в нее часть своей души!

Случилось наше с Ли прощание ближе к полудню. После чего я весь день с легким сердцем бултыхалась в море на уже изрядно подвыгоревшем матраце, а Катька с умным видом сидела на берегу и осуществляла «редакторскую правку», меняя местами некоторые слова и подправляя обороты, хотя я и предупредила ее, что на соавторство вряд ли можно рассчитывать.


Вечером я вылезла в Интернет и отправила в редакцию по электронной почте свой титанический труд. Потом мы с чувством исполненного долга отскакали на дискотеке, а с утра Катька потянула меня на «нашу» скалу любоваться, наконец, настоящими красотами.

Карабкались вверх мы довольно долго, но в результате были вознаграждены видом действительно необыкновенной красоты: вокруг простиралось бескрайнее море утреннего лазурного цвета, в его ленивых волнах отблескивали солнечные лучи. Кое-где виднелись торчащие прямо из моря скалы, вокруг которых пенился прибой. Дух и правда захватывало!

На скале было далеко не безлюдно — несколько человек с мольбертами выбрались на пленэр и не только наслаждались красотами, но и пытались запечатлеть их на холсте. Катька, конечно, уже со всеми была знакома.

— Только вон того не знаю, — пояснила она, кивая на высокого мужичка, заросшего щетиной, — Он здесь всего дня два.

Мы подобрались к нему поближе и сунули носы в его мольберт. Он сразу обернулся, смерил нас колючим взглядом, но пояснил довольно дружелюбно:

— Я — не профессионал. Для удовольствия кисточкой машу.

— Здесь половина таких, — охотно встряла Катька, но разговор на этом и оборвался.

Подруга разочарованно пожала плечами, и мы перебрались к более словоохотливым художникам.

День прошел как обычно, за исключением того, что Катька призналась, что кастрюли ее уже замордовали, и деликатно передала хозяйственные дела в мои освободившиеся руки.

На пляже я с удовольствием отметила, что мы окончательно слились с массой отдыхающих, превратившись в отрешенных, загорелых и совершенно беззаботных девчонок. Это меня порадовало. Но, Катьке все же хотелось активной жизни, и весь день она уговаривала меня посвятить оставшееся время автопробегу по окрестным поселкам, дабы полноценно вкусить все прелести этого побережья. Я сдалась и пообещала со следующего дня начать экскурсионный тур.


С утра Катька снова помчалась на скалу, я заподозрила, что ей не дает покоя «неизвестный художник», поэтому сопровождать ее отказалась, а занялась на веранде приготовлением завтрака. Тем временем ко мне присоединился сосед Игорь в своем обычном утренне-помятом расположении духа, пришлось лезть в холодильник и снабжать его пивом. Очень скоро Игорь повеселел и охотно помог мне разработать программу предстоящей экскурсии, попутно описывая количество перевалов, которые попадутся на нашем пути и давая практические советы типа:

— В Безверхове гребешок можно недорогой купить. Только на рынок не заезжайте, вдоль дороги смотрите, там дедок возле избушки на курьих ножках всегда сидит — у него дешево и свежесть отменная. И лагуны там — как в кино. А в Красове поезжайте на Тихую бухту. Это сразу за поселком налево свернете и — к морю. Там пляж между двух скал, море тихое-тихое и песочек как крупа. А еще там шашлычка есть, готовят — объедение, своих баранов держат. Мясо отменное.

Так что вернувшаяся через полтора часа Катька нашла меня отягощенной солидным багажом знаний, а я ее — весьма повеселевшей. Мои предположения оправдались, ей удалось расколоть «неизвестного художника». Звали его Жорж Маневич, жил он на нашей же турбазе и вечером пригласил Катьку на пешую прогулку по кромке моря.

Чего она так запала на него? Обычный вроде мужик. Но глаза у подруги блестели, и это радовало.


После позднего завтрака мы, довольные, двинулись в Безверхово. Денек был так себе, небо — в облачках, но зато в самый раз для нашего путешествия.

Дорога заняла у нас больше часа. Мы с опаской преодолели два перевала, потом долго тряслись по грунтовке, и в результате нам открылся вид изумительной красоты: внизу, между двух темно-зеленых гор, искрилось голубизной море, огибаемое плавной кромкой песчаного берега.

— Лагуна! — хором выкрикнули мы и поехали быстрее. Как выяснилось позже, таких лагун было возле Безверхова несколько, одна краше другой. Мы выбрали самую живописную и безлюдную и до вечера валялись на золотом песке и плескались в море. На обратном пути никаких гребешков мы покупать не стали.

— Возиться с ними лень, — решила Катька, и я охотно ее поддержала, вспомнив, что кухня теперь на мне.

— А вообще-то в город уже тянет, — призналась я. — Домой, к цивилизации.

Но Катька категорически со мной не согласилась. Ну да, у нее же наклевывался роман с художником!


…Дорога, надо сказать, была весьма сложной. Пока она извивалась лентою по низинам, ее покрытие отличалось какой-то европейской гладкостью и целостностью, обочины были тщательно пострижены, повороты далеко просматривались, и нам оставалось только любоваться пейзажами. Но пологие отрезки перемежались перевалами. И вот тут-то начинался кошмар! Асфальт на этих участках отсутствовал, они были покрыты мелким щебнем. Наверное, в этом есть какой-то резон. Может, зимой щебень защищает от скольжения? Но сейчас, в зной, эти участки были окутаны серой пылью, как густым туманом.

Мало того что сама дорога на перевалах узкая, под углом, повороты крутые и абсолютно слепые (что тебя ждет за каждым из них — только догадывайся), так и видимость из-за этого «тумана» нулевая. Представляю, каково тут зимой! Не зря все советуют добираться сюда на пароме, а не своим ходом. Милое дело: машинку загнал на борт и плыви себе спокойненько. Правда, нам такое удовольствие не по карману. Четыреста рублей за машину и по двести с носа за проезд в один конец! Своим ходом дешевле. Плати только за бензин — шесть сотен в оба конца.

Я включила противотуманные фары. Нам от этого дорогу лучше видно не стало. Но хотя бы мы в этом сплошном облаке пыли будем заметней для встречных. Думаю, что это нас и спасло.

Из-за очередного поворота навстречу вынырнула маленькая машинка. И тут же следом вылетел огромный контейнеровоз, идущий на ее обгон. Водитель-дальнобойщик резко взял влево, чтоб не смять машинку, а тут на встречке — мы, как живые.

Я резко нажала по тормозам. Трейлер несся на нас, сотрясая дорогу. В последний момент водитель крутанул вправо, и огромная кабина пролетела в метре от нас.

Нашу машину обдало мощной волной.

Но следом за кабиной тянулся огромный контейнер, и его занос был поболее, чем у кабины.

Мы обе широко раскрытыми глазами глядели на приближающийся хвост контейнера. Все происходило как в замедленном кино. В голове моей сложилось: «Он нам сразу в лоб шарахнет или задницу снесет?»

Катька забормотала скороговоркой: «Мама, мама, мама, мама!..»

Угол контейнера в клубах пыли пронесся мимо…


…Мы сидели молча. Потом Катька выдохнула: «Вот гад! Козел конченый!»

Я тихо тронула с места. Надо поторопиться, пока кто другой в нас сзади не врезался.

Дальше ехали в молчании. Я размышляла о превратностях судьбы — час назад мы любовались морем и жаждали еще больших впечатлений. А вот случись беда — и ничего не останется, ни эмоций наших, ни страстей. Жизнь, как поезд, дальше пойдет, а нас — будто и не было. Невесело!


Дорога пошла вниз. Спуски стали положе, повороты не столь крутыми. За одним из них оказался мост через довольно полноводную реку. Щит перед мостом указал, что реку зовут Ракушка. Внизу просматривались длинные песчаные плесы и берега, поросшие ивами. Мы постепенно успокоились. Сделали погромче музыку и принялись подпевать. Но судьба решила продолжить наше «закаливание». Новое испытание поджидало нас, как кот глупых цыплят.

С нашего конца моста поперек дороги, упираясь бампером в деревянные ограждения, стоял большой серебристый джип.

Вот и здрасте! Еще один придурок!

Я осторожно объехала джип по встречке. Катька высунулась из окна по плечи, стараясь рассмотреть, кто в кабине.

— Слышь, Манюня! А водитель как-то странно сидит! Что-то не так. Может, остановимся?

Честно говоря, мне не хотелось никаких остановок. Хотелось скорее до места добраться, залечь в нашем бунгало на берегу и ни о чем не думать — ни о козлах в контейнеровозах, ни о странных водителях джипов. Я бы и не остановилась, но Катька, вечный тимуровец, настояла.


Мы припарковались и вышли из машины. Почувствовалось перенесенное напряжение — ноги, шея, спина просили разминки. Я сделала несколько наклонов влево-вправо, огляделась по сторонам. Дорога была пуста. Тут уже лежал асфальт и воздух был чистым, никакой пыли, только зной и тишина.

Тишина с цикадами! Как хорошо жить-то! Ах, хорошо!

Мы стояли рядом со своей машиной и поглядывали в сторону джипа.

— Ну что, сходим? — Катька нерешительно двинулась. Я потопала за ней.

Джип был развернут к нам левым бортом. Его двигатель работал. Мы подошли к водительскому окну и заглянули внутрь.

Водитель сидел, откинувшись назад. Голова его безжизненно свисала на плечо. Я открыла дверцу. В салоне работал кондиционер и пахло дорогим освежителем.

— Алло! Мужчина! Вам плохо? — Катька потрясла человека за плечо.

Тот не отвечал. Только голова мотнулась. Что он мертв, ощущалось во всем. Даже в звуках органной музыки, изливавшейся из стереоколонок. Катька повернула его голову, пытаясь нащупать артерию — не получилось. На запястье пульс тоже не прослушивался, хотя руки были теплыми. Похоже, умер буквально только что.

Никаких видимых причин кончины человека мы не обнаружили. Скорее всего — сердце.

Мужчины на это дело хрупкие очень.

Но что нам-то делать? Звонить? А куда? Да и сотик наш вне города вел себя ненадежно. Или это наша самая дешевая телефонная компания не могла обеспечить четкую связь вдали от цивилизации?

Оставить дядьку вот так, наверняка мертвого, без каких-то с нашей стороны действий — нехорошо.

Я лихорадочно соображала:

— Значит, так! Надо ехать до ближайшего населенного пункта. А оттуда связаться с милицией и «Скорой помощью».

— А зачем «Скорая»? — как-то флегматично отреагировала Катька. — Она уже не поможет.

— А может, он еще жив? А мы не умеем правильно пульс нащупать? Мы же с тобой профаны в этом деле.

— Ну ладно, поехали! — Катьке уже не терпелось поскорее покинуть неприятное место.

— Кто-то из нас должен остаться!

— Ой! Чур, не я! — Подруга натурально перекрестилась. — И вообще, зачем кому-то оставаться?

— Некогда объясняться! Точно знаю, что кому-то надо быть тут. Вдруг он оживет и ему помощь нужна будет? Или чтоб тело дикие звери не растащили!

По ходу моей речи у Катьки глаза выросли до размера теннисных шаров. Я и сама покрылась мурашками от собственной фантазии. И все же кому-то надо остаться.

Катька, глядя на меня, категорически трясла головой. Я решилась:

— Ладно, ты езжай, а я буду тут ждать. Возьми его документы. Сразу в милицию сдашь.

— А где они?

Я открыла пассажирскую дверь, поискала в бардачке. Тот был пуст. Зато на полу, между задним сиденьем и водительским креслом, лежала дорогая бор-сетка. Наверное, свалилась, когда джип затормозил. Я взяла ее и заглянула внутрь — немного наличных долларов и рублей, документы.

Не стала особо копаться, вручила борсетку Катьке:

— На, там разберетесь. И быстрее давай. Сама понимаешь, мне тут не очень…

Катька резво побежала к нашей машине. Я как-то приторможенно смотрела, как она стартанула, посигналив мне на прощание.

Дорога по-прежнему была пустынна. На уши навалились стрекот цикад и шум реки под мостом. В другой ситуации я с удовольствием слушала бы эти негородские звуки. Но сейчас, наедине с джипом и его хозяином, мне стало весьма не по себе.

В этот момент мелодией Шопена залился сотовый телефон в джипе.

Я заглянула в машину, стараясь не смотреть на водителя. Телефон находился в подставке на панели. Я взяла его и немного повозилась, пока сумела включить кнопку ответа. Звонят наверняка знакомые или родственники. Очень хорошо, сейчас я объясню им ситуацию, и мы с Катькой освободим себя от неожиданной ответственности.

— Алло! Алло!

В ответ молчали.

— Алло! Вы слышите меня? Ответьте, пожалуйста!

На том конце отключились. Ну вот! Решили, наверное, что не туда попали. Сейчас перезвонят.

Но звонок не повторился.

Держа телефон в руке, я отошла по мосту от машины. Как-то не очень приятно стоять рядом с мертвецом. Я решила присесть в тенечке. Подходящее местечко нашлось за мостом — невысокие кустики, нежная травка. Там я и присела, привалившись спиной к дереву.

Мысли мои по-прежнему крутились вокруг темы бренности нашей жизни. Судьба играет с нами в пятнашки. Никто не знает, что ждет его за поворотом — то ли бешеный трейлер, то ли сердечный приступ, то ли голубая лагуна. И слабые, и богатые-благополучные — все равны в этой игре. Нас с Катькой сегодня не запятнали, а вот мужику не повезло. А ведь ехал себе и жизни радовался, музыку слушал…

Однако неизвестно, сколько мне тут сидеть. Хоть бы кто-нибудь проехал, остановился! Я поерзала, устраиваясь поудобнее. Попробовала прикрыть глаза.

…Я глянула в сторону джипа. Он вдруг тронулся с места.

Машина неуклюже выровнялась на мосту и медленно поехала вперед.

Я хотела вскочить с места, но что-то удержало меня.

А машина медленно миновала мост и, поравнявшись с моим укрытием, остановилась. Было слышно, как хлопнула дверца. Потом показался водитель. Он медленно обошел джип спереди. Шел, как будто прислушивался, останавливаясь после каждого шага. При этом лицо его было поднято вверх, отчего казалось, что он не только прислушивался, но и принюхивался.

Постояв у машины, он так же медленно двинулся в мою сторону.

Страх сковал каждую мою клеточку. Я даже почувствовала, как волосы встали по стойке «смирно». Человек шел походкой киношного зомби. И шел прямо на меня!

Когда до меня ему осталось буквально пять шагов, он немного опустил голову, и я увидела бельма его закатившихся глаз…

— …А-а-а! — заорала я как резаная и вскочила на ноги.

Внизу шумела река… Джип по-прежнему стоял в развороте на противоположной стороне моста.

Тьфу, привидится же такое! Однако я так и свихнуться могу. Скорее бы уже кто-нибудь приехал.

Словно в ответ на мои мысли, со стороны моста послышался звук мощного мотора, и из-за поворота вылетел трейлер. Опять трейлер! У них, по-видимому, программа такая — носиться на бешеных скоростях, чтоб встречные не зевали.

Огромная машина с грохотом влетела на мост и со всего маху врезалась в джип! Бабах-х-х!!!

Джип, как игрушечный, легко перелетел через ограждения и носом вошел в воду.

Все произошло в доли секунды. Я вскочила с места. Было видно, как некоторое время джип еще находился на плаву, а потом скрылся под водой. Не думаю, чтоб река была особо глубокой, но крыши машины видно не было.

Трейлер по инерции немного продолжил движение и с грохотом и визгом затормозил недалеко от меня. Сама не знаю почему, но я опять присела в кусты.

Из кабины выскочил плечистый парень и, размахивая руками, побежал по мосту. Подбежав к проломленному ограждению, он схватился за голову и сначала бестолково метался, а потом, перегнувшись, некоторое время вглядывался в воду. Похоже, он был готов нырять. Однако на подвиг не решился.

Я видела, как парень постепенно от отчаяния переходил к раздумьям. Он перестал суетиться, внимательно огляделся по сторонам. Подумал еще немного и побежал к своей машине.

С моего наблюдательного поста я не могла рассмотреть его лица. Для этого мне потребовалось бы встать во весь рост, чего я делать не собиралась. Но моя память зарегистрировала некоторые детали: мускулистая фигура, темные короткие волосы. Трейлер завелся и загромыхал по дороге. Вскоре звук его мотора затих вдали.

Вот так ситуация! Чего делать-то?

Взгляд мой упал на мобильник теперь уже точно покойника, который я по-прежнему сжимала в руке. Ага! Я набрала Катькин номер. Телефон долго мекал и бекал, но потом вдруг послышались длинные гудки.

— Алло! — послышался в трубке удивленный Катькин голос. Соединило!

— Алло! — Я заорала как перепуганная. — Катя! Катя!!

— Маришка?! — продолжала удивляться она. — Ты откуда звонишь?

— Оттуда? Отсюда! Возвращайся скорее!

— Мань, ну я еще никого…

— Не надо никого, Катька. Тут черт-те что делается! — Я волновалась.

— Господи. — Катька тоже заволновалась. — Ну еду.

— Скорее, Кать, скорее!

Я отключилась и снова взялась курить. Минут через двадцать Катька приедет. Дальше что?

Катька приехала через шестнадцать, это точно — у меня каждая минута в висках отстукивала.

Наш «спринтер» с визгом затормозил. Из него выскочила Катька, я из своих кустов — навстречу.

— А джип где? — первым делом спросила она. Я кивнула в сторону речки. Катька прикрыла рот ладошкой, но потом догадалась недоверчиво уточнить:

— Сам?

Я отрицательно помотала головой и вкратце живописала события. Катька удрученно помолчала, и в который уже раз в воздухе повис вопрос:

— Чего делать-то будем?

— Поедем пообедаем, — предложила я совершенно неожиданный выход. Удивительно, но никто не спорил. Мы загрузились в машину и очень медленно порулили в ближайший поселок.

Выбор был небогат, мы остановились в кафешке прямо возле дороги. Других тут, наверное, и не было. Ассортимент привычный — шашлык, кебаб, лаваш и все, что вокруг них.

— Денег хватит? — опомнилась Катька.

Я выудила из кармана пятисотку — все, что было с собой. Не люблю брать много — сколько возьмешь, столько и потратишь. Катька удовлетворенно хмыкнула и сделала заказ.

Как ни странно, ели мы со зверским аппетитом. Может, это на нервной почве?

Тем временем начало смеркаться.

— Поедем в наше бунгало, — приняла я решение. — Где мы будем среди ночи милицию искать, да и по этим дорогам впотьмах рискованно ездить.

— Поехали, — охотно согласилась Катька. — Там, может, посоветуемся еще с кем.

Интересно, с кем это?

Официантка принесла счет.

— Блин, просчитались! — первое, что произнесла я, заглянув в бумажку. «Шестьсот двадцать рублей» — значилось там. — Говорила тебе: не бери киндзмараули!

— Да я взяла-то всего стаканчик, — оправдывалась Катька.

— У нас настоящее грузинское вино, — занервничала официантка.

— Заметно, — отметила я. Ничего не оставалось, как лезть в борсетку покойного. — Потом вложим обратно, — ответила я на вопросительный Катькин взгляд.

Денег в борсетке было негусто — сто пятьдесят рублей и триста баксов. Еще пара кредиток. И действительно, зачем владельцу кредитных карточек лишняя наличность? Далеко шагнул прогресс!

Я выудила рубли, добавила свою пятисотку и широким жестом отказалась от сдачи — все равно не спасет.


Мы порулили к себе, и сразу обозначилась новая проблема, которую я озвучила очень лаконично:

— Лампочка горит.

— Блин, еще не хватало встать посреди дороги ночью! — ругнулась Катька.

— Очень даже реально! — Я решила не внушать подруге ненужного оптимизма. — И денег нет.

— Баксы остались. — Она не хотела терять последнюю надежду. — Только бы до заправки дотянуть.

До заправки дотянули, но неприятности на этом не закончились: заправщик категорически отказался брать чужестранную бумажку.

— Чего делать-то? — задали мы ему вопрос, ставший традиционным для сегодняшнего дня.

Молодой парень почему-то очень веселился от нашего положения и радостно доложил:

— У нас по карточке можно заправиться!

— По какой? — хором воспряли мы.

— По любой. Ну, «Виза» там или «Мастер Кард». Вы покажите, какая у вас есть.

Я опять нырнула в борсетку покойного и наугад вытащила первую попавшуюся. Парнишка покрутил ее в руках, почесал загривок и убежал к кассе. Мы молчали в напряженном ожидании. Через минуту он крикнул:

— Сколько наливать?

— Двадцатку! — расслабилась я.

— Вот, — подскочил он с карточкой и чеком. — Распишитесь здесь.

Я повертела в руках сунутую мне ручку. Черт, как расписываться-то? Тут, слава богу, нашлась Катька:

— Мань, а я чё-то не разглядела, ты свою или мою карту дала?

С этими словами она выудила у парня карточку, взглянула и определилась ворчливо:

— Мою, как всегда!

Артистка! Заправщик опять развеселился, а Катька невозмутимо забрала у меня ручку и лихо расписалась в чеке. Все остались довольны, мы получили бензин и с пожеланиями удачи поехали дальше.

— Как это у тебя получилось? — первым делом осведомилась я.

— Обыкновенно. На карточке есть образец подписи, я быстренько разглядела и воспроизвела как смогла. Кто тут сильно вглядываться-то будет? Да и темно уже! Интересно, на этих его карточках много денег? — заинтересовалась она после непродолжительной паузы.

Я промолчала, стыдливо признав про себя, что думала о том же самом, но тему развивать не стала.

Наконец-то мы дома! В смысле, в нашем бунгало. В темноте шуршит волна у порога, чуть подальше громыхает дискотека. Тянет приятным дымком из шашлычки…


Дома! Наши кровати, наши пледы, наша веранда. И больше никаких проблем и опасностей.

Катька отказалась обсуждать со мной события дня, напудрила нос и умчалась на свидание к Жорику, вот зацепил он ее! Я немного обиделась, натянула свитер и уселась курить на веранде. Заодно решила обстоятельно изучить содержимое борсетки.

Ничего особенного не нашлось. Документы на джип на имя Павленко Олега Михайловича, визитки на это же имя, из которых явствовало, что покойный был генеральным директором довольно известного в нашем городе строительного холдинга, все те же две банковские карточки на имя покойного, всякая бумажная и канцелярская мелочовка, вроде и все. Наверное, надо завтра с утра поехать в местную милицию, отдать им это, пусть сами разбираются. Они должны знать, что делать.

На этом я успокоилась и, должно быть, задремала в шезлонге, потому что не заметила, как возле меня объявилась Катька.

— Мань! — окликнула она меня. — Ты чё, спишь? После всего, что произошло?

Нет, ну нормально! Ей, значит, можно «после всего, что произошло» бегать целоваться под луной, а я должна сидеть здесь и напрягаться до утра. Но я не успела должным образом ответить, потому что возле Катьки в сумерках обозначилась высокая фигура — Жорж притащился вместе с ней.

— Давай, Манюнь, просыпайся уже, — скомандовала подруга. — Будем держать совет.

Так, значит, она все рассказала этому Маневичу. Ладно, может, это и неплохо.

Он устроился на скамеечке, Катька сбегала в дом, притащила коробку сухого вина, стаканчики и приткнулась возле Жорика — любовь, однако!

— Я думаю, надо с утра в ментовку ехать, — открыла я наше совещание.

— Можно, конечно, — флегматично согласился художник. — Если других хлопот нет.

— Как это? — удивилась я.

— Ну, оно вам, девчонки, надо? Вас затаскают потом по всяким опросам, допросам, опознаниям.

— Но ведь человек погиб! И лежит там на дне реки! Семья переживать будет! Да и вообще, он довольно известный в городе. — С этими словами я протянула Маневичу борсетку.

Он внимательно изучил документы и пожал плечами:

— Ничего особенного.

— А банковские карточки? — задала Катька давно волнующий нас вопрос.

— Карточки как карточки, — все так же флегматично ответил Жорик. — У каждого второго такие.

— Не, ну там же деньги! Может, его семья в них нуждается?

Тут он развеселился:

— Семья такого человека вряд ли в чем-то нуждается. Да и деньги же не на карточках лежат, а на банковских счетах. А карточки это так, для удобства в расчетах. Заблокировал счет, и карточка эта просто картонкой становится.

— А вы, Жорж, бизнесом занимаетесь? — уточнила я.

— Да, немножко. Так, торговля, недвижимость — всего понемножку. Короче, не стоит вам искать проблем на свою голову. Павленко этого все равно скоро найдут. В той речке рыбачки активно промышляют, поэтому вопрос двух-трех дней — и попадется на удочку. Неприятная история, конечно, но я вам не советую в нее лезть. Хотя ваше дело, конечно.

Позиция Маневича нравилась мне не очень, но в чем-то он был прав. У меня три года назад сосед по лестничной клетке с балкона выбросился. Или выбросили. Так нас всех, живших с ним на одной лестничной клетке, потом задергали. Меня раз восемь в милицию вызывали: «Кто к нему ходил, что делал? Чем занимался? А к вам почему часто забегал? А романа у вас с ним не было?» В общем, мы чувствовали себя во всем виноватыми, а милиция до причины смерти так и не докопалась.


— Жорж, знаете, что кажется мне странным? — Я решила поделиться до конца.

— Нет, не знаю.

— У покойного в борсетке нет никаких документов, удостоверяющих личность.

— В смысле? — встряла Катька.

— В смысле — ни паспорта, ни удостоверения какого. Или пропуска. Даже прав почему-то нет.

Художник призадумался и посмотрел на меня очень внимательно, видимо, я показалась ему умной. Потом снова пожал плечами:

— Ну, паспорт он носить не обязан. Пропусков мог бы и не иметь. А права… Может, они у него в кармане лежали. Или еще где.

В принципе логично.

— Ладно, к утру определимся, — решила я, а Маневич засобирался к себе.

— Встретимся завтра на пляже, — предложил он как будто нам обеим. — Можно лодку взять. Или катамаран.

На том и расстались.

— Ну, как он тебе? — взволнованно спросила Катька, когда он ушел.

— Да никак. Обычный.

Катьку характеристика не впечатлила.

— Ты просто не разглядела его в темноте.

— Надеюсь, — обнадежила я, и мы отправились спать.

Ночью я ворочалась и часто просыпалась. Снились всякие ужастики и мучили сомнения насчет наших дальнейших действий. Когда немного рассвело, я вышла на свою любимую веранду, сварила кофе и присела в шезлонг. Было тихо-тихо…


Катька проснулась часам к десяти, и я выдвинула ей очередное предложение:

— Может, на фирму этому Павленко позвоним? У нас же есть его визитки.

— Чё скажем? — деловито осведомилась Катька.

— Ну, скажем все, — промямлила я. — Инкогнито.

Подруга помолчала, допила кофе из моей кружки и твердо сказала:

— Нам надо забыть этого Павленко. Без нас разберутся. Не наш уровень. Маневич прав.

Против такого железного аргумента пришлось заткнуться.


Через три дня кое-как удалось уговорить Катьку ехать домой, хотя она сильно сопротивлялась. Ей все не давал покоя Жорик. На мой взгляд, ее надежды были напрасны. Он дружил с нами, мы вместе загорали на пляже, а по вечерам они с Катькой гуляли вдоль побережья. Этим все и ограничивалось. При дневном свете мне удалось рассмотреть, что он и правда довольно интересен собой и наверняка не бедствует, судя по его ухоженной (хоть и небритой) внешности и всяким мелким аксессуарам, которые всегда позволяют отличить состоятельного человека. Вроде бумажника из тончайшей кожи. Или пушистого расписного пляжного полотенца. Или увлечения водным парашютом. Да мало ли!


В общем, мне не терпелось появиться в редакции, да и моя любимая веранда уже поднадоела, и в конце концов мне удалось сломить Катькино сопротивление. Тем более выяснилось, что Маневич не был в отпуске «десять лет», отчего собирался отдыхать на побережье до конца сентября. Мы решили, что через пару недель сможем позволить себе вернуться сюда еще дня на четыре, и Катька сдалась.

— Пусть поскучает! — утешила она себя.

Мы побросали пожитки в багажник, окунулись напоследок в ласковое прозрачное море и двинулись в нелегкий путь.

Перевалы традиционно преодолела я, а потом Катька любезно предложила сменить меня за рулем. Я не стала отказываться, Катька пересела на водительское место и тут же начала командовать:

— Включи радио. Послушаем, что там без нас в городе творится.

Я послушно произвела необходимые манипуляции.

— Может, мне операцию сделать? — неожиданно предложила Катька. — Нос подрезать?

Нос у подруги был слегка длинноват, но не настолько, чтобы укладываться под нож. Поэтому идею я не одобрила.

— Ты не понимаешь, — заспорила она. — Мужики такие капризные пошли. Подавай им идеал. Чтоб и фигура, и лицо, и интеллект…

Ага, выходит, из всего перечисленного у Катьки подкачал только нос.

— Такая мелочь, — продолжала она в подтверждение моих мыслей. — А всю картину смазывает. Говорят, операция пустяковая и через две недели как новенькая…

— Тихо! — прервала я ее и сделала звук радио погромче.

— Презентация книги состоится двадцатого сентября, — радостно вещал диктор. — Это один из первых современных китайских авторов, издающихся в России. Читателям будет очень интересно открыть для себя колорит современного китайского быта и погрузиться в жизнь нашего дальневосточного соседа. Выход книги осуществляется при непосредственном участии и поддержке администрации города. На презентацию приглашен автор, Се Де Шен. Он довольно известен в деловых кругах Китая, а проза — это его хобби…

— Это же мой китаец! — с ужасом произнесла я. Из-за событий последних дней я совсем забыла о своей литературной авантюре. — Презентация через две недели! Неужели они успеют напечатать за это время?

— Запросто! — хмыкнула Катька. — Были б деньги!

— Слушай, — занервничала я. — А вдруг он приедет и раскусит меня?

— Вряд ли. Он же не умеет читать по-русски. Ему главное — слава и признание. Чего ты боишься?

— Международного скандала.

— Ну, ты и возомнила! — снова хмыкнула она. — Все нормально. Видишь, с какой помпой его представляют. А там — презентации, банкеты. Он тебе еще спасибо скажет!

Что-то я сильно в этом сомневалась. Так, в тяжких раздумьях, мы дорулили к нашему дому. Был уже вечер, мы загрузили пляжные тряпки в стиральную машинку и бегло поужинали. После этого я долго и с удовольствием мокла в ванне, потом натерла себя всевозможными кремами, отметила, что очень прилично загорела, и мы разошлись по своим комнатам. Катька затихла быстро, а я еще поворочалась, мучаясь в тревогах и сомнениях, потом тоже уснула.


Поутру я засобиралась в издательство. Катька увязалась со мной:

— Пока ты будешь решать свои вопросы, я по хозяйству пробегусь — у нас в холодильнике пусто.

Я высадила ее возле торгового центра, а сама подалась к главному редактору. На душе по-прежнему было тревожно. Но опасения мои развеялись почти сразу. Переступив порог издательства, я почувствовала себя знаменитой. Все наперебой хвалили мой перевод, мой стиль и вообще все, что касалось меня.

— Ты молодец, — заявил главный при всех. — Благодаря тебе мы шагнули на качественно новый уровень. Практически вышли на международную арену! Тебе вообще надо заниматься литературными переводами, у тебя хороший стиль, современный, И читается легко.

На душе немного полегчало, я получила в кассе остатки гонорара, а у секретаря — два приглашения на презентацию книги.

— Приходи обязательно! — посоветовала она мне. — Вся городская элита будет. И автора ждут. Связями обзаведешься. Да и вообще…


В общем, из издательства я вышла окрыленная и стала названивать Катьке:

— Ты где? Я уже освободилась.

— Иду, иду!

Я уселась в машину и успела пару раз перекурить, прежде чем в дверях торгового центра обозначилась моя подруга. При виде ее я несколько оторопела — как новогодняя елка, она была увешана пакетами с покупками. Причем явно не продовольственного характера.

— Мань. — Она сразу начала оправдываться, чем подтвердила мои худшие опасения. — Ну, не смогла удержаться! Там такая распродажа! Скидки на джинсы, на спортивное, на белье! За полцены продают!

— Работы пока не предвидится. А ты трынькаешь деньги направо и налево!

— Да не трогала я наши деньги! — стала оправдываться Катька. — Я с карточки рассчитывалась.

Тут возникла небольшая пауза, потому что я потеряла дар речи, а когда обрела, то первым делом задала глупый вопрос:

— С какой?

— Ну, павленковская которая. А что? Если он был таким крутым перцем, у него этих денег знаешь сколько! Ты даже столько нолей не сосчитаешь! Мои траты для него — капля в море. Так, поужинать прилично и забыть. Ну, не грузись! И потом, положено же нам вознаграждение!

— За что?

— Ну как за что? Мы пытались его спасти, по перевалам с риском для жизни носились. Сколько нервов потратили! Да и вообще, зачем покойнику деньги?

— У него наверняка осталась семья.

— А вот и нет, — огорошила меня подруга. — Я Варе Цыганковой позвонила, она в светской хронике в городской газете сидит, все сплетни про наших богатеньких знает. Так она меня просветила, что он с женой уже три года как в разводе и она с сыном в Калифорнии живет. Павленко ей там недвижимость купил и бизнес. И вообще, она после развода такой кусок у него оттяпала, что на три жизни хватит. А потом еще замуж в Америке вышла. Так что никого мы не обираем.

Логика была железная, но как-то сделалось мне не по себе.

— А как ты по карте рассчитывалась-то?

— Ой, да там подпись такая простая! Я в момент научилась.

Крыть было нечем, и мы поехали домой. По пути я живописала Катьке свои творческие успехи и похвасталась приглашениями на презентацию, чем привела ее в неописуемый восторг:

— Маринка! Там же весь город соберется. Самые сливки со сметаной! Надо подготовиться основательно. Эх, жаль, нос подрезать не успею! Можно, конечно, рискнуть, но вдруг не заживет за две недели?

Я охотно согласилась, что не заживет, тем более что вообще была против ее косметических затей.


Последующие дни были отмечены непродолжительной борьбой между «хочется» и «нельзя». «Хочется» победило. И мы с Катькой — как с цепи сорвались. Городские магазины элитной одежды, салоны красоты и имидж-студии стали местами нашего нравственного падения.

Сначала мы обзавелись всего лишь парой новых купальников, а потом, соответственно, были прикуплены босоножечки, сабо, мокасинки, шлепанцы, сумочки, косынки, парео, сарафанчики, футболочки и всякое такое. А потом пошло-поехало…

Костюмы и костюмчики, брючки, платьица, рубашечки, духи и косметика, халатики, бельишко…

Из парфюмерного магазина «Иль де Ботэ» вообще невозможно было уйти. Странно, как мы раньше с Катькой жили без этих многочисленных баночек и тюбиков? Оказывается, мы раньше просто увядали на глазах! Без крема под глазки, без средства для моментального лифтинга, без отбеливающей зубной пасты, без геля против целлюлита. А жидкости для душа и ванны! Ну и после душа и ванны разве можно обойтись без косметических масел?

А духи! Просто дурной тон пользоваться одним флакончиком на двоих, что мы, собственно, и делали раньше. Мало того что каждой необходимы индивидуальные запахи, эти запахи должны быть еще и разными, на все случаи жизни. И даже погода влияет на выбор аромата!

Девочки-продавцы дорогих салонов читали нам лекции о том, без чего молодой современной женщине просто невозможно проснуться, прожить день и уверенно отойти ко сну.

В процессе ликбеза наша корзинка прожиточного минимума ощутимо тяжелела. Ближе к середине обучения мы поменяли ее на тележку с колесиками. Впереди маячила вероятность контейнеровоза.

Всего-навсего кусочек пластика с названием банка может так круто изменить жизнь! Сколько умопомрачительных впечатлений! Ну как описать то чувство, которое переполняет душу девушки, изящным жестом снимающей для себя с полки «Иль де Ботэ» любую восхитительно модную баночку, даже не взглянув на ценник?

А с чем сравнимо ощущение, вызванное ворохом кружева и шелка самого изысканного покроя, предназначенного и скрывать и подчеркивать прелести молодого тела? А как опьяняет возможность быть озабоченной лишь тем, чтобы в твоем гардеробе вещички соответствовали общему стилю и твоему имиджу, а цена не имеет значения!

А потом весь вечер покупки распаковываются, внимательно изучаются инструкции, скляночки расставляются по полочкам и шкафчикам, обувные коробки выстраиваются в ряды, шедевры швейного мастерства, помахивая этикетками, расправляются на плечиках, и начинается новая, светлая жизнь…

После парфюмерного рая и сказок бутиков мы решительно зарулили в крутой спа-салон и набрали абонементов на посещение массажей, тренажерного зала с тренером и бассейна. Услужливые менеджеры без труда убедили нас, что мы поступим суперэкономно, если купим абонементы не на месяц, а сразу на год.

Один из заходов мы совершили в салон кожи и меха «Golden fox». Он увенчался приобретением миленького белого пальтишка из щипаной норки для Катьки, я же остановила свой выбор на кремовом полушубке из бобра, а потом после недолгих колебаний приобрела еще тонкую меховую курточку под леопарда и изящный кожаный плащик. Катька еще часа полтора вертелась перед зеркалами и выбрала себе модняцкое полупальто из красной лайки с широким поясом. После этого нас подломило чувство бесконечной, но приятной усталости.

Мы вышли из магазина. «Спринтерчик», очередной раз забитый до отказа бумажными фирменными сумками и пакетами с покупками, был припаркован на площадке перед входом. Любезная продавщица вызвалась донести наши последние приобретения до машины. Она шла следом, расхваливая наш выбор и неся пакеты чуть ли не на вытянутых руках. Но, подойдя к машине, девушка неожиданно примолкла. На ее физиономии явно читалось: «И это — ваш автомобиль?» И как-то сразу вдруг стало понятно, что машину надо менять.

Катька первая озвучила эту мысль. Я не спорила. Все как-то само собой складывалось. Вот и необходимость сменить машину совпала с возможностью.


Короче, мы отправились в автосалон «Тойота». «Тойота-центр» всегда воспринимался мной как другой, параллельный моей жизни мир. В том смысле, что моей скромной жизни просто никаким боком не предвиделось пересечься с этим блеском, шиком, морем респектабельности и кучей денег. И вот мы поднимаемся по блестящим ступеням, перед нами беззвучно раздвигаются двери с затемненным стеклом, а навстречу нам — мир великолепных автомобилей. Различные модели стояли на подиумах, на медленно вращающихся панелях, залитые сказочным белым светом.

Мы с Катькой замерли с открытыми ртами. К нам шел юноша с обложки респектабельного журнала. Ну, костюмчик там, рубашечка, галстук, парфюм и все такое, включая неотразимые ямочки на щеках. Он улыбался радушно, но с достоинством, по ходу оценивающе нас оглядывая. Однако мы-то тоже не лыком нынче шиты. Вид самый что ни на есть продвинутый. Парнишечка заценил и запел интимным тенорком:

— Мы рады вас приветствовать в нашем центре! Что вас интересует — спортивные модели или представительский класс?

Пока я в растерянности жевала губами, Катька выпалила:

— Джипы! Нас интересуют исключительно джипы!

— Джипы, — охотно согласился юноша.

— Внедорожники, — грамотно поправила я.

Парень уважительно кивнул и заговорил еще интимнее, обращаясь в основном ко мне. Ну, как профессионал к профессионалу.

— Трехдверки, пятидверки? Четыре WD, фул-тайм? Объем коней три тысячи или поболе? Бензин, дизель? С пробегом или каноль?

— Ты знаешь, — не менее интимно ответила я. — Может, оно и старомодно, но я «прадики» уважаю. Пятидверки здоровые сильно, а вот трехдверочка — в самый раз, компактно. Ну, пусть бензин. Накладнее, конечно, но дизелюхи зимой капризничают, не люблю. Каноль, естественно.

Юноша замер, переваривая информацию, после чего прогнулся еще уважительнее. Катька совсем притихла. Паренек утешил меня:

— Рады предложить!

— Это хорошо, что рады, — подбодрила я, — давай показывай!

Показывал он долго и много. Хвалил двигуны, салоны, примочки, тюнинг и всякую прочую белиберду. Я сурово кивала и оценивала, Катька безмолвно следовала тенью. В результате выбрали серебристый «прадо» с люком и сполером, но без лишних наворочек.

— По карточке рассчитаться можно? — уточнила я, не дрогнув лицом, но трясясь в душе как осиновый лист.

— Можно, — обрадовался слегка припотевший трейдер, а у меня в мозгу пронеслось: «Вот сейчас денежки и закончатся! Может, оно и к лучшему».

Через пятнадцать минут выяснилось, что денежки не закончились, а еще через полчаса я выехала из салона на блестящем внедорожнике. Вальяжно, как будто с некоторой ленцой.

Катька плелась следом за рулем боевого «спринтера». В удобном месте мы остановились, и она запрыгнула в новенький салон нашего авто.

— Запах какой-то здесь! — повела она своим впечатлительным носом и определилась: — Прям другой жизнью пахнет!

— Чужой, — тонко уточнила я. В пустоту, конечно.

— Куда «спринтер» скинем? — озадачила меня Катька, как великого автоспециалиста. — Может, на разборку сдадим? За штуку баксов — вполне.

— Нет, — решительно отказалась я. — У меня однокурсник стоянку захудалую держит. Поехали, туда поставим. А продать всегда успеем.

— На фиг нам этот металлолом? — заканючила Катька. — Больше суеты!

— Пусть будет, — отрезала я, пользуясь тем, что временно была в авторитете.

Катька побубнила еще немного, но смирилась, и «спринтер» был сдан на временное хранение за весьма символическую плату.

Так, помимо вороха тряпок и кучи дорогих абонементов мы стали обладательницами замечательной машины. Такой красивой, умной и сильной, что воспринималась нами как живое существо. Мы нежно назвали джип Пусиком.

Оформление в ГАИ мы перепоручили юридической фирме, специализирующейся на этом. По обоюдному согласию джип оформили на меня.


А девятнадцатого сентября началась суета. Часиков в девять утра обыденно зазвонил телефон. Катька, само собой, еще спала, а я только встала:

— Алло!

Я сразу и не поняла, про что говорят на другом конце провода. Потому что говорили не по-нашему. Через пару секунд пришлось сообразить, что я слышу китайскую речь, собрать мозги в кучу и, извинившись, попросить все проговорить сначала. Приятный мужской голос терпеливо сказал, что он секретарь товарища Се Де Шеня, который уполномочил его всенепременно связаться со мной и попросить о встрече сегодня, во второй половине дня. Очень вежливо я брякнула:

— А зачем нам с вами встречаться?

— Нам с вами совершенно незачем, — терпеливо пояснил секретарь (по-китайски, естественно). — А вот товарищ Се Де Шень непременно хочет познакомиться с вами в неформальной обстановке.

— А он разве здесь?

— Да. — Секретарь был из разряда воспитанных, в отличие от меня. — Мы приехали час назад. Если вы помните, завтра презентация книги. Сегодня до обеда у товарища Се Де Шеня запланированы встречи, а после семнадцати он хотел бы увидеться с вами, дабы выказать свою признательность.

И т. д. и т. п.

Я, конечно, по привычке немного струхнула, но виду не подала и сказала, что с удовольствием встречусь с китайским товарищем. Секретарь уточнил, по какому адресу прислать за мной автомобиль, и вежливо распрощался.

— Машка, ты так хорошо чешешь по-китайски! — Оказывается, Катька от любопытства уже проснулась и выползла в прихожую.

— Это я с перепугу. Мой автор прикатил из Поднебесной и жаждет встречи.

— Ну и клево! Очень даже воспитанный человек. Хоть и китаец.

Мне, конечно, хотелось поспорить в защиту китайской нации, к которой я очень уважительно отношусь, но Катька смылась в ванную, закутавшись в новый роскошный махровый халат. Да-а, жить стало лучше, жить стало веселей…


Ровно в семнадцать часов раздался телефонный звонок, оповестивший меня, что машина подана к подъезду. До этого я целый час боролась с Катькой, пытавшейся нарядить меня в бальное платье и сделать боевой вечерний раскрас на лице. Я же старалась убедить ее, что еду не на королевский прием, а на деловую встречу. С китайским товарищем к тому же. В результате мы переругались, Катька хлопнула дверью в свою комнату, а я преспокойно надела свой новый (а что у нас теперь старое?) терракотовый костюм, припудрила нос и спустилась вниз.

У подъезда скучал «лендкрузер» с номерами городской администрации. Больше машин не было. К тому же водила, молодой востроглазый парняга, ловко выскочил и открыл передо мной дверцу.

Я с достоинством забралась в салон, но потом решила быть проще и сказала:

— Привет. Меня Марина зовут.

— Роман, — охотно ответил он.

Я немного подумала и сделала еще один шаг вперед:

— Ром, а чего, этот китайский товарищ сильно важный?

— Ага! — Парень с удовольствием шел на контакт. — Папа весь день с ним носится. И сейчас норовил с вами поехать. Но Дешень этот — ни в какую! — Рома подмигнул мне в зеркало заднего обзора. — Как затарахтел по-своему! Мол, типа, у меня частная встреча. И мол, отстань.

— Ну?

— Чего — ну? Папа и отстал. Но велел беречь китайца как зеницу ока. Не дай бог с ним чего. Сам губернатор руку на пульсе по его поводу держит!

— Понятно, тогда стрелять в него не буду, — пошутила я.


Мы подъехали к ресторану «Монако». Он недавно открылся, и, по слухам, цены там были запредельные. Возле входа стоял такой же джип, как наш, только номер отличался на единичку.

— Здесь уже, — тоном знатока отметил Рома и по-товарищески предложил: — Пойдем провожу.

Я радостно закивала, и мы вошли в холл, где нас встретил услужливый администратор в бабочке.

— Это к китайцу, — простецки пояснил Рома. Администратор понятливо кивнул и принял меня из Роминых рук. — Я тебя буду ждать, — утешил тот напоследок. И смылся.

Администратор провел меня в зал. Там было пусто. Только за одним столиком сидел посетитель.

— Ни хао! — поднялся он мне навстречу. «Здрасте» по-нашему.

— Ни хао, — растерянно промямлила я. Было отчего обалдеть. Я, конечно, много китайцев повидала на своем веку, но такого…

Во-первых, он был высокий. Выше меня! А во мне почти метр семьдесят, слава богу! Плюс каблук, что еще сантиметров семь, как минимум. Но он все равно был выше. Гораздо! Во-вторых, он был одет как швейцарский миллионер. Светлая рубаха, мятая настолько, что не оставалось никаких сомнений в стопроцентной натуральности, в смысле чистейший хлопок. Или шелк. Или еще какое растение или животное. Но непременно сотканная вручную и без всяких жлобских примесей. Такие же, но на тон темнее брюки. Ну и галстук — соответственно. Узел слегка расслаблен, но в меру. Прическа у китайского товарища была самая что ни на есть современная — корректный черный ежик, в меру беспорядочный и сияющий от дорогущего геля для волос. Плюс парфюм ненавязчивого свежего морского запаха, прохладного такого, баксов на двести за маленький флакон. Умные, насмешливые восточные глаза, гладкая кожа без признаков щетины. И на вид всего-то лет тридцать. Чего я, дура, бальное платье не надела? Это у меня мордаха неприметная, а вот фигурка — ничего.

Официант придвинул мне стул, я уселась за столик, китаец тоже присел, улыбаясь голубоватыми европейскими зубами. Катьку бы сюда, посмотрели бы, а то все морщится на китайцев!


— Меня зовут Се Де Шень, — сказал он. По-русски сказал. С акцентом, конечно, но очень четко. Но от этого легче не стало. — А вы — Марлина. Мой соавторл. — С буквой «р» он явно не дружил.

Голос у китайца был удивительно красивым — бархатный баритон, что в общем-то не редкость у азиатов.

И мысль высказал примерно правильную, хотя ведь он-то этого знать не должен! Я взяла себя в руки:

— Вы замечательно говорите по-русски!

— Не так уж замечательно. — Он заговорщицки подмигнул мне. — Но пусть это будет нашим секрлетом. Не выдавайте меня!

— В смысле, что не замечательно говорите?

— В смысле, что вообще говорлю.

Я кивнула, как болванчик. Но глаза китайского товарища оставались непроницаемыми. Он взял меню и невинно пояснил:

— Я еще и читать умею. Давайте закажу на свой вкус.

Тут я окончательно поняла, что дела мои плохи. Очень плохи!

Се Де Шень сделал заказ. На китайском языке. Указывая пальцем на номера блюд в меню. Официант все понял.

— Вино на ваш вкус, — сказал он мне по-китайски. Я заказала первое попавшееся. Здесь наверняка все вина хорошие. — Вы рластерлялись? — Как только официант исчез, китайский товарищ снова перешел на русский.

— Да, — честно созналась я. — И вы знаете отчего.

Он продолжал спокойно смотреть на меня, но я решила идти до конца:

— Вы ознакомились с переводом. Давайте не будем играть в кошки-мышки.

— Не будем, — согласился он. Немного помолчал и добавил: — А я думал, что вы — такая серленькая мышка с малыми волосами на затылке.

— Я тоже представляла вас пузатым бонзой.

Мы улыбнулись друг другу. Может, пронесет? Может, он все-таки не вникал в русский текст?

Официант принес большие бокалы на длинных ножках и бутылку вина.

Мы перешли на китайский.

— Где вы учили русский?

— Сам. Потом в России. А вы — китайский?

— В университете.

— Здесь?

— Да. Факультет международных отношений. Еще английский. — Я вздохнула отчего-то.

Он перешел на английский:

— Я закончил Гарвардский университет.

Похвастался, конечно. Я уважительно кивнула, хотя… Хотя его гарвардский английский все равно звучал китайским английским.

У меня спасительно затренькал телефон. Я извинилась и ответила:

— Алло!

— Это я, — обиженно буркнула Катька и замолчала. Как будто это я ей звонила.

Помолчали.

— Кать. — Я не выдержала первой. — Ну чего?

— Ничего. — Сейчас еще трубку бросит! Но она передумала. — Как там дела-то?

— Да так себе.

— Норлмально! — подсказал Се Де Шень.

— Нормально, — повторила я. Опять же как кролик.

— Приехать за тобой? — Подруга совсем оттаяла.

— Спасибо, Кать. Меня привезут.

— Ладно. Звони, если что.

— Угу.

Как-то вдруг стало легче на душе. Официант принес наш заказ, и мы приступили к трапезе. Дешень, как назвал его Ромка (подходяще, кстати, назвал), поднял свой бокал и предложил лаконичный тост:

— За завтрлашнее мерлопрлиятие! Чтоб все прошло блестяще.

Я подавленно промолчала. Что он имеет в виду? Вдруг поднимет скандал по поводу моего перевода? Чуяло мое сердце, что дело пахнет керосином…

Больше мы про «завтрла» не вспоминали. Разговаривали ни о чем. Дешень делился впечатлениями о России и очень хвалил рост экономики Китая. Отобедали за полтора часа, после чего тепло попрощались, и каждый уселся в «свой» джип. Я так и осталась в растрепанных чувствах и сильных переживаниях за свое будущее, которое внушало мне все большую тревогу.


— Ну чё? — с порога спросила Катька. Я живописала нашу встречу, и она тоже призадумалась. — Ладно, — определилась она. — Завтра, так или иначе, все закончится.

Умеет подруга утешить, ничего не скажешь!

— А послезавтра поедем снова к морю, — преданно заглядывая в мои глаза, предложила она. — Ну, Мань, денька на четыре! Такие солнечные дни стоят! Последние уже.

Не очень-то мне хотелось возвращаться в те места, но Катьке, видно, не терпелось закрепить дружбу с Жоржем Маневичем. Пришлось согласиться:

— Если доживем до послезавтра.


Наутро я решилась и все-таки позвонила в фирму, где наш покойный числился генеральным директором.

— Доброе утро! — приветствовал меня бодрый женский голос. — Компания «Строймастер». С кем вас соединить?

— С Павленко. Олегом Михайловичем, — не менее бодро попросила я. На другом конце провода возникла тревожная пауза, после чего секретарша сурово уточнила, кто его спрашивает. Ничего другого я не ожидала и выдала приготовленную заранее байку: — Газета «Светские хроники». Он еще месяц назад обещал нам интервью.

— Понятно. — Женский голос снова стал приветливым, но явно потерял ко мне всякий интерес. — Олег Михайлович находится в командировке.

— Когда можно перезвонить?

— Не знаю. — Опять заминка. — Попробуйте через недельку. Или оставьте свой телефон. Мы с вами свяжемся.

Ага! Размечтались! Я продиктовала первый попавшийся набор цифр и отключилась. М-да, выходит, наш покойник по-прежнему покоится на дне реки. Видимо, его ищут. Нет, его наверняка ищут! Пусть у него нет семьи, но друзья-то должны быть. Любовница, партнеры, наконец. Генеральный директор такой крупной фирмы! У них, наверное, и служба безопасности на уровне. От страха у меня почему-то похолодело в области желудка, и я пошла будить Катьку. Та спала сном невинного младенца, чем очень разозлила меня, и я рявкнула:

— Просыпайся давай! Одиннадцать часов!

Катька мгновенно уселась в кровати и захлопала сонными глазами:

— Марин, чё случилось-то?

— Случилось! Павленко нашего никто не нашел и не выловил!

— С чего ты взяла?

Я обрисовала свой разговор с секретаршей. Катька как-то на глазах перестала быть сонной и уточнила, почему-то шепотом:

— Так он, выходит, так и лежит… там. А как же рыбаки? Перестали рыбачить, что ли?

— Слушай! — пришла мне в голову страшная мысль. — А вдруг он не своей смертью умер? Грохнули и смылись.

— Да нет, не похоже. Чем грохнули-то? Никаких следов. И аварии не было. Ему явно плохо стало, вот он и тормознул на этом мостике. А дальнобойщик, ты сама видела, простое совпадение.

Пожалуй, она права, но мне все равно было не по себе.

— Кать, может, как-нибудь анонимно сообщить, где он лежит? Письмо написать или из телефона-автомата позвонить?

Катька почти согласилась со мной, но потом передумала:

— Давай завтра поедем туда (по моей спине пробежал холодок) и еще раз посоветуемся с Маневичем.

Ну да, у нас же теперь есть с кем посоветоваться, а я и забыла! Мне хотелось съязвить по этому поводу, но я сдержалась и молча удалилась варить кофе. Было очень тревожно. Еще эта презентация сегодня!


Однако к вечеру мы стали готовиться заранее. Первым делом понеслись в полюбившийся нам салон «Золотой гусь», где администратор обрадовалась нам как родным.

— Мы без записи! — небрежно бросила Катька.

— Никаких проблем. — Все вокруг просто светились улыбками. — Мы всегда найдем для вас мастеров.

По установившейся традиции мы сунули нашу карту и попросили заранее списать с нее, ну, тысяч десять, которые планировали потратить в салоне. Каждый раз я ожидаю, что нам ответят: извините, ваш счет заблокирован, и каждый раз опасения мои оказываются напрасными. Так случилось и на этот раз, после чего улыбка администратора стала еще лучезарнее и нас развели по кабинетам. Процедуры начались с косметических масок, которые исключительно для таких важных клиентов везли из Швейцарии, потом маникюры, педикюры, стрижки, укладки, мейк-ап, да мало ли чего могут позволить себе две молодые состоятельные особы на десять тысяч! Не так давно я ухитрялась на такие деньги кормить себя и Катьку месяца два. Как все изменилось! Надолго ли? Я отогнала от себя тяжкие мысли, и через три часа мы покинули гостеприимный салон сказочно красивыми.

Дома мы вытряхнули из шкафа весь обновленный гардероб и потратили еще два часа, примеряя тряпки, одна шикарнее другой. У меня прямо кружилась голова от нашей роскошной жизни.

В конце концов мы нарядились и, обнаружив, что уже опаздываем, понеслись на торжество.

Презентацию устраивали в бриллиантовом зале одного из самых крутых отелей города. Стоянка была до отказа забита джипами, буквально сияющими наполированными боками. Каждую минуту их натирают, что ли? Нам тоже не мешает взять на вооружение такой любовный подход к Пусику. Номера на машинах свидетельствовали о принадлежности их хозяев к элите города.

Мы припарковали Пусика в дальнем углу стоянки. Не спеша выбрались из машины и двинулись ко входу.

Сердце мое билось в тревоге. Я представила, как в самый кульминационный момент поднимется этот чертов Дешень и громогласно объявит, что никакого отношения к этой книге он не имеет, а всю эту лабуду написала одна молодая особа, прикрывшись его честным именем. О том, что оригинал романа еще хуже, он, конечно, не скажет. Дальнейший разворот событий мне представлять не хотелось, и я шагнула навстречу неизвестному.


— Народищу-то! — прошептала Катька. Зал и правда казался бриллиантовым из-за обилия этих камней на гостях. Было ощущение, что все вокруг сверкает и искрится, а пахло так, будто мы попали в парфюмерный бутик. Мы слегка оробели и пристроились в уголке, разглядывая лица, знакомые нам по телеэкранам и фотографиям в газетах. Посередине зала располагались длинные столы с закусками в блестящих серебром тарелках и лотках. Между гостями бесшумно сновали черно-белые официанты, предлагая напитки на любой вкус. Мы взяли мартини, и в этот момент нас нашел мой главный редактор, нарядный, как жених. Он поприветствовал меня, сообщил, что вот-вот приедут мэр и автор и все начнется. После этого он отвлекся на какого-то важного дядьку с двумя дамами и покинул нас.

— Автор в общем-то уже здесь, — мрачно пошутила Катька, но мне было не до шуток. Я опрокинула в себя мартини, услужливый официант материализовался в ту же минуту и повторил. Катька с неодобрением покосилась на мой стакан, но от замечаний воздержалась.

Через пять минут в зале произошло заметное оживление — приехал губернатор в окружении охраны. Следом за ним, сияя улыбкой, появился мэр. Вместе с мэром шел Се Де Шень. И вся помпа началась!

Сначала говорил губернатор. О геополитическом значении Дальнего Востока России. О духовном потенциале нации. Потом его сменил мэр. Он тоже распинался о дружбе двух великих держав, о культуре и братском единении, о духовности и красоте, о том, что «русский с китайцем — братья навек», ну и так далее. После него уже вице-мэр распинался о литературном даре «нашего замечательного гостя», о несомненном интересе, с которым российский читатель ринется открывать для себя новый пласт зарубежной литературы.

Говорили долго, много шутили, часто аплодировали. Между ораторами и Се Де Шенем стоял переводчик, который синхронно доносил эти речи до автора на китайском языке. Автор с улыбкой кивал в ответ.

— Слушай, а он такой интересный! — охарактеризовала Катька Дешеня. — Сроду бы не сказала, что китаец!

— Ага, больше на негра похож, — мрачно пошутила я.

Потом выступал наш главный редактор и говорил примерно то же самое, что и мэр. Потом глава местного Союза писателей. Потом начальник департамента культуры, потом, наконец, дали слово автору. Ну вот, сейчас все и случится!

Дешень на сей раз был в темном костюме. Даже в нашем с Катькой дальнем углу чувствовалось, как от него пахнет деньгами.

Он явно очень нравился нашей публике, чувствовал это и ворковал на своем китайском неспешно и с ощущением собственного достоинства. Он проговаривал пару предложений, давал переводчику возможность донести их до слушателей и снова продолжал. О дружбе двух великих держав, о культуре и братском единении, о духовности и красоте… Ну и так далее. И тоже много шутил. В конце он очень долго и витиевато благодарил мэра, издательство и полиграфистов. Когда он обнял и троекратно расцеловался с папой, мне показалось, что опасность миновала. Но он снова подошел к микрофону и сказал:

— Однако я должен сделать еще одно признание.

Я практически потеряла сознание, а Катька схватила меня за руку и судорожно сжала. Ее пальцы были ледяными. Мои — тоже.


…Дешень закончил речь, переводчик перевел. Воцарилась гробовая тишина. Мэр еле заметно повел бровью — пара хлопцев с крутыми затылками двинулись в нашу сторону. Толпа вокруг нас расступилась. Мы с Катькой стояли, прижавшись друг к другу спинами, словно удерживали круговую оборону. Очень хотелось сохранить вид достойный и независимый. Интересно, бить будут?

Ребятки с невозмутимыми лицами приблизились вплотную и ухватили нас за уши. Меня и мою лучшую подругу вели сквозь растекающуюся толпу красивых, нарядных, благополучных людей, как нашкодивших котят. И все брезгливо отворачивались и говорили:

— Они обманули автора! Они хотели обмануть нас, читателей! Они внесли раскол в великую российско-китайскую дружбу! Они к тому же и долг христианский не исполнили! Оставили мертвое тело на дне реки без надлежащего захоронения! Да на денежки покойного приоделись, как куклы! Пороть их! Пороть! На конюшню!..

— …и выразить горячую надежду на дальнейшее столь же эффективное сотрудничество, — закончил переводчик.

Зал взорвался аплодисментами. Лица всех присутствующих с лучезарными улыбками обратились в нашу сторону. Губернатор нам улыбнулся. Мэр помахал нам рукой. Откуда-то появилась огромная корзина с красными розами, и переводчик Дешеня торжественно поставил ее у моих ног. Главный редактор подавал мне многозначительные знаки. Глава местных писателей о чем-то пытался его спросить, кивая в мою сторону. Я перевела глаза на Катьку. Та чуть не хрюкала от восторга и, похоже, была готова раздавать автографы.

— Что он сказал, Кать? Я ничего не поняла.

— Соавтором тебя назвал! Пообещал, что вы с ним еще осчастливите мир не одним шедевром! Мань, вот здорово! Твой Дешень молодец, не сдал!

— Марина! Мариночка!!!

Я обернулась. К нам с тонким бокалом в бриллиантовых пальчиках пробиралась Шохина. Улыбка на ее физиономии растянулась не только от уха до уха, но и еще пару раз обмотала всю голову.

— Мариночка, поздравляю! Я никогда не сомневалась, что тебя ждет успех! Быть переводчиком и соавтором у таких людей! А все скромничала!

Дианка пожирала глазами мой прикид, лицо, волосы. (Видно, не зря мы с кредитки денежки смахиваем. Результат заметен.) Шохина явно испытывала замешательство. Но при этом она изо всех сил демонстрировала нашу «давнюю дружбу». Приобняв меня, Дианка кидала в толпу ослепительные улыбки, раскланивалась то с одним, то с другим.

Катька поначалу, не зная, кто это (такая счастливая меня зреть), скромно отодвинулась в сторону. Но Шохина как приклеилась. Все обнималась, и улыбалась, и разглядывала меня, как невидаль.

Наконец, уловив, что мне вовсе не в радость эта встреча, Катька буквально втерлась между нами, ухватила меня под руку и поволокла в другой конец зала. Шохина кисло улыбнулась нам в след и помахала ручкой.


Пошли тосты вперемежку с выступлениями звезд местной филармонии.

Наконец губернатор откланялся и уехал. Чуть позже уехал Се Де Шень, подписав кучу своих книг. Одну из них он лично всучил мне и сказал (по-китайски, само собой):

— Нам необходимо встретиться в обычной обстановке, я буду в России еще неделю, но завтра улетаю на пару дней в Москву. Я свяжусь с вами позже. Вы мне нужны.

Я ничего не успела ответить, он пожал мою руку и отбыл в сопровождении свиты.

В общем, торжественная часть была закончена, народ расслабился и активно занялся фуршетом. Многие подходили ко мне, знакомились, давали визитки, задавали какие-то вопросы, я улыбалась направо и налево и, честно говоря, быстро устала. Катька меня бросила, увлекшись группой молодых бизнесменов. Возле меня отирался главный редактор, давая всем ясно понять, что это он превратил меня из гадкого утенка в цаплю.

По ходу пьесы он нашептывал мне на ухо, кто есть кто на этом празднике жизни и свежие сплетни о присутствующих.

— Ольга Сергеевна, голубушка! — вдруг запел он сладким голосом. — Как давно я вас не видел! Прячетесь где-то. Конечно-конечно, теперь вас столица ждет! Слышал, но еще не видел.

— А еще никто не видел, роман только через месяц выйдет из типографии.

— Позвольте вас представить друг другу, — чопорно заявил главный, поворачиваясь ко мне. — Знакомьтесь, Мариночка: Ольга Сергеевна Невская, пишет удивительные новеллы и рассказы, я с удовольствием их печатал. Но теперь она еще и детективы писать начала, и ее сразу московское издательство перехватило.

— А еще она — мой любимый преподаватель, — добавила я, и мы с Ольгой Сергеевной засмеялись над редактором, очень уж глупо он смотрелся, и обнялись.

— Здравствуй, Маришка, — сказала Ольга Сергеевна. — Я очень рада за тебя. Хороший перевод, талантливый текст. Тебе надо самой пробовать писать.

— Попробую обязательно. — Очень хотелось похвастаться, что в принципе уже и пишу, но я удержалась.

Ольга Сергеевна пришла к нам уже на выпускном курсе, вести спецкурс по международной экономике, и сразу честно призналась, что она не профессиональный преподаватель. Но лекции читала так интересно, что к ней ходили даже двоечники. Ей как-то удавалось превратить сухую экономику в захватывающий бестселлер.

— Маринка из моего первого выпуска, — пояснила Невская обескураженному главному редактору. — Умница!

— А я все-все ваши рассказы читаю, — похвасталась я в ответ. — И перечитываю по пять раз. А когда книга в Москве выйдет, подпишете мне?

— Обязательно! — пообещала Ольга Сергеевна. — А ты пиши все-таки, Марина. У тебя хороший стиль.

И улыбнулась. У нее очень хорошая улыбка. И глаза красивые. Всегда ироничные. И всегда с оттенком грусти. Вот кого я действительно рада была здесь увидеть. Мы попрощались.

— Удивительная женщина, — сказал главный ей вслед. И мечтательно вздохнул.


Часам к одиннадцати гости стали отбывать, оставались самые стойкие и еще те, кто попроще. Катькины бизнесмены тоже распрощались, и подруга с пачкой визиток от новых знакомых нарисовалась возле меня. Я пыталась испепелить предательницу взглядом, но она отмахнулась:

— Не строй из себя Ивана Грозного! У меня такие новости! Поехали домой!

Мы быстренько попрощались с главным и смылись.

— Чего у тебя? — спросила я, когда мы подошли к нашему авто.

— Дома, — отрезала Катька, садясь, как ни странно, за руль. — В спокойной обстановке.

— Господи, что еще?

— Да ничего страшного, не дрейфь! Но новости есть.

Интриганка!

Дома мы первым делом включили чайник. Хотя на презентации были и чай, и кофе, но хотелось своего, из своих чашек и в своей кухне.

— Давай окно откроем и будем в кухне курить? — предложила Катка, выходя из ванной умытая и наряженная в красивую пижаму. Я согласно кивнула, велела подруге разливать чай и тоже быстренько помчалась мыться и переодеваться.

Короче, через пятнадцать минут мы устроились каждая на своем любимом месте со своей любимой чашкой в руке и открыли совет.

Первой с докладом выступила Катька:

— Значит, так! Пока я там с этими пупсиками отиралась, такого понаслушалась! Мужики еще хлеще баб сплетничать любят. Хоть в светскую хронику сдавайся! Знаешь, эта, ну известная в городе директриса свадебного салона, как ее… Ладно, не важно, ты поняла, о ком я, она везде светится. Ей уже под полтинник, а она на молодых мальчиков запала. Завела себе сразу парочку. Одному — двадцать пять, другому — двадцать два. И говорит, следующим двадцатилетнего планирую, мол, меня только молодежь любит. А сама уже не на себя похожа, а на Майкла Джексона. Бабки миллионами зарабатывает, половину на хирургов тратит. А пупсики мои знаешь, чё сказали? Мол, любимые женщины перед своими мужиками лежат в постели, а нелюбимые — на операционном столе перед пластическим хирургом. Прикольно?

— Прикольно, Кать, только давай и правда короче. А впечатления потом, ладно?

Катька засобиралась надуться, но передумала:

— Ладно, Мань. Но впечатлений — куча. А по делу такие новости определились из их сплетен: в городе есть две крупнейшие строительные конторы: «Строймастер» и то ли «Супердело», то ли «Суперстройка», не поняла я. Не важно! В общем, в первой хозяйничал наш покойный Павленко, во второй — Андрей не то Борцов, не то Бойцов. Ребятки дружили с детства, потом вместе бизнес открыли, потом выросли и разделились. Вроде и друзьями остались, но, сама понимаешь, две крупные конторы бок о бок — тяжело дружить. Но тем не менее, по крайней мере, делали вид, что друзья.

Катька отвлеклась на сигареты, а я не выдержала паузы:

— Ну?

— Ну, ну! Объявляет мэрия тендер какой-то. Чтобы тротуары городские камнем мостить. Жирный заказ для строителей — весь город камнем заложить — на всю жизнь и работы и денег, соответственно, хватит. В результате борьбы остаются всего два претендента — наши мальчики. Какое-то решающее заседание, которое определит, кому этот тендер, ну, типа, заказ, достанется, должно состояться через две недели. Деловые круги города, сама понимаешь, замерли в ожидании.

— Ну?

— Ну а оба наших друга тем временем куда-то подевались бесследно. О как!

— То есть?

— То есть, куда подевался Павленко, мы-то с тобой знаем. А вот куда и почему делся друг Андрюша?

— Я не знаю, — честно призналась я.

— И я не знаю. И никто не знает. Причем исчезли примерно в одно время. Но независимо друг от друга. Не то в отпуск на недельку отбыли, не то — по делам. Однако до сих пор ни одного нету. Фирмы их на ушах стоят, ищут, землю роют. Вроде не удивились бы, если бы один другого втихаря грохнул. Так ведь обоих нет! Вот тебе и «ну»!

— А может, у них третий конкурент был?

— Так то и удивительно, что там и рядом никто не стоял. Не те масштабы.

— Неужели ты все это в пустом разговоре за коктейлем выяснила?

— Так я ж тебе говорю: мужики треплются похлеще нас. Да еще друг перед другом петушатся — кто больше осведомлен! Это что! Вот они еще нашего вице-мэра обсуждали! Тот, представляешь…

— Подожди, Кать! Впечатления потом, мы же договорились. Давай в нашу сторону думать. Где Павленко, мы с тобой знаем. И почти уверены, что умер своей смертью. А вот этого Бойцова, может, как раз и грохнули где-нибудь?

— Может, и грохнули. Наше ли это дело, подруга? Завтра поедем к морю, посоветуемся с Маневичем.

Все время забываю, что нас, посвященных, трое! Не столько пользы, сколько Катьке лишний повод пообщаться с Жоржиком.

— Ладно, — решила я. — Если завтра едем, то надо пораньше встать. Давай тогда уже спать укладываться.

— Давай! — охотно согласилась Катька и спохватилась: — Нет, ну а ты-то у меня просто звезда сегодня! Сам губернатор в твою сторону улыбался. И китаец твой такой приличный парень оказался!

— Какой он мой?!

— Ну, вы ж соавторы теперь! Пусть гонорарами делится!

— Нужны ему эти гонорары! Он славы ищет. А денег у него, думаю, как грязи.

— Ну да. Чувствуется. Надо же! И правда, у них какое-то экономическое чудо! А мы все со своим менталитетом справиться не можем.

На этой философской мысли мы и разошлись по спальням.


Утром я проснулась пораньше, разбудила Катьку, мы традиционно побросали в сумки наше барахло и отбыли ловить последние солнечные дни.

Ехать решили на пароме. Хватит нам перевалов и речных переправ! Проехать опять через мост, под которым покоится джип Павленко, я бы не смогла. А на пароме — красота! Мы чинно загнали Пусика на палубу. Бородатый мужик со зверской пиратской рожей рыкал в рупор:

— «Хонду» — к правому борту! Ставь справа, мать твою! «Прадик» загоняй под зад «хонде»! Кому говорю, ставь носом, «хонде» в жопу!

Мы слегка ошалели от таких команд, но все исполнили. После чего оставили машину на нижней палубе и поднялись на верхнюю, пассажирскую.

Ох, люблю я свою родину в конце лета — начале осени! Синие волны и розовые скалы! Белые облака и бирюзовое небо! Тут тебе и Испания, и Турция, и Норвегия в одном бокале. Жаль только, что сезон недолог — месяц-полтора. И все равно, хорошо! «Синее море, белый пароход! Сяду, поеду на Дальний Восток!» — пришла на ум детская песенка.

— Марин! Мы с тобой вроде как в большом круизном плавании! А что, может, рванем по правде куда-нибудь, например в Италию? Там машину напрокат возьмем и по городам поедем, ну там во Флоренцию, в Венецию! А можно и в Париж!

«Остапа» явно несло, но я спорить не хотела, пусть мечтает человек. Катька приняла банковскую карточку Павленко как родную и срослась с ней и в жизни, и в мечтах. Мало тряпок, еще и круизов хочется!

Облокотившись о поручень, я смотрела на волны. Мне бы не мешало поразмышлять о сложившихся обстоятельствах. Из-за приезда Дешеня, презентации и боязни разоблачения моего самоуправства с переводом как-то на второй план отошел утонувший джип с мертвым хозяином. А тем временем вопрос остается открытым. Павленко ищут, а мы знаем, где его тело, и молчим. Хуже того, мы припеваючи транжирим его деньги. Нехорошая ситуация вырисовывается…


Выкатившись с парома под бойкие команды бородатого с рупором, мы уже через пятнадцать минут были на базе.

— Цивильно! — порадовалась Катька. — Никаких тебе пыльных перевалов. Пару часов подышали морским воздухом и — на месте. Старая истина — деньги решают все!

На базе Иришка снова заселила нас в прежнее бунгало и доложилась:

— Тут про вас все время художник высокий такой справлялся. Мол, скоро ли приедете?

Катька явно обрадовалась и бросила на меня победный взгляд. Мне оставалось только пожать плечами — этих мужиков не угадаешь! А у подруги моей явно наклевывалась личная жизнь. Глазенки ее блестели, на щеках румянец. Прям невеста готовая. Не обманули бы девушку!

Мы по-быстрому переоделись. Кто б признал в нас, нынешних, тех двух затюканных проблемами девиц, приезжавших сюда несколько недель назад? Как-то сама собой и вальяжность прорезалась, и уверенность в собственной значимости. А ведь всему причина — иная упаковка. Тряпочки на нас столь простого и ладного кроя, что нет сомнений в их заоблачной цене.

Катька переоделась в миленький холщовый сарафанчик от Дольче и Габбана, в руках — парусиновая сумка, при взгляде на которую возникают ассоциации с белыми яхтами и золотыми якорями. Картину завершала простенькая соломенная шляпка за триста баксов. Да и я рядом не хуже. Шортики, маечка, бейсболка и пляжные тапочки в сумме своей по стоимости превышают наш былой месячный расход. Раза в два где-то.

И двинулись мы, красивые, на поиск Катькиного принца. Подружку мою так и подмывало рвануть аллюром по близлежащим окрестностям. Но гардеробчик обязывал шествовать неспешной походкой от бедра. Эдаким элегантным образом мы прогулялись вдоль побережья, заглянули в основные бары, но Маневича не нашли.

— Может, он на скале? — предположила Катька печально. — Море в лучах заходящего солнца малюет.

— Все может быть, — согласилась я и тоже впала в уныние — перспектива карабкаться на скалу не прельщала.

Мы решили поужинать, потом еще раз обойти побережье — должен же он спуститься когда-нибудь! Что ему делать на скале в потемках-то?


Мы подались в шашлычную, и первым, кого увидели за столиком на террасе, был Жоржик. Он сидел в одиночестве, тянул вино из высокого бокала, любовался морем, блестящим на фоне заката, и, видимо, думал о Катьке. По крайней мере, нам этого очень хотелось.

Катька подкралась сзади и нежно закрыла его глаза руками.

— Девчонки! — сразу угадал он. Не очень определенно, конечно, но — не придерешься.

Катька поверила, что девчонок на побережье всего две (я и она), и радостно чмокнула Жоржа в щеку:

— А вот и мы! Приехали!

Тем не менее он разулыбался нам вполне искренне и усадил за свой стол:

— Самый удачный столик в этом кафе. Я всегда стараюсь его занять.

Он был прав. Стол стоял на террасе возле перил. С одной стороны он всегда был в тенечке, с другой — обдувался легким морским ветерком, с третьей — куда ни кинь глазом — море, море, еще раз море и небо. Глаз не оторвать. Сиди весь день и любуйся. Хоть в жару, хоть в дождь.

— Вы какие-то другие приехали, — оценил художник.

Надо отметить, что он тоже выглядел весьма импозантно. Ну, во-первых, как всегда, небрит. Однако при этом в приличном, почти белом льняном костюме, причем пиджак надет на голое тело, а на ногах — мокасины на босу ногу. Загорелый такой, высокий спортивный молодой мужик, темные отросшие волосы зачесаны назад, светлые глаза. Иглесиас, да и только! Не-е, Жорж Маневич! Однако в нем и правда что-то есть. У Катьки глаз — алмаз.

— Просто красотки! — продолжал удивляться он. — Что стряслось-то за эти две недели?

Для начала рассказали ему про мой перевод и презентацию. Жоржика это очень развеселило, он смеялся, подливал нам вино, вскорости мы почувствовали его самым близким другом, и Катька раскололась о нашем бесчестном поступке по растрате чужих денежных средств. Он нас не осудил, а только развеселился еще больше. И тогда мы выложили ему все, что удалось узнать про Павленко, а также о том, что труп его еще не найден. Жорж призадумался:

— Странно. Джип — не игрушка, речка — не Волга. По-любому уже должны найти. Или рыбачки, или еще кто.

Нам тоже было странно. Но факт оставался фактом — не нашли.

Мы проводили на террасе закат, полюбовались морем в лучах луны, наелись мяса барана, после чего Маневич взялся провожать нас в бунгало.

На стоянке верещала заливисто чья-то машина.

— Не наша? — встревожилась Катька.

Мы стояли на пригорке возле моря, и стоянка была как на ладони. Пищал наш джип.

— Наша!

— Да здесь не угоняют, — утешил Жорж. — Может, кто случайно задел?

Стоянка и правда хорошо просматривалась в свете прожектора. Посторонних не было.

— Это ваш джип? — удивился Маневич, глядя на мигающую сигналками машину.

— Наш! — гордо доложились мы хором.

— Ого! — удивился он. — Откуда дровишки?

— Так я тебе и говорю, — пояснила Катька. — На карточке деньги не кончаются и не кончаются!

Маневич посмотрел на нас, натурально выпучив глаза и отвесив челюсть. Получилось очень даже искренне. Помычав себе под нос, он почесал затылок совсем не по-иглесиасовски:

— Мм! Ну дела! Свезло-то вам!

— О чем и речь, — подтвердила я. — Как устоять-то? И хочется, и колется!

— Где покупали?

— В салоне, конечно. На базаре-то никто карточку к оплате не примет. А в салоне — все как в лучших домах. С карточки смахнули — и не чешись.

— Машина крутая! Тыщ на тридцать будет, если не более! Это вы с карточки столько списали?

— А чего? Хотя погоди — каких тыщ тридцать?

— Ну баксов, конечно.

— Ты ничего не путаешь? В прошлом году у меня знакомый похожую тачку из Японии пригнал, говорил, что она ему что-то около восьми тысяч встала.

— Так то ж из Японии сам привез. На рынке такая где-то под двенадцать торгуется, а автосалон — совсем другая категория цен. Это как одну и ту же кофточку у китайцев на рынке купить или в крутом бутике. К тому же канолевая, без пробега. Улавливаешь связь?

Мы призадумались. Честно говоря, о цене мы как-то справиться забыли. Катька привычно подмахнула бумаги подписью «Павленко», и все. Мы скорее на базарную цену рассчитывали. А тут — вона как! Ну прямо пещера Али-Бабы. Карточка бесконечная какая-то! Откуда у людей столько денег?

— Ладно! — легкомысленно решила Катька. — Мы подумаем об этом завтра. — Скарлетт О’Хара, елки-палки!

Однако пришлось принять ее предложение. Жорж, несколько подавленный, подался к себе. Мы, тоже озадаченные, вошли в бунгало.

— Он, наверное, завидует, — предположила я. — Может, зря мы ему все рассказали?


Джип на стоянке опять заверещал.

— Кать, может, сходим, глянем, чего там? — предложила я. Подруга согласилась.

Когда мы на «спринтере» ездили, так не дергались. И бросали его прямо возле бунгало, и спали спокойно.

Хорошо, хоть стоянка недалеко.

Мы поднялись по лестнице на дорогу. От нее чуть-чуть влево и — вход на стоянку. Хотя джип уже умолк, но решили довести дело до конца и проверить, чего орал.

Преодолев последнюю ступеньку, мы уперлись в бок черного микроавтобуса.

— Козлы! — сразу определила Катька. — Обязательно бросать машину там, где люди ходят! Нет бы на метр…

Договорить она не успела. Дверца микроавтобуса плавно отъехала, и оттуда выпали два парня, почти близнецы. По крайней мере, одного роста, одинаково коротко стриженные, и фигурами оба не подкачали — крепенькие.

— Привет, девчонки! — весело гаркнули они.

— Привет, мальчишки, — осторожно ответила я.

— Познакомимся?

— Мы на улице не знакомимся, — гордо ответила Катька и попыталась обойти микроавтобус. Но у нее как-то не получилось — крепыши заняли все свободное пространство вокруг. Ни вправо, ни влево. Перед носом — только дверь в микроавтобус.

— Так входите! Будем в машине знакомиться, — хохотнул один из них и даже поклонился, протягивая руку в сторону микроавтобуса. Мы, конечно, испугались и, не сговариваясь, резко развернулись на сто восемьдесят градусов. Однако мальчики были проворнее и вновь оказались перед нашим носом: — Да не бойтесь вы, девчонки! Солдат ребенка не обидит!

Если честно, то я здорово струхнула. Но в это время из автобуса раздался «взрослый» голос:

— Не бойтесь, девушки. Ваша честь останется при вас. Поговорить надо.

Внушало надежды, но почему-то стало еще страшнее. Крепыши скалились нам в лицо. Мы же, как две зайки, развернулись в исходную позицию и послушно влезли в автобус. Пацаны втянулись следом, и дверь плавно закрылась. Мы плюхнулись на сиденья. На самом заднем, почти диване, сидел солидный дяденька лет сорока пяти, совсем лысый, как бильярдный шар. Одет неплохо, но глаз колючий. Вот и все, что удалось разглядеть при тусклом свете автобусной лампочки. Крепыши уселись позади нас, что очень нервировало. Чего надо-то?

— Здравствуйте! — приветливо сказал лысый. Мы кивнули в ответ. — Вопрос один, — продолжил хорошо одетый дядечка. — Где Олег?

«Вот и началось, — мелькнуло у меня в мозгу. — Страшно!»

— Чиво? Какой Олег? — запридуривалась Катька, хотя по голосу я поняла, что она тоже напугалась.

— Олег — это имя, — охотно пояснил дядечка. — Фамилия — Павленко. Наш генеральный. Потеряли его, блин!

Он как будто даже хохотнул. Нам же было не до смеха. Хорошая в «Строймастере» служба безопасности, однако.

— Павленко? — теперь уже придуривалась я.

— Павленко, ударение на букву «е», — охотно пояснил Бильярдный Шар. И наступила тишина. Глухая-глухая.

— Мы не знаем такого, — бодро ответила я.

— Ага! — Лысый как будто даже обрадовался. — И не слышали о нем?

— Не-а! — отрапортовали мы с Катькой хором. Мне показалось, что все не так уж и страшно.

— И мы давно о нем не слышали! — теперь уже, похоже, придуривался он. — Жалко, жалко! Я подумал, что в этом месте мы вопрос и закроем.

Зависла гнетущая пауза.


— Значит, так, девочки. — Он нестрашно как-то сказал. По-житейски. — Сейчас барахлишко свое заберете, и в город поедем. Вместе будем думать. Вспоминать. Хорошо?

Не очень-то хорошо, конечно. Но альтернативы не предложили.

Мы, как два загипнотизированных змеей мышонка, вместе с крепышами спустились в бунгало, побросали в сумки свои тряпки, написали записку (пацаны проконтролировали): «Ира! Спасибо за все, но срочно пришлось уехать! Созвонимся!»

После чего покорно загрузились в автобус. Один из крепышей, забрав у нас ключи, сел за руль нашего «прадика». Так эскортом и поехали. В сторону дома. В смысле — в сторону города.


Всю дорогу в салоне микроавтобуса висела зловещая тишина. Каждый думал о своем, что называется. Я лично анализировала события последних дней. Как нас вычислили?

Очень сильные подозрения падали на Маневича. Почему бы ему не позвонить в офис этого «Строймастера» и не слить про нас всю информацию? Но здесь вставал другой вопрос — зачем ему это? Если из зависти, то о масштабах привалившего нам счастья он узнал только что и вряд ли успел бы так оперативно вызвать пацанов. Скорее всего, он сделал это раньше и просто попросил в «Строймастере» вознаграждение за известие о местонахождении их генерального. Поэтому и узнавал все время у Ирины, когда мы снова приедем. Стоп, но мы-то с Катькой тогда им зачем? Жорж мог просто показать речку, где покоится джип, прикинуться случайным очевидцем, и все. Как-то не сходились у меня хвосты с хвостами.


На въезде в город дремавший до этого лысый дядечка сладко зевнул на своем сиденье, потянулся со стоном и осведомился:

— Ну что, девчонки, не вспомнили, где с нашим Олежкой-то познакомились?

— Не знакомились мы ни с каким Олежкой! — выпалила Катька, и в ее ответе я не увидела ни капли лжи.

— Жалко, — с грустью сказал лысый, — я думал, что вам скрывать нечего. А выходит — ошибался. Это усугубляет ситуацию. Причем существенно. — Он немного помолчал, потом принял решение: — Значит, так. Придется немного напрячь память. Времени у вас до утра. Думаю, что для умных девочек этого более чем достаточно.

Я торопливо кивнула. Ура, нас отпускают до утра! За ночь мы что-нибудь придумаем. А дядечка невозмутимо продолжил:

— Ночлег мы вам гостеприимно предоставим. У нас при офисе есть небольшая гостиница.

Мы приуныли, а лысый подмигнул:

— А то вы больно шустрые, сдается мне. Так что переночуете в тихой и спокойной обстановке, повспоминаете. А утром подъедет заместитель нашего генерального, вот все вместе соберемся и с полным удовольствием выслушаем вашу пламенную речь. Все как есть. Да и разойдемся, как в море корабли. Так что ужастиков не будет. Если вы, конечно, умные девочки, а?

— Да уж не дуры, — вздохнула Катька. Я хранила гордое молчание. Чтоб лишнего не брякнуть.


Мы остановились на неприметной улочке, но в центре города.

«СТРОЙМАСТЕР» — прочитала я в свете фар солидную, но без излишеств вывеску у входа современного строения. Других вывесок не было, и входов других тоже не наблюдалось. Значит, все здание принадлежит этой фирме. С размахом, но без пыли в глаза.

Разминая затекшие конечности, мы по очереди вышли из микроавтобуса. Следом подкатил наш «прадик», из него вылез один из крепышей.

— Я сам джип на стоянку отгоню, — сказал ему лысый. — А вы с Димычем девчонок в люкс проводите. От ужина, я думаю, они откажутся, а вот на завтрак принеси им чего-нибудь. А то заморим раньше времени. А к десяти — к заму всем хором. И телефоны сотовые у них сейчас забери. До лучших времен.

Крепыш кивнул, а лысый обернулся к нам:

— Ну что, подружки, до завтра. И не бойтесь, здесь вас никто не обидит! — Подумал и добавил: — Пока, по крайней мере. И работайте над памятью. Безостановочно!


После этого он уселся в нашего Пусика и уехал, а мы в сопровождении крепышей, одного из которых, как выяснилось, звали Димыч, остались на темной пустой улице у входа в «Строймастер». Димыч нажал блестящую кнопочку возле солидной двери, у нас над головой глухо пожужжала камера слежения, потом замок на двери мягко щелкнул, и мы вошли. Нас встретил солидный охранник.

— Мы в гостиничку, — коротко пояснил ему крепыш, который Димыч. — Командированные у нас приехали.

Охранник кивнул. Видимо, мы не вызвали у него подозрений — прилично одетые, при багаже опять же. Он выдал близнецам связку ключей, и они повели нас по лестнице куда-то наверх.

Кстати, при нормальном освещении крепыши уже не казались братьями. Похожими у них были только мощные фигуры, одинаковое пристрастие к одежде черного цвета и любовь к прическе типа «бритый ежик». Лица же были совершенно разные, но я все равно еще не научилась окончательно различать, который из них Димыч, а который — нет.


Мы поднялись на самый последний этаж. Там в холле тоже сидел охранник. Он встал, приветствуя нас:

— Добро пожаловать!

Как-то полегчало на душе. Мы ответили на приветствие.

— В какой номер? — полюбопытствовал он.

— В люкс, — буркнул один из наших провожатых, а охранник почему-то скис и остался на своем посту.

Из холла мы вошли в пустой коридор с четырьмя одинаковыми красивыми дверями. И правда, похоже на маленькую гостиницу, очень даже мило. Однако все четыре двери остались позади, и мы оказались в, небольшом, сразу неприметном глазу «аппендиксе». Вот там-то и была заветная дверь, скорее похожая на дверцу сейфа или хранилища. В ее звуконепроницаемости и крепости не оставалось никаких сомнений — гладкий и мощный стальной лист. Ни ручек на нем, ни глазков, ни прочих атрибутов. Только маленькое отверстие для ключа. Димыч выбрал из связки необходимый ключ, провернул его в двери, и она бесшумно открылась нам навстречу. Что-то опять страшно стало!

Щелкнул выключатель, комната озарилась светом. Да нет, вроде бы ничего. Обычная комнатка. Почти пустая, правда. Простенький диван, стул, столик, в общем-то и все.

— Без изысков, — отреагировала Катька.

— Гости всякие бывают, — пояснил Димыч. — И проблемы всякие. Не бойтесь, здесь не пытают.

— А где пытают? — уточнила я на всякий случай.

Димыч хмыкнул и изменил тему:

— Здесь вот дверка, за ней — туалет и раковина. Душа нет, в этой комнате постояльцы долго не проживают. На окне решетка, кстати.

Интересно, а куда они, постояльцы которые, отправляются из этой комнаты дальше? Те, которые долго не проживают.

Думать в эту сторону не хотелось.

— Располагайтесь, — предложил не-Димыч. — Завтра мы часиков в девять подойдем, перекусить принесем — и на совет. Да не парьтесь вы, девчонки, расскажите им все как есть, да и все дела. Они ж нервничают — генерального потеряли! Фирма-то не вениками торгует! Контракты там всякие зависли, поставки, тендеры. Прочая лабуда. Так что лучше их не злить.

С этим напутствием крепыши удалились. Ключ мягко повернулся в тяжелой двери. Сейф заперт. Мыши в западне.

Мы с Катькой посмотрели друг на друга и одновременно выдохнули:

— Влипли!

Катька рухнула на диван, а я после дальней дороги решила воспользоваться туалетом. В крохотном помещении стояли начищенный до блеска унитаз, такая же раковина, на которой лежал кусок нетронутого мыла. На стене висели чистое полотенце и рулон приличной туалетной бумаги. Порядок, однако, здесь соблюдался во всем. Даже в аскетизме.


Вернувшись в комнату, я застала Катьку за банкой пива.

— Стресс надо снять, — пояснила она, выуживая из нашей сумки еще четыре баночки. — Хорошо, что не успели их в бунгало в холодильник выгрузить. Сейчас бы мучились от жажды.

Я хотела воспротивиться, но передумала и сдалась без боя.

— Как они нас вычислили? — задумалась подруга. Я выложила ей о своих подозрениях про Маневича. Катька защищала его изо всех сил. В конце концов, и я понимала, что мои обвинения шиты белыми нитками. В результате я прикрыла дебаты:

— По большому счету не это сейчас важно. Надо определиться, что мы завтра будем говорить.

— Да ничего, — отрезала Катька. — Не знаем никакого Павленко, и все!

— Но они-то уверены, что знаем!

— Ну и как мы объясним им, почему не обратились первым делом в милицию, когда нашли его? Кто поверит, что мы просто две дуры?

— Да в это-то как раз, скорее всего, и поверят.

— Кончай! Сейчас не до шуток. Я считаю, надо стоять на своем. Потом, если мы им расскажем правду, они же у нас все отберут. И «прадик», и шмотки. Прощай красивая жизнь! Нет, ты как знаешь, а я не согласна возвращаться в нищету. Они нас просто на испуг берут!

Я с ней не согласилась. Дыма без огня не бывает. Ведь четко вычислили нас и — сразу в лоб. Нет, они уверены, что мы были знакомы с Павленко. Почему?

— Кать, единственная нить, которая связывает нас с покойным, — это его карточка.

— Откуда им знать, что она у нас? — Катька достала сигареты и чиркнула зажигалкой. — Вот сейчас сожгу ее и — привет! Да, в конце концов, мы нашли ее. Просто нашли на дороге! И вообще, откуда им знать, что карточкой пользуются? Она — личная, не корпоративная.

— Мало ли. Мы же всю их кухню не знаем. — Я тоже закурила. — Но мы же не свои фамилии ставили, просто подписывались за него, и все.

Через две секунды до нас дошло.

— «Прадик»!

— Мы оформили его на тебя, — вспомнила Катька. — Ну, допустим, пацаны отслеживают расходы с чужой карточки каким-то немыслимым образом.

— Может, у них знакомая в банке сидит?

— Все может быть. Дальше. Они вычисляют наконец-то тебя, то есть нас. Но как нас-то так быстро нашли? Мы машину несколько дней назад купили, живем в съемной квартире, прописка у тебя — на деревне у дедушки. И опять же ловят они нас почему-то далеко за городом. Причем не просто ловят, а как будто ждут…

О нашей поездке никто не знал, мы за день решили. Даже Иришку не успели предупредить. Нет, не срастается что-то…

Мы строили самые фантастические предположения, но все они были чепухой.

— Ладно, — решила я, покончив с пивом, — как завтра-то будем?

— Сориентируемся по обстановке.

Мы пристроились кое-как на диване и чутко продремали часа два. Чувствуя себя разбитой, я встала, как всегда, первая. Умылась холодной водой, а в процессе вытирания меня осенила очередная догадка, правда запоздалая.

— Кать, — затормошила я подругу. — Дуры мы и есть! С их системой безопасности в этом номере «люкс» наверняка «жучков» понапихано. Так что мы с тобой ночью сегодня как на сцене выступали.

— Гениально, — оценила она. Без особого восхищения, правда. — А, будь что будет!

К девяти прибыли пацаны. Приволокли нам пакет с колбасой, булочками и соками. Поели мы, правда, с аппетитом. С перепугу, наверное. После чего привели себя в божеский вид и покорно поплелись на допрос.


Офис, куда нас привели, располагался на первом этаже и выглядел весьма респектабельно. В охлажденной до нужного градуса приемной нас без улыбки, но довольно приветливо встретила секретарша. Длинноногая и в короткой юбке, как положено. Она оторвалась от ультратонкого экрана монитора, поднялась нам навстречу и распахнула массивную коричневую дверь с золоченой ручкой. Мы с Катькой вошли, а наши провожатые остались.

Дверь за нами медленно прикрылась, и мы оказались в просторном кабинете, наполненном светом, лившимся из четырех огромных окон. Стильная, негромоздкая и явно дорогущая обстановка. Ничего лишнего, деловой современный дизайн. Представляю, в какие деньги обошлась эта простота!

За большим матово-темным столом сидел довольно молодой, ничем не приметный мужчина в светлой рубашке и при галстуке. На столе царил идеальный порядок. Чуть правее от него в белом роскошном кресле, уютно вытянув ноги, отдыхал наш старый знакомый — Бильярдный Шар. Оба выглядели мрачновато, но не грозно. Я сразу обратила внимание на ботинки Шара — они были щегольски остроносы и начищены, как зеркало.

— Давайте познакомимся, — сухо предложил неприметный и представился: — Борислав Владленович, заместитель генерального директора.

Я сразу озаботилась, как бы мне запомнить его имя или хотя бы отчество, нет, лучше имя — отчество всегда можно уточнить. И еще не к месту подумалось: как, интересно, его звали в детстве — Боря или Слава?

— А это, — продолжал Борислав в сторону Шара, — Евгений Иванович, начальник нашей службы безопасности.

Ну, Евгений Иванович, это уже полегче.

Мы тоже представились и уселись рядком на предложенный нам диван, как раз напротив Бильярдного Шара. Диван был, как и его кресло, ослепительно-белый.

— Чтобы вам легче было понимать, что происходит вокруг вас, и во избежание ненужных фантазий с вашей стороны проясню ситуацию сразу. Более двух недель назад без видимых на то причин пропал наш генеральный директор Павленко Олег Михайлович.

Он сделал паузу, но мы не дрогнули. Пришлось ему продолжать:

— Уехал на четыре дня отдохнуть, и больше мы его с тех пор не видели. Ни слуху, что называется, ни духу.

— Может, загулял? — не выдержала Катька.

— Вряд ли, — улыбнулся Борислав уголком рта. — Не тот он человек, во-первых. А во-вторых, не те сейчас у нашей фирмы времена, чтобы гулять. Очень много важных вопросов, которые требуют безотлагательного решения и присутствия непосредственно руководителя фирмы.

Он говорил так грамотно, неспешно складывая красивые слова в многозначительные предложения, что я заслушалась.

— Мы приложили все усилия и использовали все возможности (а, поверьте, они у нас немалые), чтобы найти его. Результат был ошеломляющий — Павленко за пределы города никуда не выезжал ни на поезде, ни на самолете, ни на автобусе.

— Он мог уехать на машине, — предположила я и поймала на себе одобрительный взгляд Евгения Ивановича. Прокололась?

— Мог, — согласился Борислав. — Но тоже вряд ли. Он ненавидит дальние автомобильные путешествия и предпочитает более комфортные условия. Поэтому мы пришли к выводу, что радиус нашего поиска заметно сузился. Одновременно с каждым днем крепли самые худшие подозрения: если Олег где-то в городе или его округе, то совершенно неестественно его отсутствие на фирме в течение такого продолжительного времени. Однозначно с ним что-то произошло. И тут стали происходить интересные вещи.

Мы с Катькой замерли, а Борислав продолжал:

— В офис пришел конверт из банка, в котором был личный счет Олега. Это — обычная практика, он всегда получал свою деловую корреспонденцию на адрес фирмы. Учитывая сложившиеся обстоятельства, мы сочли возможным посягнуть на конфиденциальность содержимого конверта и вскрыли его. И что же мы обнаружили?

— Что? — выдохнула Катька, а я уже догадалась. Все-таки я сообразительнее.

— А то, что все это время, пока Павленко не подавал признаков жизни, по его личному счету шло активное расходование денежных средств. Не уверен, что сообщил для вас что-то новенькое.

Мы молчали.

— Хорошо, я продолжу. Мы, конечно, оказались в тупике, но служба безопасности перевернула вверх дном весь город. В местах, где списывались денежки Олега, удалось установить, что по карточке нашего генерального щедро отоваривались две молодые особы. Вот их собирательный образ. — С этими словами он протянул нам два листочка бумаги. Никто и не сомневался, что там в полной красе были изображены мы с Катькой. В карандаше.

— Фирма веников не вяжет. — Все, что я смогла придумать в ответ.

— Не вяжет, — подтвердил Борислав. — Дальше рассказывать?

Я обреченно кивнула, а он охотно продолжал:

— Но портрет портретом, а где искать-то ловких подружек? И тут нам повезло! Кто угадает с трех раз в чем, тому дам сладкую конфетку.

— Мы купили джип. — Я опять оказалась самой умной.

— Точно! Правда, реального адреса проживания установить не удалось, зато теперь у нас была ваша фамилия и самое главное — машина, на которой вы ездите.

— У вас очень оперативная служба безопасности, — похвалила Катька.

— Не жалуемся, — довольно крякнул Евгений Иванович и взял нить повествования в свои руки. Речь его была попроще. — Делов оставалось немного. Я подключил свои связи в ГИБДД и дал на вас ориентировочку. И вот вчера поутру — звонок друга. Мол, проследовали ваши девоньки в таком-то и таком-то направлении. Дальше уже отслеживать вас было легче. Постов у нас, сами знаете, в каждой деревне по два. Вот и поехали по следу к самому синему морю. Приехали в ваш поселок. Там стоянок немного, так что машинку вашу быстренько отыскали. А там и вас обнаружили. Гуляли вы себе беспечно вдоль пляжа, воздухом дышали. Ну, хватать вас среди толпы отдыхающих резона нет. Так что стали ждать, когда вы сами к нам подойдете. Джипик периодически по колесам пинали. Чтоб он вас позвал, значит. Но вы, видать, существа беспечные, только в сумерках спохватились. Ну а дальше — сами знаете. Вот так и вычислили.

По последней фразе, а также по хитроватому взгляду Евгения Ивановича я окончательно утвердилась в своем подозрении, что наши ночные разговоры стали достоянием широкой общественности.

— А может, мы нашли эту карточку? — выдвинула Катька последний аргумент. Не очень уверенно, впрочем.

Наши оппоненты переглянулись и улыбнулись друг другу. Ну, понятно, не сработало.

— Девушки, — проникновенно сказал Бронислав, нет, Борислав. Я так и знала, что буду путаться в его именах. — Мы специально сразу открылись вам. В наши планы не входит игра в кошки-мышки. Несолидно это, да и времени жалко. Поэтому мы сразу решили установить максимальную прозрачность в наших отношениях.

Вообще-то правильное решение. Если бы нас пытали или пугали, мы бы совсем иначе реагировали.

— Мы пока не обвиняем вас ни в каком криминале. — Бронислав сделал ударение на слове «пока». — Просто мы уверены, причем абсолютно (еще бы! После наших ночных откровений), что вы видели Павленко последними. Нас не интересуют ни ваши с ним отношения, ни какие-то другие обстоятельства. Мы просто ищем своего генерального, и вы очень нам в этом можете удружить. Какой смысл вам молчать?

И правда, теперь уже никакого. Мы с Катькой переглянулись.

— Колитесь, девчонки! — протянул нам руку помощи Евгений Иванович, Бильярдный Шар, как я его про себя назвала.


И мы стали колоться. Целиком. Без утайки.

Нас слушали молча, не перебивали, но по ходу повествования мужчины становились все мрачнее и мрачнее.

— Выходит, все-таки он мертв, — хмуро констатировал начальник охраны, когда мы выложили все. — Черт побери! Что делать-то будем, Владленович?

Зам некоторое время не отвечал — думал. Потом изрек:

— Не знаю, Иваныч, если честно. Так все это… Не вовремя.

— Смерть всегда не вовремя приходит, — сумничала я в очередной раз, но не нашла одобрения.

Борислав метнул в мою сторону недобрым взглядом:

— Нет бы вам сразу нам на фирму позвонить! Столько времени потеряно! А вы в карточку вцепились!

— Да мы не из-за карточки, — промямлила я.

— А из-за чего?

— Не знаю. Страшно как-то было.

— Дуры! — обозвался Шар, и я обиделась. Сами знаем, что дуры, нечего на весь свет сообщать.

Мужчины еще немного подумали, потом Борислав принял решение:

— Ладно, пока я тут мозгами раскидывать буду, надо как-то джип из воды достать.

— Есть, — четко отрапортовал Шар. Из «бывших», что ли?

— Только, Женя, без криминала. Официально, свяжись там с местными органами, чтоб все по закону было.

— Хорошо. У меня там дружок райотделом заведует, сообразим. Я с собой, наверное, водолаза возьму, есть у меня, из старой гвардии. Ну а кран на месте организуем. — И повернулся к нам: — Ну что, подруги, если б вчера все сразу рассказали, не пришлось бы туда-сюда мотаться.

Мы подавленно молчали.

— Ладно, — подвел черту Борислав. — Ты давай собирай команду, девушки пусть пообедают — и в путь.

— А вы нас разве не отпустите? — Голос у Катьки предательски задрожал.

— Отпустим, — пообещал Шар. — Вот прогуляетесь с нами еще разок, машину достанем, опознание по полной форме проведем и отпустим. Я же обещал — никто вас не обидит.

От души, конечно, отлегло, но мы приуныли. Снова тащиться в такую даль! И потом, сама процедура опознания не очень-то вдохновляла. Однако смирились.

Мужчины остались в кабинете, а нас снова сдали на руки пацанам, которые в приемной строили глазки секретарше. Шар велел нас накормить и назначил встречу у входа через два часа.

— Пусть вещи свои заберут, — сказал он напоследок. — Мы их потом снова на базу отвезем. Отдыхать. — И посмотрел на нас с осуждением. Мне было стыдно.


— Такие люди хорошие, — вздохнула Катька, когда пацаны отвели нас в «люкс» и дали пятнадцать минут на сборы. — А мы с тобой, Маринка, так погано поступили!

Я промолчала. Что говорить, когда нечего говорить?

Мы собрали свои баульчики и отправились вместе с сопровождающими в небольшое кафе на соседнюю улицу.

— Меня, кстати, Дима зовут, — запоздало представился Димыч. — А его — Серега.

Вот и познакомились.

В кафе Димыч заказал столько, что тарелки едва уместились на столе — мальчики не жаловались на аппетит. Мы же с Катькой отобедали скромно. Не хотелось как-то. В целом трапеза прошла в молчании. Никто никого не доставал.

В указанное время мы вчетвером обозначились у входа в «Строймастер», где нас уже поджидал знакомый микроавтобус. Наш «прадик» нигде не проглядывался. Уточнять детально мы посчитали излишним.

— Хорошо, что «спринтер» не продали, — резюмировала Катька. Как будто это была ее идея!

Мы загрузились в микрик: я, Катька, Бильярдный Шар, Дима с Серегой и еще водолаз.

— Вова, — сразу представился он.

Вова был ростом метра два и очень широкий. Гора мышц. Сверху — небольшая голова с лицом, глубоко изрытым оспой. Выглядел лет на сорок. В целом же он оказался очень добродушным и не менее разговорчивым. И так как Шар мрачно отвернулся к окну, а пацаны задремали, то мы с Катькой вынуждены были всю дорогу слушать бесконечные военно-водолазные рассказы и вежливо охать в ответ. Вот свезло так свезло.


К месту происшествия мы прибыли часам к четырем. Там нас уже поджидала пара милицейских машин, грузовик с краном и четверо мужчин. Один из них, в форме майора, пожал Евгению Ивановичу руку, и они сразу отошли в сторону. Вова ушел в кусты переодеваться, а мы с Катькой сиротливо стояли возле «нашего» микрика.

— Жутко, — призналась я.

— Не то слово. А главное — впереди. Представляешь, когда его вытащат?

Я не хотела представлять, у меня и без того коленки дрожали.

Из кустов вышел водолаз в костюме. Он был похож на бугристую гору, облитую черной резиной. Мужики столпились возле мостика, а мы с Катькой укрылись в машине. Какой-то фильм ужасов!

— Ну, что он там так долго? — занервничала подруга, и в эту же минуту, как будто он ждал нашей команды, на мостик взгромоздился блестящий от воды водолаз Вова. Он отплевывался и что-то пояснял остальным. Через минуту остальные стали озираться по сторонам. Я так поняла, что искали нас. Мы вылезли из микрика.

— Да вот они! — облегченно крикнул Серега. Наверное, напугались, что мы смылись под шумок.

Мы подошли к нашей компании. Мужики (даже Вова) были мрачнее тучи.

— Там нет джипа, — сухо сказал Шар, глядя почему-то на меня прежними колючими глазами.

— К-как?

— Т-так! — передразнил Шар. — Нет, и все! Воцарилось молчание, все в ожидании смотрели опять же на меня.

— А где он? — Вопрос Катьки повис без ответа.

— Может, течением унесло? — проблеяла я.

— Здесь почти нет течения, — пояснил майор, гоже сухо. — И засосать не смогло — дно каменистое. Речку не перепутали?

Я отрицательно замотала головой:

— Вот же указатель — «Ракушка». Да и куст я вон тот помню, я за ним Катьку ждала.

Майор вопросительно посмотрел на Евгения Ивановича.

— Поедем к тебе, — решил он. — Пусть они показания на всякий случай дадут. А я пока помаракую.

Мы расселись по машинам и тронулись.

— Евгений Иванович! — взмолилась Катька. — Ну, мы всю правду вам рассказали! Все как было! Туда джип и упал! Откуда нам знать, куда он делся?! Ограждения-то сломаны, сами видели.

— Хочется верить, — ответил Шар, почти не разжимая губ. Дальше все молчали. Даже Вова.


Мы приехали в местное отделение милиции, нас поручили молоденькому носатому лейтенанту, который старательно записал наш рассказ, бесконечно что-то уточняя и переспрашивая. Потом не менее старательно прочитал наши показания вслух и дал нам подписать.

Когда после «опроса» мы вместе с лейтенантом вышли на крылечко перекурить, выяснилось, что день клонится к вечеру. Еще выяснилось, что мы устали до чертиков и хотим спать.

Вскоре к нам присоединились Дима и Серега. Молчаливые и мрачные.

— Накуролесили вы, девки, — сказал Димыч.

— Ничего мы не накуролесили! — пыталась защититься Катька. Ответа не последовало.

Потом пришел Евгений Иванович. Тоже мрачный. В нашу сторону он даже не смотрел. Перекурил, о чем-то переговорил с лейтенантом, после чего все же обратил на нас внимание:

— Можете описать этого дальнобойщика?

— Постараюсь. — Мне очень хотелось быть полезной.

— Ну, пошли.

Мы снова вернулись в кабинет лейтенанта, и я подробно описала водителя фуры, старательно вспоминая каждую мелочь:

— Высокий, плечистый, темненький. В серой футболке.

— М-да, — неудовлетворенно протянул Шар. Тут к нам присоединился майор и спросил:

— Ну, хоть какая у него машина была, помнишь?

Я вдумалась:

— Иностранная, наверное. Кабина огромная. Как дом. Синяя. А дальше — контейнер. Длинный. Белый.

Мужики переглянулись, а майор пожал плечами:

— Здесь через одну такие.

— А много вообще компаний, занимающихся перевозками?

— Три или четыре.

— М-да, — опять изрек «словоохотливый» Шар Иванович.

Я не теряла надежды принести еще хоть какую-то пользу, но про меня уже забыли. Обидно!

— Пойду Бориславу позвоню, — определился Иваныч, а нам ничего не оставалось, как снова пойти на перекур.

Минут через пятнадцать Иваныч вернулся и сразу взялся отдавать распоряжения:

— Так, девчонки с пацанами — в город. Я остаюсь здесь.

— Зачем? — мяукнула Катька, но никто даже не посмотрел в ее сторону.

— А в городе мы куда? — спросила я, надеюсь твердым голосом.

Евгений Иванович, наконец, нас заметил, задумался и вынес приговор:

— Домой к себе. Но — с Димой и Серегой. Домашний арест.

Мы было хотели еще чего-нибудь мявкнуть, но Шар вдруг взорвался:

— Цыц мне! Делать, что приказано! Скажите спасибо, что не в «люкс»! Или еще куда подальше! И сидеть дома тихо до моего возвращения! Дима! Под твою ответственность!

Дима торопливо кивнул и бросил в нашу сторону грозный взгляд. Это было излишним, мы уже стояли по стойке «смирно».

После торопливого ужина (господи, сколько мужики тратят на себя продуктов!) мы с Катькой, Дима, Серега и примолкший водолаз Вова загрузились в автобус и отбыли домой. Домой! Хоть это радовало. Было уже совсем темно.


К нашему дому, к нашему родненькому дому, мы подъехали уже после полуночи. Пацаны выгрузились вслед за нами, а Вову повезли дальше.

— Удачи, девчонки! — сонно пожелал он нам вслед. И на том спасибо.

Дома мы отвели пацанам мою комнату, а сами разместились в Катькиной.

— Мы чё, с Серым на одной кровати спать будем? — надулся Димыч.

— Можете купить вторую, — парировала я. — Еще есть надувной матрац.

— Давайте, — сразу согласился Серега.

Катька первая помчалась в ванную, а я пошла заваривать чай. Через пять минут в кухне образовался Димыч:

— Очень кушать хочется!

Господи, сколько можно? Однако я молча влезла в холодильник и извлекла практически все продовольственные запасы, Надо отдать должное пацанам, они активно включились в процесс, а именно — взялись жарить яичницу с гренками и вскрывать консервные банки. В общем, когда Катька вылезла из ванны, ужин был готов. Она даже присвистнула. А когда я закончила водные процедуры, стол был накрыт окончательно. Нашлась даже бутылка водки, которая завалялась у нас с Нового года.

Мы с Катькой почти не ели, а водки выпили по рюмочке. Все остальное подмели наши охранники. Они по-прежнему не отличались красноречием, а мы и не настаивали.

После ужина Катька подалась мыть посуду, а Димыч оккупировал ванную. Я ушла в комнату и упала в Катькину кровать. Спать хотелось смертельно!

На кухне что-то загромыхало, потом стало тихо. Катька появилась через пять минут и плотно прикрыла дверь:

— Козел такой! Лапы распускать взялся!

— Кто? — сонно уточнила я.

— Да Серега этот. Двинула ему сковородкой по спине!

— Жить-то будет?

— Будет. Плохо, но недолго.

Это у нас с ней шутка такая общая была. Когда-то на гараже в нашем дворе мы обнаружили надпись: «Жить будем плохо. Но недолго». Нам понравилось.

Больше ничего не помню. Уснула.


Проснулась я от запаха кофе. Ого, кто-то встает раньше меня! Я оделась и выползла из комнаты. На кухне вовсю кипела работа. Из остатков провианта пацаны сооружали бутерброды.

— Кушать подано! — шутливо прогнулся Димыч.

Классно! Может, нам такого в хозяйстве завести!

Мы обстоятельно позавтракали.

— Спина болит, — пожаловался Серега.

— Сам виноват, — сухо ответила Катька. — Евгений Иванович звонил?

— Звонил. К обеду будут в городе. В два часа велено явиться в офис.

Уточнять подробности мы сочли излишним.

После завтрака пацаны сразу озаботились обедом:

— Холодильник пустой. Надо бы закупиться. А у нас бабок нет.

— У нас тоже, — отрезала Катька. Потом посмотрела на наших охранников и сжалилась: — Только карточка Павленко.

Серега немного подумал и оживился:

— Будем считать ее корпоративной. Покойнику она уже ни к чему.

Так что мыть посуду досталось мне, а Катька с Серегой отправились в ближайший супермаркет. Они приволокли кучу пакетов с провиантом. Нам бы с Катькой хватило на неделю. Нет, не надо нам в хозяйстве такого. Не прокормим. А кофе по утрам я и сама варить могу. Однако не торопятся у нас карточку отобрать! Я думала, что ее заблокируют как-нибудь, ан нет!


Пацаны уселись смотреть телевизор, а мы остались возиться с очередной едой.

— Как думаешь, Мань, с какими новостями Шар едет?

— Не знаю. Может, нашли все же джип. Хотя вряд ли они сами ныряли, а водолаза в город отправили. Но раз едут, значит, с каким-то результатом.

— А мы им, интересно, зачем? Господи, скорее бы все закончилось! Так хочется вернуться к прежней, спокойной жизни!

Вот до прежней, спокойной жизни на тот момент было еще очень и очень далеко, но мы все же надеялись.


В два часа нас привезли в уже знакомый нам офис «Строймастера» и сразу отвели к Бориславу. Пацаны снова остались в приемной заигрывать с секретаршей, а мы обнаружили в кабинете все ту же картину: шеф — за столом, а Евгений Иванович — в белом кресле. Последний выглядел сердитым и усталым, но ботинки начистить не забыл. На нас он взглянул очень хмуро. Ему явно не хотелось иметь с нами дел, но ничего не поделаешь — приходится.

— Вот что, девушки, — начал он, когда мы уселись на «наш» диван. — Мы с майором перевернули за это время все автобазы того района и, опираясь на ваши описания, вычислили трех водил-дальнобойщиков. Мы их прихватили с собой (ни черта себе оперативность!), и сейчас Марина должна внимательно на них посмотреть и постараться узнать того, которого видела на мосту.

Вот не было печали! Как же его узнать-то? Я его видела издалека, плюс дорожная пыль, плюс мое тогдашнее состояние. Я было открыла рот, чтобы возразить, но посмотрела на Шара и чего-то передумала.

— Я попробую, — промямлила я. — А добровольно никто из них не признался?

Начальник охраны отрицательно помотал головой, а Бронислав (Борислав, Славборис… Владленович, в общем) нажал кнопочку на селекторе и отдал короткое распоряжение.


Буквально через две минуты дверь в кабинет открылась, и гуськом втянулись три парня, очень-очень растерянные с виду. Сопровождали их два амбала в черном, сильно похожие на Димыча и Серегу, но не они. Клонируют здесь таких, что ли?

Процессия выстроилась в ряд у стены. Я старательно вглядывалась в дальнобойщиков. Черт его знает! Все трое плечистые, темненькие. Вот незадача, как быть-то? И тут один из них посмотрел мне прямо в глаза, и в его взгляде явно читалось: «Не выдавай!»

— Похоже, этот, — тут же сдала я. Только бы не наговорить на парня зря. — Но со стопроцентной уверенностью сказать не могу.

Однако я, видимо, не ошиблась, потому что парень заморгал глазами и почти заплакал.

— Ну? — только и сказал Иваныч, но стало страшно. Причем всем. Вот умеет он это — страху нагнать.

— Я не увидел его! — взвизгнул дальнобойщик почти фальцетом. — Он сразу за поворотом неудачно так стоял, я вылетел, а тут он…

— Кто «он»?

— Ну, мужик этот, в джипе.

Шар немного помолчал, но я, как самая умная, уже догадалась — парень сдал себя с потрохами.

— А откуда знаешь? — Иваныч говорил тихо-тихо. Лично у меня по коже побежали мурашки. — Откуда знаешь, что там мужик сидел? А не баба? Или сладкая парочка какая? Ты ж не видел ничего. Ударил машину, она и уплыла по течению, а?

Дальнобойщик взвыл и… заплакал. Фу, мы с Катькой и то не ревели, когда страшно было.

— Так, — распорядился Владленович, обращаясь к охранникам. — Оставляем его. А этим двоим дайте по сотке баксов, пусть назад едут. Не держите зла, ребята, — такое дело.

Ребята зла не держали. Во-первых, им явно полегчало. Во-вторых, сотка баксов-то не лишняя! Может, и нам при расставании дадут?

Между всхлипываниями и соплями в салфетку удалось выяснить, что дальнобойщика зовут Женя. Мужики морщились. Мы с Катькой тоже. Здоровый вроде парень. Наш ровесник примерно. А в руках себя совсем не умеет держать!

Наконец, Женя успокоился. Высморкался в последний раз и обратил красные от слез глаза на Евгения Ивановича. Как верный пес.

— Колись, — сделал Иваныч свое стандартное предложение.

Женя судорожно кивнул и пошел колоться. По полной. Как мы вчера.

— Ну, ударил я этот джип, он упал. Я еще вышел, глянул. Нет, ничем не поможешь! Ну, не по себе стало. Уехал. Всю ночь не спал! Я ведь тогда и не знал, был в нем кто или нет. Утром вернулся, нырнул. Джип на дне Ракушки стоит, там — мужик. Мертвый, естественно…

Женя примолк и снова подозрительно засопел.

— Ну? — подбодрил его Шар и не удержался: — Только без соплей!

Женя как будто разозлился даже:

— Ну! Я домой вернулся, брату всю ситуацию обрисовал. А он и говорит: «Что было, то было. Водитель в джипе все равно мертвый. А машину — жалко. Чё ей пропадать?»

В общем, у брата грузовичок с краном есть. Мы в сумерках и поехали.

Джип из реки выдернули, труп закопали поблизости, а машину во двор к себе увезли, у нас частный дом. Там быстренько на основные детали разобрали и наутро в город свезли. Полторы штуки баксов выручили, в общем.

Женя стыдливо примолк, а Иваныч присвистнул:

— Хорошая у нас компания! Девицы на карточку покойного жируют, а мальчишки тоже недалеко ушли. Ну хоть, спасибо, закопали. Христьяне сраные!

Женя опять пустил слезу. Мы с Катькой держались. Но из последнего. А Женя хлюпал уже всерьез:

— У нас мамка больная. Восьмой год лежит! Мы с братом только и успеваем горшки из-под нее таскать. Невест в дом привести не можем. А денег знаете сколько надо! На врачей, на нянек, на лекарства. Жизни нет!

Мы с Катькой, конечно, прониклись, а вот Иваныч, видимо, нет.

— Моя мама двенадцать лет лежала, — жестко сказал он. — Но я мародерством не занимался!

Не знаю, как другим, но мне снова стало стыдно. Пауза висела минуты две.


— Борислав Владленович. — Евгений Иванович явно устал, поэтому торопил с решением.

— Надо выкапывать, — с грустью резюмировал зам.

— Понял. — Энтузиазм в голосе начальника охраны отсутствовал начисто. Но он не спорил. — Беру этого Женю, и едем на раскопки.

— Девчонки? — уточнил Борислав так, будто нас рядом и не было.

— Девчонок — в дом. С пацанами. Пока не закончим дело, пусть будут под приглядом.

Мы чуть не взвыли. Но возражать не стали. И сопли пускать, кстати, тоже!

Понурые вышли из кабинета. Серега с Димычем молча присоединились к нам. Спасибо, хоть не болтливые!


В общем, первым делом дома занялись ужином (подозреваю, не последним). Если честно, то я жутко устала. От хлопот. От проблем. От чужих людей. Но выбора не было.

Пацаны с удовольствием откушали, после чего мы оставили их наедине с остатками провианта и уединились в Катькиной комнате.

— Мань, когда уже финиш? — задала Катька бессмысленный вопрос.

Я только вздохнула в ответ:

— Надеюсь, что завтра.

Мы улеглись. Катька пялилась в телевизор и щелкала пультом, а я уснула на редкость быстро и крепко.

Снились мне пацаны, еще Борислав и Иваныч. Как будто они мучили меня вопросами, сидели при этом за столом, пили и закусывали. Я рвалась позвонить в милицию, но почему-то не могла. А они веселились и уже было начали распускать лапы, когда к нам ворвались три тетки с пистолетами в руках. «Налоговая полиция!» — выкрикнули они, целясь в обидчиков. Но я-то сразу их узнала: и Гурченко, и Купченко, и Ахеджакову! «Старые клячи» на подмогу прибыли, короче. Да справненькие такие! В коротких собольих шубках, стройные ножки гладкими черными колготками обтянуты! Я даже загордилась, что у меня подружки такие есть! Красивые и смелые.

На том и проснулась. В хорошем настроении после сна. Из кухни зазывно пахло кофе и жареным хлебом. Не пацаны, а роботы, блин! Особенно когда дело касается еды.

Набросив халат, я вышла из комнаты и двинулась на запах кофе. В кухне вся компания была в сборе. Димыч в кокетливом Катькином фартучке колдовал у плиты. Жарил оладушки. Серега делал обыск в холодильнике, попутно подкидывая себе что-то в рот. Катька сидела за столом с большой кружкой в руках.

— Опять едите, вчера ж ели! — констатировала я.

— Ага. Чем шире наши морды, тем теснее наши ряды, — поддержала меня подруга.

Я присела рядом. И очень быстро втянулась в общий процесс питания.


Дальше день тянулся тоскливо. За окном заморосило и как-то ясно ощутилась осень. Димыч и Серега не вылазили из кухни, гоняли чаи. Может, конечно, им и хотелось чего покрепче, тем не менее они не расслаблялись. Служба есть служба. Катька вдруг углубилась в журнал «Главный бухгалтер» и на разговоры особо не велась. Я пыталась занять себя то чтением, то телевизором, но мысли все время крутились вокруг Павленко и его смерти.

Часов в девять вечера раздался звонок телефона. Мы все дружно вывалились в прихожую. Трубку сняла я:

— Алло!

Звонил Евгений Иванович. Голос у него был довольно жестким.

— Марина! Тут такое дело. Вам завтра надо будет подъехать в одно место. Не очень, конечно, приятно это, но надо бы опознать.

— Кого опознать? — Мне как-то сразу занехорошело. Катька рядом тоже напряглась.

— Тело, — коротко ответил Бильярдный Шар и тут же велел передать трубку Димычу.

Разговор у них был коротким. Димыч трубку положил, посмотрел на меня и развел руками. Дескать, надо — значит, надо.

После этого все опять разбрелись по своим углам. Мы с Катькой с ногами забрались на ее диванчик. Перспектива опознания извлеченного из земли тела не внушала оптимизма.

Мы вяло обменивались соображениями и вскоре улеглись спать. Если, конечно, можно назвать сном то обморочное состояние, в котором мы находились.


Утром поднялись рано, собрались быстро. Мальчишки даже поели наскоро, а мы о еде и думать не могли. Словом, в полдевятого утра нас подвезли к одноэтажному строению, находящемуся на окраине территории городской больницы. Морг, значит.

Мы по очереди выбрались из микроавтобуса. Наши охранники с явным сочувствием поглядывали на нас. Мы с Катькой были похожи на двух лабораторных мышат. В том смысле, что такие же белые.

Дверь строения открылась, и нам навстречу вышел Евгений Иваныч и с ним еще какой-то мужик в голубом халате, наброшенном на мундирчик не то железнодорожника, не то авиатора — я в волнении не разглядела (позднее выяснилось, что прокурора).

Бильярдный Шар был насуплен и мрачен. Глянув на нас, сухо произнес:

— В обмороки падать не вздумайте, накажу. Сейчас пройдете в зал, посмотрите и скажете, тот ли это человек, которого вы в джипе на мосту видели. А потом будете свободны. Все ясно?

Да уж куда яснее. Мы с Катькой посмотрели друг на друга, разом набрали в грудь воздуха и, как в воду, шагнули в дверь.

На всю жизнь запомню этот запах. Запах формалина и нежизни. Господи, как не хотелось смотреть на то, на что требовалось посмотреть! Мрачная толстая тетка подвела нас к столу, на котором лежало тело, накрытое серой тканью. Сзади подошел тот — «не то железнодорожник, не то авиатор, а как выяснилось, прокурор». Тетка откинула ткань, мы с Катькой охнули и закрыли ладошками лица. «Не то железнодорожник, не то авиатор» подхватил нас под руки и вывел на улицу. Там на лавочке перед глазами у меня поплыл белый туман, потом была какая-то суета, потом запах нашатыря, потом голос Шара: «Ну, девки, мороки с вами!», потом белое Катькино лицо, глядящее на меня как будто с небес.

Наконец, постепенно в голове стали складываться какие-то картинки, в нос проникли запахи, в уши — звуки. Я пришла в себя.

Мы посидели какое-то время молча. Шар нас не торопил, сидел напротив, ждал. Наконец, прокурор (он же — «не то железнодорожник») спросил:

— Ну, что скажете?

Катька сморщилась, как от кислоты, но ответила:

— Да, по-моему, это он, Павленко.

— Павленко? — спросил прокурор. — А почему вы так думаете?

— Как почему? Документы у него были, карточка банковская.

— Я не фамилию его спрашиваю. Я спрашиваю: тот ли это человек, которого вы видели мертвым в кабине джипа?

— Ну да. Вроде он. Хотя мы его не долго видели, да и был он в большей сохранности, если можно так сказать.

— Хорошо, подпишите эти бумаги, — он ткнул пальцем в строчки, — вот тут, еще вот тут. Вот и отлично, у меня к вам, барышни, вопросов больше нет. Пока нет.

Не очень-то обнадеживающе это звучало, но нам все-таки стало полегче. Прокурор папочку собрал, с Иванычем за руку попрощался и к машине направился. А мы остались на лавке. Шар курил и поглядывал в небо. А мы с Катькой постепенно отходить стали, в смысле — восстанавливаться. Оттого и вопросы задавать начали. Я поинтересовалась: отчего наше опознание потребовалось, ведь Иваныч и сам мог бы это сделать, чего ж над нами измываться-то? Или он боится не узнать своего шефа?

Шар сигаретку притушил и аккуратненько окурок в банку, что вместо урны под деревом была пристроена, опустил.

— Да в том-то и дело, что не Павленко это.

Мы вытаращили на него глаза:

— Не Павленко?! А кто же?

— По всему выходит, что это Бойцов Андрей Романович.

— Бойцов?!! Бывший компаньон, а потом и первый конкурент вашего Павленко?

Шар поднял на нас глаза и пристально посмотрел.

— Ого, девоньки, а вы неплохо осведомлены!

Катька вяло отмахнулась от его взгляда:

— Это я про Павленко справки наводила, а заодно и про Бойцова узнала. Что они где-то в одно время пропали, и никто ничего ни про одного из них не знал. Только где же тогда ваш шеф, если этот из джипа — не он? И как у него документы Павленко оказались?

Но Шар на наши вопросы отвечать не стремился. Наоборот, наша осведомленность о существовании Бойцова его явно насторожила. А мы оправдываться и не собирались. Не за что…


Вскорости все опять забрались в микроавтобус и нас повезли домой. Ехали молча. Молчали Димыч с Серегой, молчали мы с Катькой. Я смотрела в окно: улицы родного города были залиты янтарным светом золотой осени. Через стекло ощущалось тепло сентябрьского дня.

Самый замечательный сезон! Воздух чистый и прозрачный, небо бездонное, синее. Еще жарко на солнце, но ветерок доносит тонкий, изысканный холодок. Городские клумбы полыхают осенними цветами, народ на улицах — в полукурортно-полуделовом настроении. Говорят, когда-то в шестидесятых к нам Хрущев приезжал вот в такой же сезон. Приморский сентябрь во всей красе стоял. А тогдашнее краевое руководство для горожан надбавки к зарплатам у вождя добивалось. За отдаленность и тяжелые климатические условия. Хрущев же, как глянул на нашу осень, так и послал всех по матушке. Дескать, у вас тут Сочи и Сан-Франциско, а вы надбавки выхариваете. И зарубил проект о дополнительном коэффициенте. А что у нас зима сырая и ветреная пять месяцев в году длится — учитывать не стал.

Хотя все меняется, и климат тоже. Сейчас и зимы другие. Со снегом и без ветра.

Я зиму не люблю.

Тут как-то само собой припомнилось, что мы с Катькой без сапог остались. Не купили на Павленковы деньги. Летом-то не сезон на зимнюю обувь. Хорошо, хоть шубками запаслись. И представила я нас: на Катьке шубка беленькая, на мне курточка леопардовая, и обе мы в кроссовочках на теплый носок. Представила и захихикала.

Катька обернулась ко мне:

— Что смешного-то?

Я отмахнулась. И правда, ничего смешного. Наряды-то небось тоже сдать придется, как и «прадик».


Нас подвезли к подъезду, мы выбрались из автобуса. Димыч с Серегой следом. Однако в квартиру с нами не пошли.

— Ну что, девчонки, прощаемся. Иваныч охрану снял. Так что теперь некому вам на кухне помогать.

— Ничего, — сказала Катька, — продукты целее будут.

— Ладно вам, не жмотьтесь. Да, еще вот что, Иваныч велел у вас карточку взять. Сказал, вы знаете.

Мы с Катькой посмотрели друг на друга. Потом она нехотя полезла в сумку.

— А что еще забрать велел Иваныч?

Димыч пожал плечами:

— Да вроде и все. Ни про что другое не говорил.

Катька протянула ему банковскую карточку Павленко.

— Держи. Скажи Иванычу, что мы сожалеем.

О чем именно мы сожалеем, Катька не уточнила. То ли о том, что в джипе не Павленко оказался, то ли что мы его денежки попользовали, то ли что пришлось с карточкой проститься. Да я и сама бы затруднилась уточнить.

Наши бывшие охранники потоптались на месте, потом руки протянули — прощаться.

— Вы, девки, если что, обращайтесь. Мы всегда на помощь готовы. В нерабочее время.

Мы покивали. Пацаны в автобус загрузились и поехали. Глядя им в след, Катька грустно проныла:

— Прощай, дорогая карточка, здравствуй, экономия и бережливость! Хорошо, хоть шмотки оставили.

Мы поплелись в квартиру.


Два следующих дня прошли в пережевывании последних событий. Причем наиболее остро обсуждалась нами проблема финансового краха.

— Видишь, как я права была, оставив наш «спринтер», — с полной уверенностью, что именно так и было, изрекла Катька.

— А я думала, это я такая предусмотрительная, — вздохнула я.

— А не мешало бы нам его проведать. Иначе как передвигаться собираемся?

Мы быстро подхватились и поехали на стоянку, где оставили Катькин автомобиль. Добрались довольно скоро, автобусы днем почти пустые, да и пробок в это время не бывает.

Наш «боевой брат» стоял в дальнем углу стоянки весьма запыленный. Я села на пассажирское место, Катька плюхнулась за водителя. После нескольких попыток машина завелась, из колонок зазвучали голоса ведущих «Авторадио». Мы сидели, примолкнув. Кажется, что прошло сто лет с того момента, как мы оставили тут машину, пересев в серебристый «прадик» (ах, милый, умный, дорогой Пусик!). И вот все вернулось на круги своя. И не понять, чего жаль, а чего и вспоминать не хочется.

Дабы развеять грусть, я полезла в бардачок за тряпочкой — протереть запылившуюся панель. Шаря в нем, моя рука нащупала что-то твердое. Я извлекла это «что-то» на свет, и мы с удивлением узнали в нем сотовый телефон Павленко. Точнее, теперь уже неясно — то ли Павленко, то ли Бойцова. Короче — трупа. Он остался у меня в руках, когда я пыталась ответить на звонок тогда, на мосту, рядом с мертвецом. А потом бросила его в бардачок и в свете всех перипетий забыла о нем.

— Ну вот, — сказала Катька, — последний подарок от Павленко-Бойцова. Надеюсь, нет необходимости и его возвращать Иванычу? Мы с тобой хоть и при новых сотиках, но этот вообще крутизна — наладонник, совместим с компом! Жаль, зарядки нет.

Я посмотрела разъем. Похоже, что такой же, как у моего телефона. Ладно, дома проверим.

— Может, там еще что-нибудь осталось от прошлой жизни?

Я принялась шарить в бардачке: носовой платок, расческа, пачка влажных салфеток, страховка. А это что?

— Ха! Смотри, ключи! Запасные от Пусика.

— А как они там оказались?

— Видать, когда мы на «спринтере» ездили забирать джип после установки сигнализации, вторую пару ключей сюда закинули. Вот сейчас — память осталась.

Я приложила ключи к щеке:

— Миленький Пусик-прадусик! Как ты сейчас?

— Он без нас явно не бедствует, — изрекла Катька, а я сунула ключи в карман джинсов. Надо при случае отдать Шару.


Мы тронулись с места, помахали ручкой дядьке на шлагбауме и покатили домой.


Дома, открыв дверь, мы услышали трели домашнего телефона. Пока Катька закрывалась, я взяла трубку.

— Алло! Марлина? — Голос с явно выраженным китайским акцентом. — Ни хао!

Тут в трубке что-то пискнуло, и абонент отключился. Я не стала ждать повторного звонка, набрала сама высветившийся номер.

— Де Шень, здравствуйте, рада вас слышать! Вы откуда говорите, из Москвы или уже из дома?

— Я во Владивостоке. И мне хотется с вами встрлетиться, Марлина. Если вы не прлотив, то давайте встрлетиться завтрла.

— Хорошо, конечно, давайте встретимся! А в котором часу?

— У меня завтрла еще есть встрлечи, лутче будет вам мне перлезвонить после пяти часов, и мы договорлимся. У вас же есть мой номер. О’кей?

— О’кей, — повторила я. И Де Шень повесил трубку.

— Никак китайский товарищ прорезался? — Катька села рядом со мной на тумбочку в прихожей. — Может, все-таки гонораром поделится?

— Ага! Потом догонит и еще раз поделится!

— А может, еще перевод какой подкинет? Нам деньги нужны!

— А может, иск предъявить надумал за самоуправство?

Вздохнув, я направилась в комнату. Тут мой взгляд натолкнулся на вазочку, стоявшую на столе. Из нее торчали концы телефонной зарядки.

— Давай лучше проверим, подойдет ли моя зарядка к бойцовскому телефону!

Катька достала мобильник из сумочки и протянула мне. Шнур подошел, как родной.

Я вставила другой конец провода в розетку. Дисплейчик ожил, замигал, пошел поиск сети.

Катька взяла в руки аппарат и принялась изучать кнопки, а я двинула на кухню. И тут за моей спиной вдруг разлилась незнакомая мелодия звонка. От неожиданности я крутанулась на сто восемьдесят. Замерев и выпучив глаза, мы с Катькой смотрели на мобильник Бойцова, который заливался вовсю. Катька в растерянности нажала кнопку ответа.

— Алло! — пискнула она в трубку. А я, вытянув шею, приблизила к ней свое ухо.

— Алло! — Голос был мужским и вполне интеллигентным. — Я говорю с Мариной или с Катериной?

Тут наши физиономии окончательно сползли на грудь.

— С-с Ка-катей! — заикаясь, проблеяла Катька.

— С Какатей? Вот и отлично. Это вас из милиции беспокоят. Капитан Трубников. Я бы хотел уточнить у вас некоторые обстоятельства. Мы сможем с вами сейчас увидеться?

Мы посмотрели друг на друга. Я пожала плечами.

— С-со мной? — Катька продолжала заикаться. Да и у меня язык как примерз к зубам.

— С вами и с вашей подругой. Она рядом с вами?

Катька кивнула. Как будто бы ее абонент мог это видеть. Но он продолжал:

— Будьте добры, подскажите, как к вам подъехать?

Глядя на меня по-прежнему вытаращенными глазами, подруга продиктовала наш адрес, и капитан отключился.

— Ну и ну! Прям мистика какая-то. Не успели телефон подключить, как он тут же нас нашел. И почему нас ищут по телефону покойника? — не совсем вразумительно, но для меня понятно изрекла Катька.

— А о чем он будет с нами говорить?

— Да все о том же, о джипе и о трупе, наверное. Вот влипли-то мы, теперь заколебемся показания давать да протоколы подписывать!

Я обвела глазами комнату. Сейчас человек придет, а у нас беспорядок.

— Ты, Кать, немного хоть порядок наведи, а я пойду кофе сварю, все-таки гостя ждем.

Гость ждать себя не заставил. Звонок в прихожей раздался буквально через десять минут. Капитан, видать, реактивный. Я бросилась открывать дверь. Лучше бы я этого не делала.


Я открыла, и в квартиру сразу ввалились три крепких парня. Я не успела и звука издать, как один из них закрыл мне ладонью рот и втолкнул в комнату. И меня, и Катьку плюхнули на диван. Один из «гостей» ногой пододвинул под себя стул и сел напротив нас.

— Так, так. Ну и кто же из вас кто? Кто тут Ка-катя, а кто Мармарина?

Мы молчали.

— Ну и не важно, — согласился гость. — Значит, так, вы мне возвращаете диск, а я обещаю вас не трогать.

Мы с Катькой переглянулись в полном недоумении. О чем он?

— О чем вы? Какой диск?

— Вот этого не надо! — Голос гостя стал жестким. И взгляд тоже стал жестким. И вообще от него веяло каким-то холодом. Но я в тот момент от растерянности и недоумения даже и не разглядывала наших визитеров. Я их сразу стала бояться. Сильно.

Они не походили на Евгения Ивановича с Димычем и Серегой. Они были другие. Я не понимала, в чем отличие. Да и думать о том в такой момент возможности не было. Но что они другие, поняла. У них не было взгляда. То есть глаза у них, конечно, были. Но они смотрели как-то мимо, как иллюминаторы у парохода. За твой взгляд не цепляясь, на него не отвечая.

— Короче, диск сюда, и живо!

— Какой диск? Вы кто такие?! — выкрикнула Катька и тут же схватилась рукой за лицо. Из-под ее ладони на колени закапали капли крови.

— Вы мне дуру не гоните, урою! — Парень вытер о скатерть свой кулак. — Где диск Бойцова?

Катька безуспешно пыталась остановить кровь, текущую из разбитой губы, и справиться со слезами. Сквозь сдерживаемые рыдания она всхлипывала: «Мы не знаем, мы не знаем, мы не знаем…» Мне стало страшно, что он ее еще раз ударит, и я поторопилась ответить:

— Мы не видели в машине никакого диска, мы ничего не брали.

— Не брали! А телефон у вас откуда? Может, Боец вам его сам подарил перед кончиной?

— Я по его телефону ответить хотела. Ну, сказать, что случилось. А потом трейлер машину с моста скинул. Телефон у меня и остался. Мы про него только сегодня вспомнили. А тут капитан из милиции позвонил, сказал, что сейчас подъедет.

Конечно, это была детская попытка запугать милицией наших непрошеных гостей. До меня не сразу дошло, что тот, кто назвался капитаном Трубниковым, был из их же команды. Но постепенно стало доходить. Господи, зачем мы взяли из бардачка эту трубу? Лучше б забыли ее где-нибудь.

Гость встал со стула, глянул на нас пустыми глазами и вышел в кухню. Там стал с кем-то говорить по мобильному. Говорил не долго, а вернувшись, отдал распоряжение сотоварищам:

— Телок за жабры и — в машину. Поедем.

Те подхватили нас под мышки и вывели из квартиры. По лестнице спускались бегом. Я молила Бога, чтоб кто-нибудь из жильцов нас увидел. Может, милицию бы вызвали. Но подъезд был пуст. На улице стоял темно-серый «крузак» с тонированными стеклами. Нас впихнули в него на заднее сиденье, рядом сели наши конвоиры. Тот, что разбил Катьке губу, — рядом с водилой.

Машина резво взяла с места, и нас повезли…


На этот раз все было мало похоже на наше путешествие в микрике с Шаром и его ребятами. Я как-то сразу поняла, что это страшнее и безысходнее. Опустила глаза на Катькины руки. Они были сжаты в кулачки, на которых виднелись следы размазанной крови. Повернуться к ней и посмотреть в лицо не получалось — слева меня буквально вжимал в сиденье конвоир.

Машина направлялась к выезду из города. Если так, то впереди как минимум два поста милиции. Может, остановят и у нас будет шанс?.. Но джип, практически не сбавляя скорости, пролетел и гаишников, и КП. Никто и не подумал его тормознуть. Водитель, похоже, начхал на правила дорожного движения. Он смело выходил на встречную, подрезал на поворотах, а попадающиеся гаишники как бы этого не замечали.

На станции Угловой машина сошла с трассы вправо и почти на той же скорости помчалась по грунтовой дороге мимо частных домов, построек советских времен, потом въехала в ворота не то автобазы, не то складов. Там нас так же резво извлекли из нее и почти бегом доставили в неказистое двухэтажное строение с белеными стенами.

В помещении пахло сыростью и ветхостью. И нашим страхом.

Нас по очереди впихнули в комнату. Наверное, когда-то это была контора или кабинет какого-нибудь начальника отдела кадров на автобазе. Сейчас в ней стоял обшарпанный стол, а по периметру — такие же стулья. За столом сидел человек. Ни молодой, ни старый.

Мне он показался смутно знакомым.

Мы с Катькой были поставлены перед ним. «Как партизанки на допросе», — мелькнула мысль.

Человек молча разглядывал нас. Потом он заговорил:

— Долго рассусоливать не будем. Мне нужен компьютерный диск, который был у Бойцова в то время, когда вы его нашли мертвым. За несколько минут до сердечного приступа он позвонил мне и доложил, что диск у него. Вскорости, перезвонив ему, я услышал в трубке женский голос. А еще через некоторое время его телефон отключился.

Вчера мне стало известно, что он умер, а две барышни прихватили из машины его борсетку. Я предположил, что и телефон также был прихвачен ими. Стоило набрать его номер, как вы тут же и ответили. Борсетку взяли, трубу взяли. Следовательно, и диск также у вас. Он мне нужен немедленно.

— Мы не брали! Не было там никакого диска! И телефон у нас случайно оказался! А борсетку мы взяли, чтоб в милицию документы отдать, а тут трейлер! Мы не знаем про диск! Может, он в реку с машиной упал? — наперебой закричали мы с Катькой.

Мужчина пару минут слушал наши крики, потом хлопнул ладонью по столу. Мы, как по команде, заткнулись. А в двери показалась физиономия того, который ударил Катьку.

Мужчина сделал ему какой-то знак и вышел из комнаты. Гость подошел к нам и встал напротив. Его лицо по-прежнему ничего не выражало, и глаза глядели иллюминаторами. Он цыкнул зубом и коротким движением ударил под дых сначала Катьку и следом — меня. Катька, согнувшись пополам, упала. Я, схватившись за живот, пыталась вдохнуть. Только воздух никак не хотел втягиваться в мои легкие. Я хватала его ртом, как рыба, а вдох не получался. Глаза заволокло слезами. Я пыталась посмотреть на своего обидчика, а он спокойно стоял напротив нас. Наконец мои легкие в судорожном рывке втянули в себя воздух, и я закашлялась. Катька, сидя на полу, тоже зашлась в кашле.

— Ну ты и гад! — сказала она, когда смогла говорить. — Сволочь!

Парень ногой влепил ей удар в голову. Катька вытянулась на полу в ниточку без сознания.

— Не бей! Не бей! Мы вспомним! Мы постараемся! — закричала я каким-то хриплым, чужим голосом.

Гость пожал плечами и вышел, а я бросилась к Катьке. Лицо ее было бледным, по лбу бежала кровь. Я схватила ее руку, пытаясь нащупать пульс. Ничего не получалось. А может, это пульса нет?

— Катя! Катенька! — Я приложила ухо к ее груди. И тут уловила стук сердца. Жива!

Я постаралась приподнять ее голову, положить себе на колени. Краем футболки обтерла кровь с лица.

Тут в комнату вернулся мужчина, и опять я почувствовала, что откуда-то его знаю, по крайней мере, видела раньше.

— Готовы вспомнить?

— Я расскажу все, что произошло на мосту.

— Давай, послушаю.

— Но сначала дайте воды! Ваш друг чуть не убил Катю!

— Если ты не начнешь говорить, он прикончит вас обеих.

Катька, застонав, открыла глаза. Взгляд ее был совершенно отрешенным, она явно не реагировала на происходящее.

Мужчина достал откуда-то из-под стола бутылку минералки и подал мне. Налив воды в ладонь, я обтерла ею Катино лицо, потом поднесла к ее губам горлышко. Сделав несколько глотков, она стала приходить в себя.

— Я слушаю! — Мужчина сел за стол.

Я стала рассказывать ему все, что знала. Про трейлер, про документы Павленко, про Бильярдного Шара, про водилу, доставшего с братом джип из реки. В этом месте мужчина поднялся со стула и стал ходить вдоль стола. Молча.

Когда я закончила опознанием трупа Бойцова, он вышел из комнаты. Так же — молча.

Катька подняла голову с моих колен и, постанывая, села рядом со мной.

— Как ты, Катюня?

— В голове моей ночь! — простонала она и замолчала. Я попыталась ее еще попоить, но она только отклонилась от меня.

Тут вернулся мужчина:

— Значит, так! Водилу с трейлера опознать сможете?

Я кивнула. Не впервой.

— Посидите у нас, пока его привезут, — сказал и вышел.

Зато вошли наши гости. Один подхватил под руки Катьку, другой сжал мое запястье, и так нас доставили в комнатенку по соседству. В ней было темновато, поскольку окна были заколочены то ли досками, то ли фанерой. Нас оставили в ней, заперев дверь на ключ.

Комната была абсолютна пустая. Пришлось устроиться на полу. Из его щелей воняло сыростью. Сквозь заколоченные окна едва проникал свет. Да и на улице уже темнело. Скоро обещала наступить полная тьма.

— Марин! Что же делать-то будем?

— Не знаю. Пока, по-видимому, будем ждать встречи с нашим другом-дальнобойщиком. Эти вряд ли станут слушать про его парализованную маму, вытрясут и диск, и все, что им надо. Если, конечно, диск у него.

Мы помолчали. Вдруг Катька вымолвила:

— А ведь они нас не выпустят!

— Почему не выпустят?

— Не выпустят. Убьют. И трейлерщика, даже если он отдаст им диск, убьют.

У меня холодом схватило внизу живота.

— Что ты несешь! Зачем им нас убивать?

— Ты разве не узнала этого мужика?

И тут меня озарило. Это же наш вице-мэр! Который так хорошо про культуру говорил на презентации дешеневской книги! О котором в городе ходят разные нелестные слухи. Вот почему так лихо домчал нас сюда темно-серый джип, номера-то администрации, гаишникам нет резона его тормозить, Но, коль он так, не прячась, в открытую ведет себя с нами по-бандитски, следовательно, полагает, что мы никому никогда об этом не расскажем? Значит, права подружка — убьют нас?

Мне стало совсем плохо. В туалет захотелось. Я села на пол рядом с Катькой. Потянулось время мрачных ожиданий. За окном совсем стемнело, и в комнате наступила кромешная темнота.

Но надо же попытаться что-то сделать! Я поднялась на ноги, подошла к окну. На ощупь определила, что окно заколочено фанерой снаружи. Попыталась надавить на нее.

Фанера слегка прогнулась, но не поддалась. Я перешла к другому окну — то же самое. Вот если б отжать ее немного и попытаться раскачать гвозди! И тут в памяти всплыл ключ от «прадика».

Милый, милый Пусик!

Я извлекла ключ из кармана и попыталась нащупать им какую-нибудь щель между фанерой и рамой.

— Марин! Ты чего там шебуршишь? — слабым голоском спросила Катька.

— Пытаюсь организовать наш побег.

— Ты думаешь, это возможно?

— В конце концов, я этого яростно хочу! А эта хибара — не цитадель. Значит, все может быть.

— Я не смогу бежать, у меня голова кружится и нога болит.

— Хочешь жить — сможешь!

На этих словах ключ вошел в щель. Я стала подводить его к гвоздю. По мере этого он продвигался все труднее. Мне удалось его максимально придвинуть, и я стала потихоньку отжимать им фанеру от гвоздя. Со второй попытки фанера поддалась. Я раскачивала ее, опасаясь зашуметь.

Не сразу, с трудом, но я отодвинула фанеру на ширину ладони. Еще через полчаса — окно было открыто. В комнату влился свежий ночной воздух.

— Кать! Пошли!

Катька, охая, поднялась с пола и подковыляла ко мне.

— А хромаешь почему?

— Ногу подвернула, когда по подъезду нас волокли. Но к тому же голова у меня кружится ужасно и тошнит очень.

— Но идти-то ты сможешь? А то ведь и правда убьют!

— Буду пытаться. А высоко тут?

— Насколько помню — второй этаж.

Тут Катька стала оседать на колени, послышалось бульканье. Ее рвало.

— Водички бы! — Голос ее шелестел, как трава. Я не знала, чем помочь. В растерянности нащупала ее голову, погладила.

— Катюня, надо постараться!

— Не смогу я, Мариша! Мне так плохо! А тебе надо бежать. Если все у тебя получится — приведешь сюда помощь. Если ты убежишь, они побоятся меня одну убить, будут тебя искать. А ты, знаешь что, в милицию не ходи! У этого вицика там наверняка свои стукачи есть, тебя караулить будут. Лучше к Бильярдному Шару беги. Он мужик нормальный, да и подручных имеет и связи с ментами и прокуратурой. Он сможет помочь. Беги, Марина! Ради нас обеих.

В Катькиных словах был резон.

Я поцеловала ее в щеку. В этот момент я как-то остро ощутила, что ближе ее у меня в этой жизни никого нет. Ни отец, ни брат, ни даже бабушка, живущие в Дальнереченске, не смогли бы заменить мне Катьку. И сейчас мне придется оставить ее одну здесь, в этой вонючей комнате, беспомощную и испуганную. Но чем быстрее я выберусь отсюда, тем скорее смогу привести помощь.

Я подошла к окну, встала коленкой на узкий подоконник, перелезла на другую сторону.

Ногой нащупала какую-то приступочку. Ну а дальше-то что?

Катька, подобравшись к окну, следила за моими маневрами. Ничего другого, как прыгнуть вниз, мне не оставалось. И я прыгнула! «Господи, спаси и сохрани!» Как вдруг ясно осознались эти слова! Я даже не стала думать о том, что может находиться под окнами и на что я могу напороться.

А напороться я могла хотя бы на пустые деревянные ящики. Только этого не случилось. Я упала на корточки в траву, а ящики увидела чуточку позднее. Мимо них я пролетела буквально в полуметре. Бог милостив.

— Все нормально! — шепнула я вверх, надеясь, что подруга услышит. — Спасибо. — А это уже Господу.


Сидя на корточках, я стала осматриваться. Луны на небе не было, зато звезд! Оттого и разглядеть вокруг кое-что было возможно. Я находилась позади конторы. Впереди просматривался неширокий проход вдоль глухой стены какого-то строения. Я двинулась туда, стараясь ступать бесшумно. Но в проходе было полно какого-то мусора и камней, ноги то и дело норовили подвернуться.

Тем не менее, крадучись, я добралась до угла дома и осторожно выглянула. Метрах в двадцати от меня из открытой двери склада тек свет. Он освещал припаркованную рядом с дверью машину. Из склада вышел человек, подошел к машине и положил в багажник коробку. Потом сел в машину, но, видимо что-то вспомнив, вылез опять и скрылся в складе.

Пригибаясь к земле, я побежала к машине. Подбежав, потянула на себя водительскую дверь. Она открылась. Я пошарила рукой — ключей в замке зажигания не было. Сердце мое упало. Но я не отчаялась. Моя голова работала, как не моя. Будто она принадлежала кому-то очень хладнокровному, расчетливому и рискованному. Я протянула руку под водительское сиденье и, нащупав замок багажника, потянула рычажок. Багажная крышка плавно поднялась. На четвереньках я подобралась к багажнику, скользнула в него и потянула крышку на себя. Теперь главное ее не захлопнуть, а держать, чтоб суметь выбраться при удобном случае. Только б мужик не принес еще что-нибудь загрузить в машину!

Было ужасно неудобно, голова моя оказалась за какой-то коробкой, а ноги упирались во что-то мягкое. Лучше б наоборот! Но возможности поменять положение не было.

Я услышала, как завелся мотор и машина плавно тронулась. Проехав немного, мы опять остановились, и я уловила, что водитель весело перекликается с кем-то. Должно быть, охранник на выезде. А через минуту, набрав скорость, машина покатила по дороге, по той самой грунтовке, по которой нас сюда привезли.

Теперь важно уловить момент, чтоб выбраться. Можно, конечно, ехать так до города. Но кто знает, куда направляется машина? Может, совсем в другую сторону? И даже если в город, то где там выпадет удачный момент, чтоб выбраться? Вдруг он прямиком в гараж какой-нибудь приедет? Нет, надо постараться выбраться у поворота на федеральную трассу. Там даже ночью машин хватает, значит, чтоб выехать на нее, водитель должен будет на повороте остановиться. Это и есть мой шанс!

Одной рукой я изо всех сил удерживала крышку багажника, другой пыталась страховать свое лицо от подпрыгивающей на ухабах коробки. Зубы мои были стиснуты, а в голове только «Господи, помоги!».

Через некоторое время я почувствовала, что машина тормозит. Когда она остановилась, я, откинув крышку, выпрыгнула из багажника и, как заяц, заметалась по дороге. Наконец, скатившись в кювет, притаилась. Я слышала шум автодороги и стук своего сердца. А потом различила матерок, хлопок машинной дверцы, звук отъезжающей машины. Наверное, водитель решил, что плохо закрыл багажник при погрузке, захлопнул оставшуюся открытой после моего прыжка крышку и уехал.

Я высунула голову из своего укрытия. Метрах в пяти от меня проносились по ночной трассе автомашины. Теперь передо мной задача номер два — добраться в город. Без денег и в помятом виде. Автобус явно отпадает, тут проходят только междугородние, да и вряд ли какой водитель автобуса станет подбирать пассажира вне остановки. Значит, надо ловить попутку. Что денег нет, признаюсь по прибытии на место.

А куда прибывать будем? Надо в офис Павленко — там вахта круглосуточно. Можно будет оттуда Евгению Ивановичу позвонить и все рассказать. Итак, ловить попутку и не нарваться при этом на какую-нибудь новую неприятность.

Я перебежала на другую сторону дороги и стала махать рукой проезжающим машинам.

Как водитель знаю — ночью при нашем отвратительном освещении дорог увидеть человека можно только в непосредственной близости от машины. Настолько непосредственной, что для человека это грозит реальной опасностью угодить под колеса.

Но если я встану на обочину, то шансов, что кто-то меня увидит и тормознет, нет совсем. И я стала практически выбегать на дорогу перед мчащимися машинами. Хорошо, хоть поток их был довольно скудным. Никто не останавливался.

Я стала впадать в отчаяние, отчего принялась махать руками и кричать еще интенсивнее. И наконец, небо сжалилось. Одна из машин, какая-то смешная, почти квадратная, включив правый поворотник, стала притормаживать и остановилась на обочине метрах в двадцати от меня. Я во весь дух рванула к ней, открыла заднюю дверь и плюхнулась на сиденье.

— В город! — выдохнула я. И с удовольствием отметила, что за рулем — женщина.

— Деньги-то есть? — осведомилась она. — А то у меня не просто так, а «Женское такси».

— Нет. — Я решила признаться сразу. — Денег нет. Но я не выйду!

И заплакала вдруг.

— Да не убивайся так, девонька. — Водительница тронулась с места. — Довезу, не брошу!

Мы немного помолчали, женщина с интересом рассматривала меня в зеркальце заднего вида. Я перестала реветь.

— На вот. — Она протянула мне пачку влажных салфеток. — А то грязь по мордахе размазала.

— Спасибо, — пискнула я и сказала зачем-то:

— Меня Марина зовут.

— Надежда, — представилась она, немного помолчала и взялась рассуждать вслух: — На проститутку ты не похожа. Чего среди ночи по трассе бегаешь? Может, обидел кто?

Я молчала, а Надежда рулила себе по темной трассе.

— Вот сволочи, — ругнулась она, подпрыгнув на дорожной яме. — Я в Новосибирск к родственникам ездила, так там дороги тоже не очень-то, но хоть освещаются прилично. Ночью из аэропорта едешь, а светло как днем! Все эти ямы хотя бы видно. А у нас — Африка! Никому дела нет. Воруют и воруют!

А я опять заревела. Не про дороги, конечно.

— Ну что стряслось-то? — обеспокоилась Надежда. — Ты расскажи. Может, я помочь смогу. Или хоть совет дам.

Слезы полились еще сильнее.

— Уже помогли, — сказала я сквозь всхлипы.

У Надежды зазвонил сотовый.

— Але-але, «Женское такси», — весело ответила она. Пауза. — Не понимаю, — отчаянно сказала она. — Бу тун.

Заслышав «родную» речь, я подала голос:

— Если по-китайски, то я могу перевести.

Женщина передала мне трубку. Я выслушала и перевела:

— Просят завтра, в девять утра, две машины или автобус на восемь человек. Ехать в аэропорт.

— Спроси адрес. Скажи, есть микроавтобус.

Я сказала. По-китайски. Потом перевела ответ:

— Автобус им подойдет. Записывайте адрес.

Надежда притормозила, чтобы записать.

— Какая ты молодец! — похвалила она. — Китайцы часто заказывают, но нам трудно объясняться. Может, пойдешь к нам диспетчером?

— Я подумаю, — пообещала и дала Надежде свой номер телефона.


Тем временем мы подъехали к лестнице, ведущей в «Строймастер».

— Солидно, — оценила Надежда офис фирмы. — А отсюда ты как?

— Не знаю, — честно призналась я и неуверенно предположила: — Может, довезут домой.

— А может, и не довезут.

— Может, — вздохнула я и выбралась из машины.

Передо мной вверх тянулась широкая, хорошо освещенная лестница. В городе ее в шутку называют «лестница на Голгофу», или еще «Потемкинская местного разлива». Само здание находится на большом возвышении, и от его фасада вниз на одну из главных улиц города спускается это чудо архитектуры.

Я стала подниматься, торопясь и перескакивая поначалу через ступеньки, считая их про себя (это моя привычка с детства): «Одна, две… десять… пятнадцать… площадка… двадцать… двадцать пять… площадка… тридцать… тридцать пять… площадка, пятьдесят… шестьдесят, площадка… семьдесят… восемьдесят. Уф!!!» Наверху Голгофы сердце было готово выскочить мне в рот.

Вход в здание был ярко освещен. За стеклянной дверью просматривались холл и охранник за перегородкой. Я потянула дверь на себя, но она не поддалась. Тогда я стала дергать ее и кричать: «Откройте!»

Охранник направился ко мне, но дверь не открыл, а коротким кивком спросил, чего мне надо. Я начала ладонями шлепать в стеклянную дверь и вдруг заплакала. Он внимательно всмотрелся и, по-видимому, узнал меня, как прибывавшую сюда с Димычем и Серегой.

Охранник отпер дверь, я вошла.

— Тебе чего посреди ночи?

— Мне очень надо с Евгением Ивановичем связаться. Он велел мне в экстренном случае на него выходить, а я телефон потеряла, — соврала я. — Скажите его номер, я позвоню ему от вас.

— Да здесь он, еще не уходил. С боссом сидят.

— С э-э… Владленовичем?

— «Э-э… Владленович» уехал, а Евгений Иванович у Павленко сейчас. У Олега Михайловича, значит.

— Ого!!! Нашелся Павленко? Я вас поздравляю. Но мне все равно Иваныч срочно нужен, сможете соединиться с ним?

Охранник снял трубку телефона и набрал короткий внутренний номер.

— Я извиняюсь, Олег Михайлович, это вахта. Тут девица до Евгения Ивановича просится, говорит, что очень важное дело. Да, да… хорошо. — С этими словами он протянул мне трубку.

— Алло! Евгений Иванович! Это Марина. Помогите, Евгений Иванович, у нас с Катькой беда!!!

В трубке помолчали, потом сказали:

— Дайте трубку охране.

Охранник выслушал распоряжение и кивнул мне:

— Проходи на второй этаж в приемную.

И я побежала по лестнице.

На втором этаже сразу оказалась у мощной двери с табличкой «Приемная». Отдышавшись, одернула футболку и открыла ее.

Приемная была небольшой, но шикарной. Хотя времени и желания рассматривать ее у меня не было. На двери справа красовалась табличка «Директор». Я открыла и вошла.


В большом кабинете находились двое: Бильярдный Шар с краю огромного темного стола, во главе которого в президентском кресле сидел Жорж Маневич!

— Здрасте! — сказала я растерянно.

Маневич развел руки:

— Мари-иночка! Здравствуй! Какими судьбами?

Я подошла к столу и села напротив Шара. Тот молча глянул на меня.

— Интересное дело! — сказала я, повернувшись к Маневичу. — Значит, как я понимаю, ты, Жорж, и есть Павленко?

— Правильно, Мариночка. Маневич — мой псевдоним. Я, знаешь ли, стесняюсь под своей фамилией живописью заниматься. А как Маневич я даже выставляюсь. Так что никакого обмана.

— Ну да, все правильно. Только тут весь город на ушах стоит. Нас с Катькой убить хотят, а ты все знал и не признавался!

— Подожди, подожди! Ничего не понял. Кто вас убить хочет?

И я рассказала все, что произошло после того, как Шар снял с нас конвой.

— С нас диск какой-то требуют. А мы не брали и не знаем, что за диск им нужен! — закончила я свое повествование. Повисла тишина. Бильярдный Шар, почесывая нос, устремил взгляд куда-то за мое плечо. Его босс внимательно глядел на меня.

— Зато я знаю, — неожиданно сказал он.

— Знаете? — подал голос Шар.

— Знаешь? — отозвалась я эхом.

Жорж Маневич, то есть теперь уже — Павленко Олег Михайлович, немного помолчал, а потом сказал:

— Ты, Марина, вроде тоже участник событий, так что имеешь право быть в курсе.

И он поведал такую историю.


Они дружили с детства — Олег Павленко и Андрей Бойцов. Дружили так, как дружат два лидера: сильно, спортивно, экстремально. Всю жизнь, со школьной скамьи, негласно соревнуясь друг с другом, всегда стараясь быть на полшага лучше друга и неизменно, с хорошо замаскированным превосходством подставляя друг другу плечо помощи. И дружба была долгой. После школы — в один институт, архитектурный, потом — на соседних стройках прорабами, одинаково матерясь и постигая мужскую суровую жизнь. В проектный институт чертежниками принципиально не пошли — это для девчонок, решили единогласно. Вот реальное дело — это да!

Однако нежданно в стране грянула перестройка и поменяла всю жизнь. Проколбасившись полгода каждый на своей полузамороженной стройке, друзья решительно ответили родине взаимностью и наплевали на «государеву службу». Подтянули еще нескольких надежных бывших однокурсников и сколотили строительную бригаду. В те времена их называли «шабашники», а они скромно именовали себя «Бригада — ух! Работает за двух». Так и было: работали не то что за «двух» — за троих и четверых. И руками, и головой.

Возникающие как грибы после дождя новые русские впихивали свои деньги в недвижимость. И скоро команда молодых строителей, которая с нуля готовила грамотный проект, потом как-то ухитрялась регистрировать его по всем инстанциям, а потом еще и возводила постройки своими руками или делала «зашибительский» евроремонт в квартире, собранной из пяти коммуналок, стала известна всему деловому городу. Очень быстро бригада переросла в кооператив, а потом и в весьма солидную и популярную фирму «Строймастер». Во главе «Строймастера» стоял Павленко, при нем — коммерческий директор Бойцов. Оба к тому же — учредители, с абсолютно равным пакетом акций в руках. Третьим учредителем, с небольшим процентом, была неприметная и почти незнакомая друзьям Ира Быкова, жена их бывшего дворового дружка, теперь очень известного в городе авторитета по прозвищу Быка, отсидевшего в свое время столько, сколько ему положено, и теперь все чаще возникающего на политической арене города в приличном деловом костюме. Он был молод, неглуп и напорист, и ему прочили хорошую карьеру. Ну, мэром вряд ли будет, а вот «вициком» — почему бы и нет? С Быкой очень дружил Бойцов. Ну, просто очень дружил.


Время шло. И чем больше рос и ширился «Строймастер», тем больше возникало в нем разногласий. Павленко бился за расширение возможностей фирмы и призывал не скупиться и вкладывать деньги в новые технологии, продвигающие «Строймастер» на двадцать качественных шагов вперед против умножающихся в арифметической прогрессии конкурентов. Быка же, наоборот, говорил, что все это на хрен не надо, что он сейчас «при делах» и можно сделать несколько хороших «хапков», а потом — ну ее к чертям собачьим эту страну! Уехать в Австралию, в Зеландию, в Хренландию, в конце концов! И загорать там до самой смерти, и есть экологически чистые продукты, и не думать ни о чем, блин! А здесь грохнут рано или поздно, и кому тогда сдались эти новые технологии?

Павленко чувствовал, что Бойцов хоть и помалкивает, но скорее — на стороне Быки. И это заводило и злило. Улечься в шезлонги в «Хренландии» и помереть от ожирения печени? Впереди еще целая жизнь, интересная, бурная, веселая, дурная, российская!

Павленко недавно развелся с женой, отдал ей все, что попросила, лишь бы отстала, и теперь был полон весны, предчувствий, да просто сил, в конце концов, и хотел реализовывать себя не в шезлонге на пляже, закусывая пиво шашлыком, а в деле, в мозговых атаках, в активной жизни. «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме», — убеждал он себя всю жизнь.


И вот, кажется, наступила у друзей та самая «усталостная прочность», которую они проходили в институте, на втором курсе в рамках теоретической механики. И тогда Павленко предложил расстаться, «пока еще хорошие».

Он выплатил Андрею и Ире Быковой их доли, и они основали свою независимую фирму «Супердело». Друзья, наконец, совсем официально стали конкурентами. Сохраняя хорошую мину при все чаще и чаще плохой игре.

После чего Бойцов взял прочный курс на тесные связи с городской администрацией. А вот Павленко в этом деле от него заметно поотстал. Зато Олег вовсю стал внедрять у себя новейшие технологии, чем только крепил и умножал авторитет «Строймастера». А вскоре началась реализация программы «Большой город». Решено было отреставрировать фасады старой части города, много чего перестроить и достроить, замостить тротуары всего городского центра.

Администрация один за одним объявляла тендеры на стройподряды. И друзья-конкуренты в них активно участвовали.

Тут и Быка «выстрелил» — его назначили вице мэром! И теперь что ни конкурс, то фирма Бойцова выигрывает. Хотя и цены у него на несколько порядков выше, чем у других, и технологии устаревшие, так вот поди ж ты!

Чтоб под ногами не путался, потихоньку взялись и за Павленко: то с банком вдруг проблемы непонятные у его фирмы, то ревизоры терзают, то слухи какие-то поползут нелестные по городу. Понятно стало, что пытаются его с рынка строительных услуг вытолкнуть. Выжать. Выдавить. Занервничал, конечно, Олег. Надо было думать, как защищаться.


Как всегда, помог случай.

Была у Павленко давняя приятельница, институтская симпатия — Валя Невская. Раньше каблуками перед ней щелкал и даже что-то вроде и намечалось типа романчика. Потом, правда, срочно пришлось все планы переменить и жениться сломя голову на девчонке с журфака. Много других девчонок на это пообижалось. Но с Валюшкой как-то удалось остаться друзьями. К тому же в тяжелые дефолтные времена Олег взял ее директором проектного института, входящего в его холдинг. И кстати, ни разу об этом не пожалел — и мозгов, и работоспособности у Валентины Невской было на пятерых. Плюс вечная благодарность с ее стороны за руку помощи в тяжелые времена.


Вот как раз в период сопротивления Павленко старым дворовым друзьям Андрюхе и Быке и раздался тот самый судьбоносный телефонный звонок — Валечка!

Причем с неожиданным предложением — зовет пообедать вместе. Олегу, конечно, на тот жизненный момент немножко не до того было, но — отказать даме? Ни за что!

В ресторанчик он, как и положено, приехал на десять минут раньше. Валюшка, конечно, человек пунктуальный. Но тем более приятно ей будет обнаружить: опа, а меня уже с нетерпением ждут! Ровнехонько те самые десять минут форы и — идет его подруга! С ноутбуком в руках.

— Привет!

— Привет! Ты — сама весна, — отвесил комплимент Павленко. Ну и, само собой, поцелуйчик в районе уха. — А чего с компом?

— О, дружок, это я тебе кое-что показать хочу. Посмотришь и решишь — может, это в борьбе с твоими проблемами поможет?

И дальше — как в сказке. Села она себе за стол напротив Олега, ноутбук открыла, кнопочки поперебирала, потом развернула комп экраном к Павленко.

Стал Олег просматривать. Тут-то и присвистнул по-пацанячьи. Это была бомба. Бомба против вице-мэра, то бишь против Быки. Был это хорошо собранный компромат из различных периодов его жизни и деятельности. Из всего выходило, что он крутой мафиозник и в бандитских разборках задействован и в отмывании больших денег. С криминальными авторитетами всего Дальнего Востока связи имеет. Особо хорошо у него деньги из городской казны в свое русло направлять получается. И для этого широкую сеть разных кампаний он задействует. Сначала помогает им тендеры выигрывать, а потом большую часть средств заставляет на счета обналовых фирм отправлять. Там следы этих средств теряются безвозвратно. Суммы получаются огромные.

— Откуда у тебя этот диск, звезда моя?

— О, Олежек, не поверишь! Тут дома у меня остросюжетный детектив приключился! Ольга, сестра моя, нечаянно в историю влипла. Всего рассказывать не стану, но вот пришлось мне этот диск увидеть, и почему-то сразу подумалось, что это как-то сможет тебе пригодиться. Я на всякий случай копию-то и сняла. Там, правда, защита от тиражирования была, но ты ж меня знаешь! Ну как? Пригодится?

— Пока не знаю. Но скорее всего, я смогу с помощью этого кое-что сделать. Даешь диск?

— Господи, затем и пришла!

Валечка ноутбук закрыла, зеленую пластмассовую коробочку с компьютерным диском извлекла и Олегу передала. Потом они весело откушали, и Валечка упорхнула директорствовать дальше.

Став обладателем взрывоопасной информации, Олег принялся размышлять, как ему с ней поступить. Тут надо было многое взвесить, поскольку игра грозила быть опасной.


Тем временем городская администрация очередной тендер объявила. На то, чтоб весь город брусчаткой вымостить. Ну не весь, конечно, но значительную его часть. Фирма Павленко заявку подала на участие в конкурсе. Заявка внушительная получилась. По всем позициям у Павленко наиболее выгодное предложение было, чем у других участников: и брусчатку на своем заводике делают, и укладывают по мировым правилам и стандартам. Ну-ну, поглядим!

Тендер должен был проходить в два тура. После первого отсеялись все, ну все претенденты, кроме «Строймастера» Павленко и фирмы Бойцова. Второй тур через неделю был назначен. Вот тут-то и пошел против Олега и его фирмы наезд по полной! Пожарники, инспекция по труду, санэпидемстанция, антимонопольный комитет, комитет по защите прав потребителей, налоговая — кто только не атаковал его в этот момент! Разве только что общество охраны полярных медведей не было задействовано. В разгар наезда банк заморозил счета фирмы по каким-то непонятным причинам. Короче, много чего навалилось.


И тогда Олег решил пойти ва-банк. Он записался на прием к вице-мэру.


В небольшой приемной за светлым столом сидела милая секретарша. Не юная козочка, но обаятельная дамочка лет тридцати.

— Присаживайтесь, Олег Михайлович, — пропела она, указывая на диванчик.

— Я записан на шестнадцать. Как долго буду ждать, не знаете?

Секретарша улыбнулась и пожала плечами. Ну, спасибо и на этом.

Олег взял в руки один журнал из лежавших кучкой на журнальном столике. С обложки «Дорогого удовольствия», улыбаясь, глядела звезда эстрады, недавно гастролировавшая в городе. Журнал стал выходить недавно, но обороты набирал уверенно.

Раскрыв его с середины, он натолкнулся на небольшое эссе. Язык довольно изящен, да и настроение присутствует — редкость для современной литературы. Он посмотрел на фамилию автора. А рядом с заголовком — улыбающаяся фотография.

— Ба! Оленька Невская! — прокомментировал он вслух. — Я с ее сестрой, Валюшкой, вместе учился. Надо же, писательницей становится! Оказывается, московское издательство выпускает ее роман! Умница какая! Надо будет Валентине звякнуть, с успехом сестрицы поздравить.

Секретарша улыбнулась в ответ:

— Я Ольгу тоже отлично знаю. Она раньше бизнесом занималась, довольно успешно. Потом у нее какая-то неприятная история произошла, бизнес разорился, она ушла в тень. И вот надо же! Верно говорится — никогда не сдавайся!

Секретарша залихватски тряхнула гривой хорошо уложенных волос.

— Согласен! — подмигнул ей Павленко. — Вас как зовут?

— Мария.

— Просто Мария?

— Просто. — Она улыбнулась ему открыто и белозубо. И у Олега, как он сам любил выражаться в таких случаях, глаз заиграл. А что, очень интересная ситуация — завести романчик с секретаршей врага, хе-хе. Совместить, так сказать, полезное с приятным. Очень пикантно, оч-чень! Да и Мария ничего себе такая. Павленко всегда нравился женщинам, а женщины всегда нравились ему. Не то чтобы бабник, конечно, но случалось, случалось…

Олег, опять же по своему меткому определению, распушил хвост, и начал аккуратненькое наступление, тем более что Быка особо не торопился звать его на аудиенцию. Через сорок минут Мария согласилась поужинать с Павленко буквально сегодняшним же вечером. И сразу звякнул аппарат на ее столе. Сам! Она взяла трубку, кротко ответила: «Хорошо». Кивнула Павленко в сторону двери в кабинет:

— Заходите. Удачи вам!

— Прорвемся! — пообещал Олег, по-свойски подмигнул и вошел.

В небольшом, но очень светлом и стильном кабинете у огромного окна с видом на город стоял вице-мэр — Быков Александр Владимирович. Или Быка, как звали его сначала во дворе в их совместный счастливый подростковый период, а потом и в городской полушпанской среде, куда уже Олег не вписывался, да и не стремился.

Быка некоторое время продолжал смотреть в окно. Наконец, он обернулся и кивнул Олегу:

— Ну, привет, Павленко. Давненько не видались. По делу пришел?

— Да уж не на посиделки. Поговорить надо.

Быков подошел к столу, сел. Весь его облик дышал уверенностью в своей значимости.

— Ну, говори. Послушаю.

Олег понимал, что никакое знакомство с детства не облегчит ему задачу. Ему необходимо убедить Быку отказаться от стремления влиять на результаты тендера. Но нет смысла тратить время на реверансы и дипломатические подходы. Следует сразу брать быка за рога. Точнее, не быка — Быку.

— Слушай, Саня! Я понимаю, что у всех у нас свои интересы. И каждый свой интерес охраняет. Знаю, что у тебя свой интерес в результатах тендера на брусчатку. Знаю, что по всем показателям выигрываю я, а тебе нужен Бойцов.

Быков усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

Павленко же сделал вид, что ухмылочки этой не заметил. Он помолчал немного и продолжил:

— Я выиграю этот тендер, Саня! А ты не вмешивайся. В твоих интересах остаться в стороне.

— Это почему же?

— Потому что не стоит тебе со мной ссориться.

— Ого! Понесло тебя, Павленко! Грозишь мне, что ли?

— Предупреждаю. По старой дружбе.

— А если не прислушаюсь?

— Видишь ли, шантаж не моя стезя. Но похоже, с волками жить — по-волчьи выть. Есть у меня интересный материал на тебя, Саня. Например, запись встреч твоих с вором в законе в Комсомольске-на-Амуре. Или кое-что из телефонных твоих бесед по приискам магаданским с Михоном. Михона-то убрали, а дела его остались. И ты в них явно просвечиваешь. А еще там номера кое-каких счетов, куда по твоим распоряжениям деньги с городского счета текут. Также обнальщики, с которыми ты работаешь. Ну не лично ты, конечно, но твои люди. Про них в этих материалах тоже информация имеется. А еще — связи твои московские. Например, фирма «Ростопливо». Это ни о чем тебе не говорит? Продолжать?

Быков молча смотрел на Павленко, только лицо стало багроветь.

Павленко тоже замолчал. Пауза затягивалась.

Наконец, Павленко, глядя в глаза вице-мэру, процедил:

— Короче, Быка, или ты не лезешь в тендер, или я отправлю этот диск в прокуратуру.

— Так это диск? Откуда ж у тебя такое добро?

— Добрые люди и подарили. В качестве серебряной пули. Мне, Саня, твои делишки по барабану. Ты только в мои не лезь. Выиграю тендер, диск тебе подарю, обещаю.

Павленко поднялся, глянул на Быкова и понял, что тот несколько растерялся. Однако не настолько, чтоб сразу руки вверх поднять. Похоже, борьба только начинается.


Олег вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь.

— Все в порядке? — спросила Мария.

— Будем надеяться, — улыбнулся ей Павленко. — Ну так что, до вечера?

Мария выдержала паузу, глядя Олегу в глаза. Нет, она ему все больше нравилась!

— Хорошо, — медленно и ну оч-чень чувственно протянула она. И тут снова зазвонил телефон. Мария подтянулась — сам! Она выслушала указания, ответила свое «хорошо», но уже без той чувственности, положила трубку и сразу слила информацию Павленко: — Он велел Андрея Бойцова срочно вызвать.

«Молодечик, — подумал Олег про Марию, — свой человек!» — а вслух сказал:

— Чего и следовало ожидать.

— Вы волнуетесь, Олег Михайлович? — спросила она.

— Есть немного, — честно признался он. — Ситуация у меня непростая.

— Я в курсе, — неожиданно призналась секретарша. — Я вам вечером скажу все, что узнаю.

«Опа!» — подумал Олег. Мария смотрела на него очень серьезно.

— Красивые глаза, — признался Павленко.

— Что? — не поняла секретарша.

— У тебя очень красивые глаза. Я таких еще не видел. Тебе говорили об этом?

— Ты еще не говорил.

— Вот сказал. — Павленко прищурился. — Хорошо, что мы перешли на «ты». Я приеду за тобой в шесть. Идет?

— Идет, — согласилась Мария. — Только припаркуйся не у входа, а через дорогу.

«Молодечик!» — еще раз оценил Олег, подмигнул в последний раз и ушел.


Как и договорились, он приехал к шести и прождал ее почти час. Наконец, она впорхнула в его джип:

— Извини, никак не могла вырваться!

— Ничего, — ответил он. — Я ж понимаю.

И подумал про себя: «Красивая! Порода чувствуется». Мария и правда нравилась ему все больше и больше. Он вообще любил женщин в этом возрасте. Еще молодые, но уже не дети. Без капризов и амбиций восемнадцатилетних, зато опытные, как правило, ласковые, умеющие ценить хорошего мужчину, умеющие глубоко чувствовать и, чего уж там душой кривить, в сексе оч-чень даже ничего. Качественные, в общем.

Он повез ее на открытую веранду модного этим летом ресторана «Парус». Мария не стала долго тянуть и уже в дороге выложила ему о встрече Быки с Бойцовым.


После беседы с Павленко Быков чернее тучи подошел к окну своего кабинета. Желваки переваливались на его бритой, «облагороженной» физиономии, как камни. Для него, конечно, не страшен был сам Павленко, этот «пижон с Тигровой», как называли его в школьной юности. Но пугало то, что существует этот проклятый диск. Того, что есть на нем, как перечислил содержание Павленко, хватит не только сесть, но и круто подставить серьезных людей и в своем городе, и в Москве. А это будет пострашнее, чем сесть.

Быков схватил телефон и отдал секретарше распоряжение вызвать Андрея.

Он так и продолжал стоять у окна, когда через полчаса секретарша доложила, что к нему подъехал Андрей Романович Бойцов.

— Впусти, — коротко распорядился Быков.

В кабинет уверенно вошел худощавый, хорошо одетый человек, вопросительно глянул на вице-мэра и привычно пристроился в кресле справа от стола.

Быков молча прошел к своему месту.

— Что-то случилось? — тревожно глядя на хозяина кабинета, спросил вошедший.

— Случилось, — процедил Быков. Помолчав, спросил: — Ты с Павленко контачишь?

Бойцов развел руками:

— Ну, не враги, конечно. Но былой дружбы уже нет. В банях вместе уже не паримся. А что? Наезжает?

— «Наезжа-ает», — передразнил Быков, — кишка тонка ему на меня наезжать! А вот вякать пытается. Шантажировать меня, сука, вздумал. Чтоб, дескать, в тендер я не лез, чтоб, значит, все по-честному было. Чтоб он, бля, выиграть мог спокойно.

Его собеседник усмехнулся:

— Да пусть вякает, тебе-то на его вяки!..

— А то и оно, что не!.. Он, сука, компру на меня имеет. Сказал, что диск к нему в руки попал, а на нем материалы разные. Он тут кое-что перечислил из их содержания.

— И что! Это же не подлинные документы, если на диске. Так, копии.

— Дурак ты, Боец! Если прокуратура эти копии получит, то и подлинники найдет. Тут главное — знать, что искать. А если найдет, то кранты не только мне, тут такой отстрел начнется! Чего лыбишься? Думаешь, тебя не касается?

Бойцов напрягся — Быка был прав.

А тот забарабанил толстыми пальцами по столу.

— Короче, езжай к нему!

— К кому? — Бойцов задрал брови.

— «К кому», — опять передразнил Быков, — к дружбану своему, к Павленко, чтоб он сдох! Клянись в дружбе, землю жри, жопу ему лижи, глотку порви, что хочешь, делай, а чтоб диск он тебе отдал. Не привезешь, я твой гребаный бизнес еще до того, как меня в асфальт закатают, успею по ветру развеять. Не надейся, что я уйду, а вы все, прилипалы сраные, жить спокойно останетесь!

От вице-мэра повеяло такой тяжелой и злобной энергией, что Бойцов на своем стуле превратился в статую. Похоже, даже дышать перестал. Повисла тяжелая пауза. Наконец, Быков резко поднялся, из-за стола вышел, опять к окну подошел. Вид города, открывающийся из окна его кабинета, всегда действовал на него успокаивающе. И кромка моря, проглядывающая на заднем плане, тоже всегда радовала. Стоя так, Быков обычно говорил сам себе, имея в виду всех, и знакомых, и незнакомых: «Ну что, козлы позорные, сделал я вас! Вот вы где у меня! Я и выше поднимусь, а вы как были черви, так и останетесь!»

Только сейчас легче от вида лежащего у его ног города не стало.

— А откуда у Павленко эта компра? Он что, сам собрал? — подал, наконец, голос Бойцов.

— Не знаю. Сказал, что случайно к нему попала. Я еще разберусь, кто собрал. А пока мне содержание всего диска увидеть надо. Потом найду суку по «почерку», на куски порву. Из того, что Павленко назвал, похоже, без хабаровских не обошлось. Но ничего, у меня и там люди есть, найду и «творцов», и заказчиков.

На этих словах Быкова его собеседник совсем стал лицом сер. Даже испариной покрылся. Хорошо, что вицик смотрел не на него, а на город.

— А что толку, что я диск у Павленко заберу? У него, может, сто копий наделано!

— Вряд ли. Если это на спецзаказ сделано, обычно от копирования защищают. Тот, кто заказывает такую информацию, не заинтересован, чтоб она тиражировалась. Какой смысл бабки платить, если ты не единственный ее обладатель? Тут, чтоб защиту снять, таким хакером быть надо! Вряд ли твой Павленко настолько в компьютерах рубит. А постороннему человеку не доверишь — опасно. Вот и похоже, что Павленко — единственный обладатель этой бомбы. Так что ты, Андрюха, пока один можешь мне помочь. Привези диск. Вопрос жизни и смерти, — Быков вдруг зловеще хохотнул, — твоей жизни, козе понятно! С павленковской я уже для себя решил. И сроку тебе — два дня!

— Как ты все это услышала? — Павленко был искренне поражен.

— Я уже давно работаю на этом месте, много чего умею узнать, — без ложной скромности призналась Мария. Просто Мария. Чем дальше, тем больше Олег радовался неожиданно случившемуся роману. Во всех отношениях…

Весь вечер Бойцов звонил ему на сотовый. С интервалом в десять минут. Павленко не отвечал. Сложив два и два, к утру он понял, что ему лучше на некоторое время исчезнуть из жизни города. Он загрузился вместе с машиной на паром и отбыл в направлении, известном ему одному.

Бойцов продолжал звонить. К обеду, уже устроившись на побережье, Павленко решил ответить.

— Да, Андрей, слушаю тебя! — Его голос был бодр.

— Здравствуй, Олег! Дело у меня есть к тебе. Вопрос жизни и смерти, — повторил Бойцов слова Быкова, — очень встретиться надо.

— Но я сейчас не в городе.

— Скажи — где, я примчусь хоть на Луну.

На другом конце помолчали. Бойцов взмолился:

— Олег, о помощи прошу! У меня серьезные проблемы!

— У меня тоже проблем хватает. Ты, наверное, уже понял, что я зашифровался. Так, на всякий случай.

— Я приеду один! Я клянусь тебе!

Павленко еще немного помолчал, потом ответил:

— Садись завтра на утренний паром на Славянку, там тебя встретят. Будь один и без машины. Мы проследим.

Оставив машину в городе и взяв билет на паром, Бойцов направился в Славянку.

В другое время, да при других обстоятельствах он любовался бы красотой залива, дышал морским бризом, следил за полетом чаек. Но сейчас ничему глаз не радовался. В груди со стороны сердца довольно сильно что-то давило. Но он не обращал на это внимания.

Так, куря одну за другой сигареты и кидая их с высокого борта парома в синие волны, путаясь в планах своих дальнейших действий, Бойцов прибыл в порт Славянка.

Он сошел на причал, прошел в толпе пассажиров к выходу с территории порта. Там у проходной потоптался в ожидании встречающих и двинулся по дороге к поселку.

На полпути с ним поравнялся серебристый «лендкрузер». Тонированное стекло опустилось, и в него просунулась физиономия Павленко.

— Продаете славянский шкаф?

— Ага, вон там, в кустах стоит!

Бойцов обошел машину и сел рядом с Павленко на пассажирское сиденье.

— Ну, здорово, Олежка!

— Здравствуй, Андрей. Давненько не видались!

Бойцов хлопнул Павленко по плечу. И, вдруг сморщившись, схватился за грудь.

— Ты чего кривишься? — спросил Павленко.

— Да что-то не по себе. С этими проблемами вообще загнуться можно. А ты-то почему шифруешься? И где твоя охрана?

Павленко коротко глянул на Бойцова:

— Да от твоего кореша и прячусь. Знаю, что за тобой хвоста нет. Проверил. Вот пообщаемся, отвезу тебя на паром и место сменю, чтоб не смог ты Быке сообщить, где я нахожусь. И от своей собственной охраны тайны тоже надо иметь, все мы — люди, продать или просто проболтаться может любой. Посему лучше, чтоб никто не знал, где я.

— О, как у тебя все серьезно! Но и у меня тоже проблемы! Приедем на место — поведаю.

Далее, перебрасываясь незначительными фразами, они доехали до некоей отдаленной деревеньки, расположившейся на высоком, скалистом берегу. Павленко подрулил к довольно приличному дому, сложенному из белого кирпича. Участок вокруг дома был огорожен высоким металлическим забором. Выйдя из машины, Павленко открыл калитку.

Бойцов тоже вышел и стоял, оглядывая окрестность.

— Проходи, проходи. Не светись.

Павленко оставил джип у забора, а сам повел Бойцова в дом. Там на высокой застекленной веранде их ждал довольно прилично сервированный и весьма разнообразно накрытый стол. В глубокой тарелке дымилась картошка, сдобренная укропом, на большом блюде в серебристой фольге дышала травами камбала. Крупно нарезанные помидоры, огурцы, сладкий перец были укрыты снопиком зеленого лука, петрушки и кинзы. На отдельной тарелке красовалась холодная телятина, рядом с ней — розетка с хреном. Тонкий лаваш был нарезан квадратами, в фаянсовой чашке пах чесноком папоротник с мясом.

На старомодной тумбочке красовалась довольно современная стереосистема.

Павленко подошел к ней, включил музыку. Потом подошел к холодильнику и извлек пару запотевших бутылок «живого» пива:

— Будешь? Или водочки?

— Пиво буду.

За столом некоторое время сидели молча. Павленко активно ел. Бойцов не так активно, но тоже ел. Выпили пива, Павленко достал еще.

Поднасытившись, Павленко спросил:

— Ну что, Андрюха! Когда-то мы частенько откушивали вместе. Не думал уж, что опять за одним столом окажемся. Но как бы ни было, я рад тебя видеть. Что случилось-то у тебя?

Бойцов помолчал, примериваясь, с чего ж начать, а потом сказал:

— Олег, у тебя есть диск с компрой на Быку. Он меня к тебе послал. Сказал, что для меня это вопрос жизни и смерти. — Он опрокинул в себя полстакана холодного пива. Отер губы салфеткой. — Отдай его, Олег! Ты знаешь Быку! Для него ничего святого нет, он через все перешагнет. Он сказал, что, если я не вымолю его у тебя, он меня уничтожит. И тебя он тоже не пощадит.

Павленко поднялся, прошелся по веранде. Потом вошел в дом. Через пару минут вернулся, держа в руках коробку с дисками. Порывшись, извлек один, в зеленом прозрачном конвертике, покрутил в руках, потом опять положил в коробку. Коробку на подоконник поставил. Сам рядом с Бойцовым на стул опустился.

— Знаешь, Андрюха! Я с этим диском в кармане себя совсем по-другому почувствовал. Быка-то испугался! Я это по его поросячьим глазкам увидел. Знаешь, чтоб увидеть страх в глазах такой сволочи, как он, многое можно отдать. И пока этот диск у меня, Быка не рыпнется. Вот конкурс состоится, и на фиг мне эта грязь нужна! Отдам, обещаю. А до тендера — извини. Он — моя страховка.

Бойцов осушил стакан, налил еще до краев и залпом выпил. И тут его понесло. Видимо, сказались усталость и страх. Он стал рассказывать Павленко всю правду. Казалось, что он тронулся умом.

И было отчего тронуться: коль дознается Быка, что это он, Бойцов, заказал компру на вице-мэра, — действительно в асфальт закатает. Не, ну реально закатает, и все! Блин, дернул его черт тогда с хабаровскими сговориться! Хотел поводок на Быкова накинуть, а нате вам — сам в капкан угодил. И чего связался? Знает же с детства: таких, как Быка, сатана по жизни водит!

И паника захлестнула Бойца — кто знал про этот треклятый диск? Дурачок Лохматый? Битла, блин, недоделанная. И дружок еще его, курьер. Недомерок. Больше — никто. Эти два дурачка вряд ли на сторону ляпнули. Заказанный диск в срок предоставили, хранится он теперь в депозитарии Бойцова, и никто об этом не знает. Как же информация ушла-то? Кто сделал копию и когда? А ведь его уверяли, что диск тиражированию не подлежит. Обманули, значит.

«Связался с урками, вот и получай теперь, сам увяз по уши, — ругал он себя, — хотел Быку в кулак зажать, да вышло иначе».

Диск-копию необходимо срочно найти и уничтожить вместе с подлинником, за который он, Бойцов, кучу денег отстегнул. И концы обрубить надо все, как хвост у собаки — по самые уши. И в первую очередь позаботиться о посреднике и курьере. Посредник — некто Боря Лохматый — в криминальной среде личность не великая, а курьер и того лучше — вообще лох посторонний.

И Бойцов еще вчера вечером меры принял — заказ сделал, все оплатил надежным людям. Так что этих двоих, считай, уже нет. Никому ничего не смогут сказать. Мало ли неопознанных трупов или пропавших без вести!

Бойцов закурил, руки у него дрожали. Он хотел спросить у Олега, откуда тот взял копию, но боялся выдать свою чрезмерную осведомленность. В душе зашевелилось злобное, нехорошее чувство. Из-за этого «друга» у него сейчас земля под ногами горела.

Хотя он давно уже не рассматривал Павленко в качестве друга. И уверен был, что и тот особых дружеских чувств не питает.

— Отдай мне диск, Олег! — взмолился Бойцов. — Ну отдай! Я через него всего лишусь. И черт с ним! Мне ничего не надо. Я жить хочу. Отдай!

Павленко молчал.

— Хорошо. — Бойцов с каждой минутой сдувался просто на глазах. — Я тебе все, все расскажу. Только отдай диск и скажи, откуда он возник у тебя?

— Что «все»? — заинтересовался Павленко.

— Все! Мы с Быкой ход такой шоколадный против тебя придумали! Гениальный! Но теперь уже все до лампочки! Все скажу. Только не дай погибнуть! Ну, ты же знаешь Быку! Он же сволочь, он по трупам пойдет не морщась! Он и тебя закатает в асфальт. Слушай, что он придумал.

Накануне тендера в прессе должны появиться сообщения, что фирма Павленко отмывает грязные деньги криминальных структур. А те, в свою очередь, «откатывают» лично Павленко немалые денежки. В качестве доказательств будут названы счета, с которых на личный счет Павленко перечисляются эти немалые денежки.

Ради этого с уже засвеченных счетов сомнительных фирм на счет Павленко планируется бросить некоторую сумму. В свою очередь, эту сумму на счета сомнительных фирм должен перебросить сам Бойцов через обнальщиков. В результате хоть эти деньги и шли со счетов Бойцова, но путь их был столь замысловат, что при всем желании истинного отправителя найти было невозможно. Ради «благого» дела Быка с Бойцовым запланировали «потратить» тысяч десять зеленых. Главное, надо создать впечатление, что такие перечисления планировалось делать регулярно. С этой целью Бойцов не стал даже посвящать в подробности операции своего финансиста. Тому было велено со вчерашнего дня начать перечисление по две-три тысячи на указанный счет до тех пор, пока Бойцов не даст отбой. А «отбой» по плану «операции» будет дан дней через пять, как раз после того, как Бойцов отправит сообщение в прокуратуру о «делишках» Павленко.

— Ты понимаешь? — Бойцов вливал в себя пиво. — Подстава тебе во весь рост! Давай диск, я отзываю с твоего счета деньги, как ошибочно зачисленные, ты чист, тендер — твой, хрен с ним. А я отдам Быке диск и буду жить где-нибудь в Хренландии, не хочу больше здесь. Смоюсь. Но пока с этими сраными дисками не разберусь, не выпустит меня этот гад. В кулаке я у него!

Павленко по-прежнему молчал, курил. Бойцов выдохся, тоже закурил и умолк. Он выглядел усталым и все время промокал лоб носовым платком.

В какой-то момент Павленко ушел с веранды. В туалет направился, не зря пиво пили. Что произошло в его отсутствие, Олег мог только догадываться.


Бойцов, видимо, решил, что уход Павленко — это его шанс. Он бросился к коробочке с дисками, выхватил тот, что в зеленом пластиковом конверте, сунул в карман.

Бросив взгляд в окно, он увидел павленковский «крузак». Выбраться из деревеньки и быстро, часа за три, домчаться до города можно только на нем. Значит, нужны ключи от машины.

Он схватил куртку, которую Андрей бросил на стул у входной двери, нащупал брелок с пультом сигнализации и ключами, на ходу вытащил его и бегом направился к калитке.

Машина завелась в момент. Мотор работал почти бесшумно. Бойцов, морщась от боли, сжимающей левую сторону груди, тронул джип с места, выехал на грунтовую дорогу, пролегавшую между неказистыми деревенскими домишками, а по ней направил машину в сторону главной трассы.

Бросив через плечо взгляд на заднее сиденье, Бойцов увидел борсетку Олега. Возможно, в ней есть документы на машину и водительское удостоверение Павленко? Хорошо бы! А то за перевалами посты ГАИ один за другим.

Машина послушно несла его в сторону города. На душе даже немного просветлело. Он достал свой мобильник, набрал номер. Через некоторое время на том конце раздался голос Быки:

— Слушаю тебя! Достал?

— Да, достал. Диск у меня.

Быка помолчал немного. Спросил:

— Как отдал? По-хорошему?

— Угу, дождешься! Я его выкрал.

Быков довольно расхохотался:

— Растешь, Боец! Скоро мочить будешь собственноручно!

Бойцов промолчал. Болело в груди.

— Ну, чего затих? Ладно, не ссы. Приедешь, отдашь диск, отметим.

Быков отключился.

Пошли перевалы. Джип прошел их легко, щебеночная пыль, клубящаяся на дороге, в салон не проникала. В машине было прохладно, пахло дорогим освежителем.

Зазвонил телефон, Бойцов глянул на дисплей. Павленко! Он нажал кнопку ответа.

Голос Павленко был необычайно весел:

— Андрюха! Ты что, автовором заделался?

Боец помолчал в ответ. Потом процедил:

— Мне, Олег, не до шуток. Я уже сказал тебе, что для меня этот диск — вопрос жизни и смерти. Так не обессудь, что я его у тебя изъял. Ищи на Быкова другие капканы. Я, может, к тебе в этом деле в долю упаду. Потом. А сейчас — извини. Машину твою я к вечеру тебе назад пришлю. А тендер я передумал тебе уступать. Ты долго думаешь. Я сам доиграю! А ты отдыхай пока, зая!

И тут Павленко нанес бывшему другу удар под дых:

— Ты взял диск? Откуда? Ведь его здесь нет! Он у меня в депозитарии лежит. Андрюха, ты с перепугу перед своим Быковым все попутал! Если ты из коробочки моей какой диск тиснул, то разуй глаза — это не компьютерные диски, а сидюшные. Сунь в проигрыватель, услышишь.

Бойцов бросил телефон на сиденье рядом, дрожащей рукой буквально вырвал краденый диск из пластикового конверта и вставил в отверстие дисковода. Через несколько мгновений из колонок полилась музыка. Прелюдия Баха, как цветок, буквально распустилась в салоне машины, заполнив собой все. Она вошла в уши, мозг, сердце. Бойцов хотел закричать, но из горла не вылетело ни звука. Или это музыка Баха, как океанская волна, хлынула ему в рот и захлестнула жалкие вопли отчаяния?

Сердце сжалось до размера горошины и перестало жить. А после стало все равно. Бойцов умер.


— Вот такие дела, Мариночка! — Павленко слегка потянулся в своем кресле. — Умер мой друг от инфаркта. Вы с Катериной первыми на него и наткнулись. А поскольку моя борсетка с документами в машине лежала, то и решили, что он — это я. А мне об этом только от вас же и стало известно. Но поскольку наш конфликт с Быковым сохранялся, то я по-прежнему никого в известность о моем месте нахождения не ставил. Так и получилось, что моя служба безопасности в панике за меня на вас и вышла.

Я подняла глаза на Евгения Ивановича. Он слушал своего шефа и слегка кивал в такт его словам.

— А чего ж ты наши траты-то с твоей карточки не остановил? Еще и подзуживал: мол, ничего страшного нет? — снова перевела я взгляд на Павленко.

— Так на ней не более тысячи было-то! Кто ж знал, что мой счет Бойцов велит регулярно пополнять?! Он, может, рассчитывал-то пару раз на него денег кинуть, чтобы только тень на меня бросить, а оно вон как вышло! Поскольку распоряжения прекратить перечисления он дать не успел, то и шли денежки каждый день на мою карточку. И очень вам, как оказалось, кстати.

— А вы уверены, что это Бойцов все же перечислял?

Тут, наконец, Шар в мою сторону глянул:

— А на то и служба безопасности существует, чтоб такие дела выяснять и распутывать.

В кабинете на некоторое время воцарилось молчание. Я пыталась осмыслить услышанное, но все как-то смутно уяснялось. Но в конце концов, я не за уяснениями сюда пришла. Мне помощь нужна! Мне Катьку вызволить надо! Ведь этот самый Быка за диск убьет ее! А диск у Павленко. Это его дела с Быковым. Катька здесь ни при чем. Значит, и Павленко, и его служба безопасности обязаны немедленно броситься спасать Катьку. Я абсолютно была в этом уверена!

Именно так я и сказала Павленко и Шару.


Только вот Павленко почему-то не бросился давать распоряжения Шару. Он по-прежнему сидел в своем кресле, откинувшись на его высокую кожаную спинку.

— Я не думаю, Мариночка, что Кате грозит реальная беда. Быка, узнав, что одна из вас смогла убежать, рисковать не станет. Я его знаю. А я сам завтра свяжусь с ним, скажу, что диск у меня. Ведь тендер завтра. Пока диск у меня, он не станет вмешиваться в ход конкурса. А если он не вмешается, то победа наша. И денежки, которые зазря мне в качестве компромата кидали, тоже наши. И ваши с Катькой заодно. Такие дела, Мариночка! Такие перспективы. Так что не волнуйся, отдадут нам Катерину, как миленькие!


Обида душила. И еще тревога. Что мне делать? Уверенность Павленко, что Катьке реально ничто не грозит, меня не только не успокаивала, но, наоборот, я острее чувствовала беспомощность и страх.

Она там ждет, что Бильярдный Шар, а с ним надежные Серега и Димыч уже мчатся на помощь. Знала бы, что ее обожаемый Маневич в этом деле поставил на свои амбиции и финансовые интересы. Бедная моя доверчивая Катенька!


Я вышла из «Строймастера». Ноги понесли меня за здание. Я брела, всхлипывая и вытирая нос ладошкой. В голове бредовые идеи пихали одна другую. Хотелось бросить гранату Маневичу в кабинет, организовать какую-нибудь финансовую операцию с целью разорить «Строймастер», оповестить все средства массовой информации о сволочизме наших бизнесменов и политиков. И еще выть хотелось от бессилия.

Обогнув дом, я оказалась на хорошо освещенной автостоянке. Сейчас машин на ней было всего ничего — пять или шесть. А днем тут паркуются служащие офиса и многочисленные клиенты. Стоянка знатная — с клумбой посредине, с красным шлагбаумом и стильной будочкой рядом с ним, с подкрашенными фосфоресцирующей краской блоками по периметру. Сейчас в будочке горел свет и виднелись головы двух охранников. Шлагбаум был опущен, а помимо него между столбами висела чугунная цепь.

Я обвела взглядом стоянку. Среди немногочисленных машин, рядом с темным «крауном», блестел отражающими свет боками «прадо». Я подошла поближе. Наш «прадик»! Наш Пусик! Вернее, бывший наш, нынче уже павленковский. Хоть и не на его, как оказалось, деньги купленный. Ах, как нам было хорошо втроем — мне, Катьке и Пусику! Теперь мы все врозь.

Увидев «наш» джип, я всхлипывать перестала и даже воспрянула. Как будто встретилась с надежным другом, который обязательно поможет. Обязательно поможет!

Рука в кармане джинсов нащупала автомобильные ключи. Какое счастье, что я нашла их в бардачке нашего боевого «спринтера» вместе с проклятым телефоном. Во второй раз они окажут мне услугу. В голове, набирая обороты, заработал компьютер. Есть ли в баке бензин? А как выехать со стоянки? Охранники небось какие-нибудь ракетницы имеют? А шлагбаум? Да еще цепь? Таранить?

Прокручивая в голове эти вопросы, я тем не менее приблизилась к машине. Лампочка на панели в салоне мигала красным огоньком — машина на сигнализации. Я достала ключи, взяла в руки пультик. Нажала кнопку снятия только тогда, когда оказалась рядом с дверцей машины. Пусик отозвался весело и ласково. Не теряя ни секунды, я вскочила в салон, сунула ключ в зажигание. Мотор завелся с полоборота.

Не подведи, дружочек! Не обмани надежд, нас за последние сутки много и часто обманывали!

Фары включать не стала — на стоянке и так светло. А охранники, может, писка сигнализации не услышали, и у меня будет время хоть чуток мотор прогреть.

Пригнувшись к рулю, я вытянула шею, чтоб лучше видеть будку. Мои надежды на глухоту охраны не оправдались. На пороге будки показался человек. Он с выжиданием всматривался в сторону машин. Ну что, Господи? Помоги!

Я нажала на газ. Пусик двинулся с места и поехал по кругу, огибая клумбу. Надо набрать скорость и постараться взять на таран шлагбаум и цепь. Но чем ближе был выезд, тем отчетливее я понимала, что цепь не выпустит машину.

Охранник возле будки размахивал руками. Я включила фары, и в их свете приближающаяся цепь являлась непреодолимой. Не доехав до выезда, я повернула руль влево и снова покатила по кругу вдоль клумбы. Обогнув ее, я опять оказалась на прямой, упиравшейся в шлагбаум. Чем ближе я приближалась к нему, тем яснее понимала — не выйдет!

И опять я повернула влево. А прямо перед собой увидела проход вдоль здания, по которому я и пришла на стоянку. Еще не зная, что буду делать, я направила машину туда. В считаные секунды я оказалась с фасадной стороны. Слева за закрытыми стеклянными дверями просматривался залитый светом холл «Строймастера». Справа вниз спускалась та самая лестница, «Потемкинская местного разлива». Но именно в ней мне и почувствовался выход. Я повернула Пусика вправо.

Машина на несколько секунд зависла над лестницей. Та была ярко освещена стоявшими по ее краям фонарями «а-ля Невский», внизу простирался ночной проспект. Движения по нему особо не наблюдалось.

Сердце мое сжалось. Лестница сверху казалась бесконечной. Как поведет себя машина? А вдруг перевернется, ведь трехдверка-коротыш, устойчивость не та, что у пятидверок?

Я обернулась. Из-за угла выбежали люди. Двое, трое — я не разглядела. Они кричали и размахивали руками. Один из них присел на колено. Может, споткнулся или шнурок развязался, но мне с перепугу почудилось, что это поза снайпера. Это-то и подстегнуло окончательно. Я направила машину вниз…

Пусик запрыгал по ступеням. Внутри меня все запрыгало с ним в такт — желудок ударялся о горло, сердце заскакало в ушах, даже, похоже, прямая кишка обвила позвоночник и там зафиксировалась. Зубы я крепко сцепила, иначе язык бы точно был откушен. Ногу с газа перебросила на тормоз, но придерживала педаль слегка, не тормозя.

Машина, умница, как будто понимала важность момента, мой страх и неуверенность. Мне даже показалось, что Пусик все сделал сам — пропрыгав пролет, на очередной площадке выравнивался, как бы примеряясь к следующему, и опять пускался вниз. Так мы и допрыгали до самого низа, выкатили на тротуар, с него, сделав последний прыжок, ухнули на проезжую часть. Какое счастье, что глубокой ночью движения почти нет! И тем не менее какой-то белый автомобильчик шарахнулся от нас на встречку, потом, возмущенно просигналив, умчался вдаль.

Повернув руль вправо, я выровняла машину и нажала на газ…

По ночному городу на любимой машине — мечта, а не поездка! Только меня сейчас не это волновало. Я стала набрасывать в голове план дальнейших действий. Сначала домой, за какими-нибудь деньгами, правами и телефоном. Потом заправиться, потом… Не знаю!

Домой мы с Пусей долетели за восемь минут. Мне надо торопиться. Сейчас у Павленко в офисе переполох, он сразу поймет, кто машину угнал. Гаишников привлекать, наверное, не станут (джипчик-то на меня оформлен!), но найти меня дома наверняка попытаются.

Я бегом поднялась в квартиру. Дверь оказалась лишь притворена. Конечно, когда нас в спешном порядке умыкали, никто не позаботился квартиру запереть. Замок у нас старомодный, без защелкивания, а ключи искать никому нужды не было. Вот и спасибо!

Я вошла в квартиру. Прошибла мысль: а вдруг меня тут уже ждут? Хорошо еще, если Шар с ребятками, а то вдруг — Быкины уроды? Я на цыпочках прокралась до середины прихожей и замерла. Ночью все звуки громче и явственнее. Где-то капала вода, на кухне тарахтел холодильник, за окном гавкнула собака. Я стояла и слушала. Возникло неожиданное ощущение дежавю, что так уже было… Подруга в плену, враги-ублюдки, друзья-предатели… Я одна на ночной планете… Я найду выход…

Внезапно тишину пронзила телефонная трель. Дернувшись, как от удара током, я шарахнулась в комнату и щелкнула выключателем. Комната была пуста, на журнальном столике заливался трелью телефон Бойцова. Со времени нашего похищения он так и остался лежать на столе, подключенный в розетку через мою зарядку. От его сигнала у меня мурашки побежали. В голову влезла мысль, что это сам Бойцов с того света мне звонит.

Я взяла в руки трубку. На экране высветился незнакомый номер и имя: «Эмма». Да-а, дорогая Эмма, опоздала ты на несколько недель. Теперь уж забудь этот номер.

Подумав несколько секунд, я отключила телефон. Лучше б он вместе с хозяином в реке сгинул!

Стало тихо. Я продолжала глядеть на телефон, как будто он мог мне подсказать дальнейшие действия.

Ладно, как бы то ни было, а торопиться надо. Я обшарила карманы наших одежек и сумок, нашла свои права, еще насобирала триста рублей. На пятнадцать литров бензина. Пусику этого, конечно, маловато, но что делать? В нем литров восемь еще есть да плюс пятнадцать! Потянет!

Может, что-то в качестве оружия прихватить?

Я прошла в кухню. Тут на столе стояли кружки с остатками кофе, мы с Катькой убрать не успели…

Я сняла с крючка над разделочным столом большой широкий нож, которым мы мясо рубили. Из-за мойки достала молоток. Может, пригодятся. И нож, и молоток впихнула в сумку.

Надо взять телефоны! Катькин нашла в кармане ее куртки, проверила счет — полный ноль, на моем — еще десять долларов. Надолго не хватит. Что ж, есть еще трубка Бойцова для односторонней связи. Без колебаний я ее сунула в сумку, подумав, туда же отправила и наши (вдруг номер чей-нибудь из их памяти понадобится?).

Спускаясь бегом по лестнице, лихорадочно перебирала в голове: кого же все-таки я бы смогла позвать на помощь?

Сумку с телефонами и моим оружием я крепко прижимала к боку. Так с прижатой к себе сумкой забралась в машину. В тот момент, когда я сунула ключ в зажигание, неожиданно раздалась мелодия канкана. Так звонит мой телефон! Я даже подпрыгнула. Кто это среди ночи?

Лихорадочно зашарила в сумке рукой, достала мобильник и уставилась на табло: Дешень! С ума, что ли, сдвинулся? Я нажала кнопку ответа:

— Алло! Я слушаю!

— Алло, Марлина? Сто случилось?

Я ошарашенно молчала. Откуда он знает, что что-то случилось?

— Алло! Я слусаю, Марлина! Вам нужна помосчь? Не надо молцать! Говорлите!

Ей-богу, я ничего не понимала! Колдовство какое-то! Но может, и не надо ничего понимать? Может, вот она, помощь?

— Дешень! У меня подругу похитили! Я знаю, где ее держат. Пока еще не наступило утро, мы можем ее спасти. Мне так нужна помощь! Мне некого больше попросить об этом!

И тут слезы ручьем полились на мою физиономию, я зарыдала навзрыд.

На том конце залопотали по-китайски, я в расстройстве ничего не поняла, только продолжала подвывать и всхлипывать. Неожиданно Дешень сказал громко и четко:

— Я готов помогать тебе! Где ты? Скажи все подрлобнее.

Утирая нос и глаза ладошкой, я завела машину и, выруливая из двора, стала сбивчиво объяснять. Я рассказала, как нас вывезли за город, как с нами беседовал вице-мэр, как его подручный ударил Катьку, как я убежала за подмогой, а она не смогла. Как я угнала джип. А сейчас я хочу туда вернуться, пока не рассвело, чтобы вывезти Катьку. Только мне одной не справиться. И если Дешень мне поможет, я по гроб жизни ему буду благодарна.

— «По грлоб жизни» не надо. Лучше прлосто — «по жизни». — Дешень пытался пошутить. Но быстро перешел на деловой тон: — Рлаз ты на машине, значит, подъезжай к гостинице, я выйду.

Я надавила на газ.

Через пятнадцать минут я подлетела к гостинице. Через стеклянную дверь была видна освещенная лестница. По ней бегом спускался человек. Через мгновение он, открыв дверь, оказался на пороге. Дешень!

Я тормознула рядом с ним, он открыл дверцу и легко вскочил в салон. Я уставилась на него в замешательстве. Было отчего «замешаться». На китайце был ярко-голубой спортивный костюм, лоб перехватывала черная повязка, за поясом просматривались нунчаки. Просто черепашка-ниндзя! Крупненькая такая. Ну что ж, как раз достойная пара к моим разделочному ножу и молотку!

Но главное, я теперь не одна!

— Марлина! А почему ты в милицию не заявила? Рлусская милиция хорлошо рлаботает!

— Вам не понять. Это наши местные заморочки. Я просто думаю, что Быка уже принял меры и его люди в милиции готовы встретить любого, кто придет с заявлением на него.

— А кто этот Быка?

— Да вице-мэр наш, я уже говорила, что это он нас похитил, думает, что у нас компромат на него. А у нас никакого компромата нет. А он требует и угрожает.

Дешень закивал, но больше ничего не сказал. Мы мчались по городу. Миновав без задержек посты ГАИ, выехали в пригород. Потихоньку ночь начала светлеть, за городом это сильнее почувствовалось. Еще немного, и утро вступит в свои права. А значит, и Быкины подручные придут за нами. Придут за нами обеими, а обнаружат одну Катьку! Господи, они же будут ее бить! Скорее, скорее туда… Я поддала газу.

Дешень крепко держался рукой за ручку над дверцей, видимо, боялся вывалиться из машины на поворотах. Весь он как-то перестал быть похожим на бонзу, скорее на старшекурсника-отличника, «спортсмена и красавца», ответственно относящегося к серьезному заданию.

Где-то на полпути к нашей цели Дешень обернулся ко мне:

— Скажи, Марлина, все похоже на книжку?

По-видимому, он имел в виду, что все происходящее с нами похоже на сюжет какой-нибудь книжки! Я кивнула.

— Вот и хорлосо, — продолжил он. — Давай с тобой вместе такую книжку сочиним? В Китае будут читать с интерлесом прло такое, а в Рлоссии?

— Ну, если китаец про русскую жизнь писать будет, наверное, почитают. Повеселятся.

Дешень иронии не понял, а может, проигнорировал. Удовлетворенно закивал.

— Почитают, я уверлен. Я и в Амерлике издать могу, и в Индии, и в Монголии.

М-да, перспективы! Есть шанс стать юго-восточноазиатской знаменитостью! Если б не ситуация, я могла бы долго по этому поводу изгаляться, но сейчас было не до того.

— Скажи мне, Дешень, как ты узнал, что у меня случилась эта беда? — Я как-то неожиданно для самой перешла с ним на «ты».

— Ты мне сама сказала.

— Я ничего тебе не говорила. Это ты позвонил мне среди ночи и сказал, что готов мне помочь.

— Ну да. Потому что ты мне позвонила и брлосила трлубку.

— Какую это я «трлубку брлосила»? Я тебе не звонила, пока ты сам не позвонил!

— Почему сам позвонил?! — Голос Дешеня от возмущения даже дал «петуха». — Ты два рлаза звонила и сбрласывала, у меня на сотовом твой номерл есть!

Он даже щеки надул от обиды. И стал похож на обыкновенного пацана.

Ну ладно, я больше спорить не стала. Не до этого. Тем более мы добрались до поворота с трассы. Пусик легко свернул вправо и помчался по грунтовке. В салоне почувствовался запах щебеночной пыли. Ночь таяла, чуть только голубоватая марь сохранялась, обещая вот-вот исчезнуть. А на смену ей с земли поднимался белый туман.

Впереди показались железные ворота базы. Я сбавила скорость. Как поступить?

На полном ходу влететь в ворота, подскочить к двухэтажной домушке, через окно вдвоем вытащить Катьку и опять на скорости дать деру? А если охрана?

Может, наоборот, оставить машину в кустах, а самим попытаться пешком незаметно пробраться туда, незаметно вытащить через окно Катьку и так же по-тихому назад к машине?

Я остановила машину рядом с высокими зарослями крапивы, растущими на обочине. Обернулась к Дешеню:

— Ну что, Москва — Пекин, пошли?

Тот, по обыкновению, серьезно кивнул и выпрыгнул из машины. Я вылезла не так по-молодецки, таща за собой сумку с «холодным оружием». Дешень посмотрел на сумку и спросил, что у меня в ней. Я извлекла молоток и кухонный нож. Он хмыкнул и сказал:

— Не надо, если будет дрлака, я сам спрлавлюсь, — и достал из-за пояса нунчаки. Но я не намерена была идти с голыми руками. Поэтому в одну руку взяла нож, в другую — молоток, и мы направились к воротам.

На входе никакой охраны не наблюдалось. Мы тихонько толкнули калитку рядом с воротами, она легко распахнулась, и мы прошли на территорию базы.

В голубоватой дымке рассвета все казалось иным, чем ночью. Неясно выступали очертания строений, по земле полз туман, тишина стояла потрясающая. Казалось, мы в мертвом городе, хранящем ужасную тайну своей гибели. Я в растерянности остановилась. Куда идти? Выезжала я в багажнике, а когда нас сюда везли, не пыталась запомнить расположение базы. Так что сейчас я вдруг в ужасе осознала, что не знаю, где тот двухэтажный домишко с белеными стенами. Что ж делать-то?


Я наугад двинулась в глубь территории. Туман от земли стал подниматься выше. При этом он плыл по воздуху какими-то клочками. Ощущение нереальности происходящего стало еще острее. Дешень шел от меня в пяти шагах, но при этом я видела только его голову и туловище по пояс. Остальное утопало в пелене.

Вдруг он остановился и обернулся ко мне. Я увидела, как он поднес палец к губам. Мы замерли. И в вязкой тишине я услышала шаги.

Шаги были чуть слышны. Просто похрустывал гравий. Еще немного, и стало слышным, как кто-то всхлипывает. И сама не знаю почему, я вдруг заорала во всю глотку:

— Ка-а-а-тя! Катенька, я тут!

И еще через мгновение из тумана прямо на меня вышла Катька!

Я бросилась к ней и обхватила за плечи. Она всхлипывала и подскуливала, и прижималась ко мне. А я гладила ее по волосам и готова была закрывать собой от любых опасностей.

Дешень подошел к нам, вытащил из моих рук, обнимающих Катьку, нож и молоток, похлопал нас обеих по плечам, а потом сказал:

— Пошли скорлее назад, пока никого нет.

Катька оторвала несчастное лицо от моей груди:

— А тут вообще никого нет.

Мы с Дешенем переглянулись.

— Как — нет? Откуда ты знаешь? И вообще, как ты тут оказалась? Вылезла в окно?

— Нет, через дверь вышла. У меня голова очень болела, и сейчас болит тоже. Я потом уснула. Когда светать стало, я проснулась, к двери подошла, а она открыта! Я в коридор вышла, а там никого нет, по лестнице спустилась, а на улице туман такой! Куда идти, непонятно. Вот я и бреду, куда ноги выведут, а они меня на тебя вывели!

Катька опять зарыдала. Дешень стал потихоньку подталкивать нас обеих на выход. Мы вышли за ворота опять через калитку, подошли к джипу.

— Ой, Пусик, — обрадовалась Катька, — где ты его взяла?

— Угнала, — ответила я.

— А! — так же коротко отреагировала она.

Дешень помог ей забраться на заднее сиденье, сам сел рядом со мной.

Устраиваясь за рулем, я прижала боком сумку, через пару мгновений раздался сигнал сотового. Мы все дернулись от неожиданности, а Дешень полез в карман за своим телефоном. Он уставился на дисплей, потом в недоумении поднял глаза.

— Марлина! Ты мне звонишь?

Я вытаращилась на него:

— Нет, как видишь!

— А почему от тебя вызов?

— Не знаю, мой телефон в сумке. Ну, ты ответь, коль вызывают!

Дешень нажал кнопочку:

— Алло! — Он немного подержал телефон у уха и опять посмотрел на меня: — Молчат!

Черт знает что! Я полезла в сумку, достала телефон и поднесла его к уху. В трубке раздавалось сопение. Сопел Дешень. Через мгновение я поняла, в чем дело. Пока я тискала сумку, кнопка вызова последнего из набранных номеров могла оказаться случайно нажатой. Видимо, так и ночью вышло, когда Дешеню были звонки с моего телефона.

А хорошо все-таки, что такое возможно! Спасибо, телефония!

Я завела мотор.

Туман почти рассеялся. Утро раскрылось, как цветок. Страхи отступили, оставив недоумение. И еще обиды. И еще ощущение, что я стала сильнее и старше.

Почему же все-таки наши похитители так неожиданно исчезли? Я задала этот вопрос вслух.

— Наверное, потому, что я позвонил, — флегматично изрек Дешень.

— Куда? — спросили мы в один голос.

— Своему дрлугу, вашему мэрлу.

— И что? — опять мы хором.

— Я сказал ему все, что ты мне рлассказала ночью по телефону.

— Что именно?

— Я сказал, что его подчиненный, вице-мэрл, орлганизовал похищение моей невесты и ее сестрлы, что моя невеста смогла убежать, а ее сестрла осталась у похитителей. И что я, конечно, могу за помощью к губерлнаторлу обрлатиться, он мне всегда поможет, но думаю, что мой дрлуг — мэрл сможет сам рлешить этот вопрлос. Вот он, похоже, и рлешил его. Ты не обижаешься, что я сказал прло невесту? Прлосто так солиднее.

Я обернулась к Катьке, и мы посмотрели внимательно друг на друга. Потом она шмыгнула носом и рассмеялась:

— Хорошо все, что хорошо кончается. Давай, «прлосто невеста», трогай!


notes


Примечания


1


Строка из стихотворения С. Гудзенко «Мое поколение».